Земля будет вам прахом - Майкл Маршалл

Я позвонил в офис Билла, но мне сказали, что его нет. Я вспомнил, как он говорил о предстоящем крупном деле, и решил, что он, вероятно, работает дома. Поэтому я развернулся и поехал в обратную сторону.

Дома Билла тоже не оказалось. Я подождал, постучал еще раз и отошел назад по дорожке в поисках свидетельства того, что он дома, но предпочитает не встречаться со мной. Ничего такого я не обнаружил и остановился, не зная, что делать. Было слишком холодно, чтобы торчать на крыльце.

Я вернулся в машину, попробовал набрать его старый сотовый, но ответом мне была мертвая тишина. Мне вдруг пришло в голову, что в день нашей первой встречи, несмотря на разговор о том, что хорошо бы за рюмочкой вспомнить старые добрые времена, Билл не убедился, сможем ли мы связаться друг с другом, если захотим. Я же размышлял только об одном — как избежать дальнейших встреч, а потому не обратил внимания, что он, видимо, думает о том же. Разве не добрее, не человечнее было бы оставить его в покое, а не смягчать собственную вину, заставляя его еще раз заглянуть в книгу, которую он хотел закрыть навсегда? Кристина советовала мне все забыть и, возможно, не ошибалась.

Или это способ снять с себя ответственность — так же, как я отвернулся от Тайлера? Разве не должен я был хотя бы предоставить Биллу возможность сказать мне в лицо, какая я сука? Как иначе покончить с этим? Я помню вечера вскоре после нашего с Кэрол переезда в этот район. Незатейливые, но милые вечеринки с Рейнзами и их соседями, обеды, на которых мужчины подтянуты, но высокопарны, женщины кротки и склонны к полноте, но и те и другие скучны без меры, поэтому гости начинают оказывать повышенное внимание самому общительному ребенку хозяев, еще два часа пары жалуются друг на друга (кроме той пары, у которой слишком серьезные проблемы и которая потому наслаждается собственным внешним благополучием) и потом неожиданно разъезжаются, когда кто-то вдруг вспоминает, что ему пора, потому что нянечке нужно домой.

Вот только у Билла и Дженни детей не было. Как и у меня теперь. Жизни переплетаются так, что ты в конечном счете смотришь и не можешь понять, на какой бечевке какой узел. Я решил подождать еще немного в надежде, что хоть один из этих узлов удастся ослабить.

Какое-то время спустя я услышал стук в окно, поднял глаза и увидел Билла. У него была разбита губа и слегка затек глаз. Выглядел он усталым.

Я опустил окно.

— Планируешь скрытую атаку в стиле ниндзя? — спросил он. — Если да, то меня от тебя тошнит.

— Я приехал извиниться.

— За что? За то, что спал с моей женой или разгромил мой дом? Я уже не говорю о моем лице. Клиенты очень любят адвокатов, которые выглядят так, будто накануне подрались в баре.

— За все.

Он секунду-другую смотрел на меня, потом повернулся и медленно пошел в дом.

Стены в коридоре выглядели пустовато по сравнению со вчерашним, но от беспорядка не осталось и следа. Я устроился в углу на кухне, пока Билл готовил кофе. Никогда, пожалуй, в жизни не чувствовал я себя так неловко.

— Она в Боулдере, — сказал он наконец.

— Вернулась домой?

— Вы же наверняка изредка еще и разговаривали, — иронично заметил он. — И тогда ты должен знать, что она из Филадельфии.

Я не представлял, что ответить на это.

— Уехала пять месяцев назад, — добавил он, подавая мне кофе. — Откровенно говоря, к лучшему. Она дошла до такого состояния, что жить с ней стало невозможно.

— До какого состояния?

— Постоянная депрессия. Я имею в виду, настоящая депрессия. Перестала выходить, мастерить свои украшения, прекратила вообще что-либо делать — только сидела у окна и смотрела в лес. Какой-то внутренний завод в ней оставался, и она убирала дом, потом принималась убирать опять. Она теперь живет с каким-то типом. Надеюсь, он нашел к ней подход, хотя, видит бог, я пытался.

— Когда ты узнал?

— О вас двоих? Недели за две до ее отъезда. Наш брак уже держался на соплях. Как-то в разговоре всплыл ты, в основном как подтверждение того, что я был туп, занят только работой и не видел, что происходит у меня под носом. Наверное, это справедливо, ведь я понятия не имел о вас двоих. Конечно, я считал тебя другом и не ждал пакостей с твоей стороны.

— Билл, я ничего не имел против тебя.

— Рассказывай, — процедил он, глядя мне в глаза, и на мгновение воздух между нами наэлектризовался. — Ты думал, она замужем за кем-то другим?

— Извини, — пробормотал я. — Я повел себя скверно и прошу прощения.

— О'кей.

— Значит — всё?

— Что ты хочешь от меня? Если бы ты оказался под рукой в тот день, когда я узнал, я бы, наверное, решил разобраться. А теперь? Было и прошло, Джон. Это твоя проблема — не моя.

— Вчера вечером ты думал иначе.

— Ну да, и посмотри, чем это закончилось. — Он вздохнул. — Я вспылил из-за твоих намеков, будто я сделал с ней что-то, а это уже полная херня.

— Да я просто растерялся.

— Ясно. Я перегорел, Джон. Не хочу наступать тебе на мозоль, но ты был не единственный. После твоего отъезда объявился по меньшей мере еще один. Хотя, похоже, счастливее от этого она не стала.

На мгновение у меня и в самом деле защемило сердце. Я понял, что, если вам хоть раз доводилось просыпаться с кем-то в одной постели, невидимая нить связывает вас на всю жизнь.

Я сухо рассмеялся и покачал головой.

— Вот и я так думаю, — сказал Билл.

Несколько минут мы молчали — попивали кофе с видом осторожной учтивости.

— Так чем ты теперь занят?

— Я официант, — ответил я, провоцируя его на всевозможные домыслы.

— Неплохо. Миру нужны официанты. Представляю, как виртуозно ты таскаешь подносы. И к этому ты собираешься вернуться?

— Да.

— Сегодня?

— Планирую сегодня.

— Хороший план.

— Рад, что ты одобряешь.

Он поднял бровь:

— Мы ведь не собираемся повторять вчерашнее? У меня и без того кулаки болят.

Я улыбнулся:

— Нет, не собираемся.

На этом, похоже, можно было ставить точку. Билл сделал шаг к коридору, и я понял, что пора уходить.

Небо над головой висело низкое, холодное, неприветливое — я помнил этот матовый отблеск по тем временам, когда жил здесь. Погода решила отбросить шутки. Я сделал шаг на улицу и услышал за спиной голос Билла:

— А все остальное разрешилось?

— Что остальное?

— Ну, что-то с Эллен Робертсон. Вчера мы как-то ушли от этой темы.

— Вроде того, — сказал я. — По крайней мере, я этим больше не занимаюсь. И потом, Эллен куда-то пропала.

— Да, похоже, лучше тебе забыть эту историю.

— Согласен. Я, как ни странно, мудрею с каждым днем.

— Позволь дать тебе совет, Джон.

— Слушаю, — ответил я, полагая, что это будет нечто вроде «не вороши прошлое», «забудь», «двигайся вперед», «оставь мрачное вчера ради светлого завтра».

Я был готов выслушать его. Советы такого рода я мог выслушивать до бесконечности.

— Опасайся Брук Робертсон.

Этого я не ожидал.

— Я сегодня уезжаю, — сказал я. — Но ради интереса: а с чего вдруг?

— Я этих двоих неплохо знал в школе. Я даже гулял с Брук несколько недель, когда нам было лет по четырнадцать. Но ты же меня знаешь — я большой бесхитростный тупица.

— Никто так не считает.

— Считает-считает, и во многом они правы. Но я не возражаю против того, какие карты достались мне при сдаче. Большую часть времени приходится иметь дело куда как с худшими типами. Только я хочу сказать, что у Брук карты из совсем другой колоды.

— Не понимаю.

— Она чертовски умна, но как-то извращенно. Мы перестали встречаться, и по моей инициативе, хотя она выглядела привлекательно и давала понять, что между нами возможно все. Да и говорить с ней было интересно. Года два спустя пошли слухи, что у нее что-то было с одним из учителей английского. Она влюбилась без памяти, а он не отвечал взаимностью — как-то так.

— И?

— Он умер.

Я рассмеялся:

— Его что, нашли с расческой Брук, вонзенной в сердце? Брось, Билл.

— Он заболел. До этого он был крутым спортсменом, вторым в баскетбольной команде. А шесть недель спустя умер от удара. Предохранитель в мозгах перегорел.

— Такие вещи случаются. При чем тут Брук? Ерунда.

— Возможно. Но помнишь, как ты говорил? Точки пугают людей, поэтому они соединяют их линиями, которых на самом деле нет.

— И я был прав.

— Статистически все мы время от времени бываем правы. Даже такие сукины дети, как ты.

Я улыбнулся:

— Значит, ты был сердечным другом Брук Робертсон? Неужели?

— Нет, — терпеливо пояснил он. — Об этом-то я и говорю, Джон. Я редко ее вижу теперь, а если вижу, это не доставляет мне удовольствия. Не знаю, было ли у нее когда-нибудь сердце, чтобы с ним подружиться, но то, что теперь его нет, это точно. Она взяла себе в голову, что должна удерживать крепость от монгольских орд, и если в ее теле и жила девушка, то она давно похоронена в лесу. И сделала это сама Брук. Она теперь Робертсон. Само семейство Робертсон. И ничто другое.