Яд Фаберже - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, на чем я остановилась? Лондонская полиция сделает запрос в Москву, в прокуратуру. Будет названо мое настоящее имя…Зачем, зачем ему понадобилось сохранять мое имя? Идиот!!! Из Москвы придет ответ: Лариса Захарова находится в розыске и подозревается в предумышленном убийстве… А как же иначе, если я, как выяснится позже (если еще не выяснилось), была знакома с Муром до убийства Наташи и ее семьи, ведь нас могли видеть вместе… Первый раз мы столкнулись в подъезде – Наташа с Муром выходили из моей квартиры, а я как раз появилась из лифта. А потом мы виделись неоднократно и даже здоровались друг с другом. Это было и возле моего дома, когда я выходила из подъезда, отправляясь на работу к Лунникам, а Мур поджидал под деревом Наташу, и рядом с домом, где жила Наташа… Словом, мы стали встречаться все чаще и чаще…
В тот день он позвонил в дверь квартиры Лунников, и Наташа пошла открывать. Я была уже в прихожей и собиралась идти домой. Конечно, она заглянула в «глазок», иначе бы не открыла. Увидев Мура, как я себе сейчас это представляю, она испугалась, но, возможно, и обрадовалась. Наверное, она любила его, и открыла только, чтобы предупредить, что Ефим дома, что к ней нельзя… Приход Мура она могла воспринять как сильное желание увидеть ее, и не открыть ему дверь она тоже не могла, зная его тяжелый нрав. Ведь тогда бы он стал звонить, настойчиво, зло, чем непременно привлек бы внимание Ефима. Вот тогда, по мнению Наташи, точно был бы скандал. Вероятно, Наташа хотела уговорить его уйти. Но для этого ей пришлось открыть дверь… И она открыла…
Мы стояли с ней рядом, но он выстрелил прямо ей в голову. Ей, а не мне; ей, которая любила его, содержала его, отдавалась ему, рисковала всем ради него, поссорилась с сестрой ради него, открылась мне ради него…
Наташу отбросило к стене, и она тяжело рухнула, скользнув по мокрой от крови стене на пол. На выстрел прибежали Ефим и Мишенька… еще два выстрела… Брызги крови, запах пороха… Мур берет мои руки и прикладывает их к теплой крови, припечатывает мои пальцы к стенам, дверям… Но прежде он дает мне подержать пистолет, унесший жизни целой семьи.
И вот теперь все это мне придется рассказать Арчи? Зачем Арчи столько проблем? Да стоит только взглянуть на его холеное лицо и тщательно отглаженный костюм, белоснежную сорочку и уложенные волосы, как начинаешь понимать, как и чем жил до встречи со мной этот человек. Богатый, по словам Мура, антиквар, тихо и комфортно живущий в своем большом доме с толстой кухаркой, готовящей ему омлеты и пудинги. Эдит? С ней у него тоже нет проблем, точнее, он не желает создавать себе лишние проблемы, женившись на ней. Я не могла себе представить Арчи, который, услышав, в какую передрягу я попала, бросился бы мне на помощь и развил бы бурную деятельность по моему спасению. Зачем ему это, ну зачем? Ладно бы я действительно была его родной дочерью. Вот уж тогда бы я ему все рассказала, умоляя о помощи. Попросила бы его спрятать меня, отправив куда-нибудь подальше, в ту же Африку или Австралию… Быть может, он сжалился бы надо мной и оплатил дорогу Левину… Но при мысли о Левине мне стало и вовсе нехорошо. Спрашивается, зачем я такая сложная и проблемная Левину-то? Он что, не сможет найти себе девушку в Москве? Зачем ему лететь в Австралию, если достаточно выйти на улицу и подцепить первую встречную, быть может, немного смахивающую на меня… такую же рыжую, с веснушками на кистях рук…
Я заплакала, забывшись. Ни шуршащие на заднем сиденье пакеты с покупками, ни ласковый и добрый Арчи, сидящий за рулем автомобиля и с нежностью посматривающий в мою сторону, ничто не существовало для меня в тот момент, кроме огромной, черной и ледяной нависшей над моей головой опасности…
Я проплакала весь оставшийся путь, и Арчи, словно почувствовав, что мне необходимо выплакаться, не задал ни одного вопроса. Приехав, он помог мне донести все покупки до моей комнаты и сказал, что сам позовет меня обедать, предупредит за полчаса, чтобы у меня было время привести себя в порядок.
Ничего не соображая, я машинально двигалась по комнате, раскладывая новые вещи, развешивая что-то на плечики, а что-то просто на кресла и стулья. Словно главным для меня в тот момент было не оставлять покупки в пакетах. Разболелась голова, меня начало поташнивать, и мысли плавно, словно по проторенному руслу, привели меня к единственно правильному, на мой взгляд, решению. Оно было радикальным, отчаянным, необратимым, страшным, опасным… Но, только избавившись от Мура, убив его в среду в три часа в дубовой рощице, я буду свободной и, быть может, богатой. Умирая, Ниночка отдала мне все свои сокровища и взяла с меня слово, что я стану их продавать лишь в случае крайней необходимости, смертельной опасности. Я очень хорошо помню все, что она сказала мне, вручая мешочек, наполненный золотом, бриллиантами, изумрудами…
– Лора, золотко мое. Все это досталось нашей семье не совсем обычным способом. Возможно, все это стало моим по воле случая, и тогда в этом нет ничьей вины, я имею в виду нашу семью… Но вполне возможно, что на этих драгоценностях кровь людей. Хотя я все же больше склонна предполагать, что они попросту украдены в смутное время у одной весьма достойной дамы. Я не хочу рассказывать тебе о ней лишь по одной причине: я не уверена в том, что эти предметы роскоши принадлежали именно ей. Но в нашей семье ее имя всегда произносили с благоговейным трепетом. Наверное, благодаря ей наша семья и выжила в трудное время… Но еще раз повторяю: я не уверена, что все это правда. Моя мама когда-то тоже просила меня о том, чтобы я не продавала эти драгоценности. Она считала, что добытые таким образом деньги, во-первых, не принесут пользы и будут потрачены впустую, к тому же привлекут к нам внимание тех, кого очень интересуют подобные вещи… Во-вторых, она была твердо уверена, что куда спокойнее жить, зная, что у тебя за душой все же что-то есть. Другими словами, она призывала хранить эти драгоценности на черный день. Призывала, но не выдержала, и когда от нее ушел муж, мой отец, ушел к другой женщине, продала одну брошь с сапфиром и накупила себе платьев, духов… Но отца не вернула, а подцепила болезнь и умерла. Я сначала помнила об этом, но потом сочла это глупостью, простым совпадением, и, уезжая из Кисловодска, продала перстень с большим изумрудом, чтобы добавить к вырученным от продажи дома деньгам и купить квартиру в Москве. Но разве это можно было назвать черным днем? Просто я решила переехать в Москву и заботиться о тебе. А ведь могла бы сделать наоборот – взять тебя к себе, в Кисловодск. И мы бы жили там, в доме с садом… А теперь и меня скрутила болезнь… Думаю, это расплата за мое легкомыслие…
Я думала, что все сказанное мне Ниночкой, – бред умирающей. Хотя она испугала меня этим своим странным рассказом. С другой стороны, если вдуматься, то откуда в нашей семье взяться таким сокровищам? Но в одном она была права: отнеси я даже самую скромную вещицу из всего, что у нас было, – одно-единственное кольцо с крупным бриллиантом, – московскому ювелиру, и моей персоной заинтересовались бы. Непременно. И мало того что обманули бы с ценой, так еще и ограбили бы квартиру в поисках других украшений. Словом, я решила все это сохранить и даже удержалась от того, чтобы продать что-то, чтобы выручить деньги на поступление в университет. У Лунников мне вполне прилично платили, чтобы я смогла скопить необходимую сумму. К тому же за то, что Наташа пользовалась в дневное время моей квартирой, она доплачивала мне дополнительно двести долларов. Для нее это были небольшие деньги, а для меня – огромные. Значит, не пришел тогда еще мой черный день. Теперь же, когда все мои дни стали черными, Ниночкины драгоценности лежали в пустой московской квартире мертвым грузом и в силу рокового стечения обстоятельств не могли сослужить мне свою службу. Хотя что бы я смогла сделать с их помощью? Откупиться от Мура? Да он бы хапнул их и все равно не отказался бы от своего плана прибрать к рукам богатство Вудза. И что же мне оставалось делать, как не убить Мура? Попросить у Арчи денег, купить пистолет и убить его… Но смогу ли я это сделать? Способна ли я на убийство даже ради сохранения собственной жизни? А что, если у Мура действительно в Лондоне есть сообщники, о которых мне пока ничего не известно. Я убью его, а они выйдут на меня и все равно заставят сделать все то, ради чего меня и привезли в Лондон?!
Это был тупик. Беспросветный. И ни единая душа в этом мире не в состоянии была мне помочь… Бежать?.. Ото всех и вся… Бежать без оглядки. Куда? Что мне делать?
…Я стояла у окна и наблюдала, как Мардж накрывает на стол. Мирная картинка из чужой жизни. Вот появилась Эдит в брюках и белой блузке, села в плетеное кресло и что-то сказала Мардж. Та ей ответила. Да, плохо не знать языка. У Эдит белая тонкая рука, кисть, словно из мрамора, между указательным и средним пальцем она держит сигарету. Голубой дым медленно поднимается вверх, я чувствую аромат табака…