Ведьмы и ведьмовство - Николай Сперанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Строки эти очень характерны для впечатления, которое испытывает всякий, кто начинает знакомиться со специальной «ведовской» литературой. Вся она неизбежно представляется современному читателю продуктом болезненного бреда. В соображениях Бухвальда есть также и положительная ценность: они нам помогают понять, откуда инквизиторы получали свои добровольные и «добросовестные» свидетельства о фактах совершенно чудовищной невероятности 1. Но по существу дела догадку Бухвальда, конечно, приходится признать совершенно несостоятельной. Довольно принять в расчет тот факт, который не был известен Бухвальду, что «Молот ведьм» для своего времени не был нисколько оригинален. Он лишь
1 Вот небольшой образчик тех добровольных показаний, которые особенно ценились инквизиторами. Авторы «Молота» пишут: Novimus vetuiarn, tres successive abbates, ut publica omnium fratrum fama in illo monasterio etiam in hodiernum diem refert, r.on solurn in his (дело идет об inordinatus amor) maleficiasse, sed et interemisse, quartum iam simili modo dementasse. Quod et ipsa publica vocc fatetur nee veretur dicere: feci et facio. nee desistere a meo amore poterunt, quia tantum de meis stercoribus ederunt (quantitatem per extensurn brachium demonstrando). Quia nobis non adcrat ulciscendi et inquirendi super earn facultas, ideo adhuc superest.
подвел итоги тому, что ранее него уже внушалось обществу в течение почти сорока лет. «От своего разумения мы в труд наш внесли очень мало — почти что ничего», — так скромно заявляют сами творцы этого знаменитого произведения. В подобных же условиях было бы совершенным произволом допускать, будто все эти немцы и французы, итальянцы и испанцы, которые независимо друг от друга с таким упорством рисовали в своих трудах одни и те же ужасные картины, все были одинаково повреждены в своем уме тяжелою душевною болезнью. Конечно, этих упорных тружеников оккультизма, которые сумели внести систему в бессвязный простонародный бред давними пугалами человеческой фантазии, никто не согласится признать за здравомыслящих людей. Но если они являются для нас «скорбными главой», то этот вид расстройства все же входит не в ведение медицины, а в область истории образования. Если мир Божий мог так уродливо отражаться в их сознании, то виноваты тут были их же собственные труды, приложенные к тому, чтобы усвоить книжную премудрость, необходимую для совершенных инквизиторов. Dialogus Miraculorum, Bonum universale de apibus и Legenda Aurea за время монастырского новициата; схоластика с ее известными нам методами и выводами за время университетского ученья; Directoria Эймерика и других искоренителей всякого вольномыслия и в то же время всякого колдовства — вот умственная пища, которою годы и годы насыщали себя эти «собаки Господа» (Domini canes), оттачивая зубы на врагов церкви. Rabies theologica — вот и старинное название того недуга, к которому предрасполагала такая пища. Этой–то специфической болезни и обязана была Западная Европа своим знакомством с проклятой сектой ведьм. Этой–то rabies theologica и продиктован был Malleus Maleficarum — книга, где от каждого листа, от каждого корявого силлогизма пахнет кровью и жареным человеческим мясом.
VI
Оккультистская литература XV века, сводом которой являлся «Молот ведьм», могла гордиться высоким покровительством. Наряду с мотивированной «апробацией» Кель–некого богословского факультета, который держал в своих руках только что зародившуюся тогда в Германии книжную цензуру, ко всякому изданию «Молота» обычно прилагался текст буллы Summis desiderantes affectibus, данной в 1484‑м году Шпренгеру и Инститорису папою Иннокентием VIII.
«Иннокентий, епископ, раб рабов Божиих, желая всеми силами души, чтобы при нем вера католическая процветала и возрастала более, нежели когда–либо, и чтобы всякое еретическое нечестие было далеко изгнано из пределов верных», обращался в этой булле к Германии с такого рода пастырским увещанием.
К великому прискорбию нашему, дошел до нас неложный слух, что в некоторых частях Верхней Германии, как–то: в провинциях, городах, землях, местностях и епархиях Майнцской, Кельнской, Трирской, Зальцбургской и Бременской округи, множество лиц обоего пола, забывая о собственном спасении и уклоняясь от католической веры, распутничают с демонами incubus'aми и succubus'aми и своими нашептываниями, чарова–ниями, заклинаниями и другими безбожными, суеверными, порочными, преступными деяниями губят и изводят младенцев во чреве матери, зачатие животных, урожай на полях, виноград на лозах и плоды на деревьях, равно как самих мужчин и женщин, домашнюю скотину и вообще всяких животных, а также виноградники, сады, луга, пастбища, нивы, хлеба и все земные произрастания; что они нещадно терзают как внутренними, так и наружными жестокими болезнями мужчин и женщин, домашнюю скотину и других животных; что они тем же мужчинам не позволяют производить, а женщинам зачинать детей и лишают мужей и жен способности исполнять свой супружеский долг; что, сверх того, они кощунственными устами отрекаются от самой веры, полученной при св. крещении, и что они по подстрекательству врага рода человеческого дерзают совершать и еще бесчисленное множество всякого рода несказанных злодейств и преступлений, вводя в опасность погибнуть свои души, оскорбляя Божеское величие и служа пагубным примером и соблазном для многого множества людей. И хотя возлюбленные сыны наши, Генрих Инститорис и Яков Шпренгер из ордена братьев проповедников, профессора богословия, были назначены и состоят в силу нашей апостольской грамоты следователями по делам о еретическом нечестии, первый — в вышесказанных частях Верхней Германии, обнимающих, как надо понимать, и провинции, и города, и земли, и епархии и другие такого рода местности, а второй — в некоторых областях вдоль Рейна, однако иные клирики и ми–ряне в этих странах, не в меру высоко ставя свое разумение, нагло и упорно утверждают, что так как в наказной грамоте не поименованы точно и в отдельности ни такого рода вышесказанные провинции, города, земли, епархии и другие местности, ни лица в них, ни преступления такого рода, то все это сюда и не подходит и что поэтому вышепоименованным инквизиторам в вышесказанных провинциях, городах, епархиях, землях и местностях нельзя заниматься сыском и что их не должно допускать к наказанию, заключению в тюрьму и исправление помянутых лиц за вышесказанные злодейства и преступления. Благодаря этому в вышесказанных провинциях, городах, епархиях, землях и местностях подобные провинности и преступления и остаются безнаказанными, за что душам тех людей грозит очевидная опасность потерять вечное спасение.
Ввиду такого положения дел папа именем апостольского своего авторитета строжайше повелевал, чтобы посланным им инквизиторам никто не смел впредь чинить никаких помех. Он подтверждал, что инквизиторы по всем делам такого рода имеют право привлекать к себе на суд и подвергать заслуженной каре лиц всякого общественного положения, как бы оно ни было высоко; что они могут проповедовать народу во всех и каждой из приходских церквей Верхней Германии так часто, как им заблагорассудится, и что они вообще вольны принимать при исполнении своих обязанностей все меры, какие сочтут полезными. Папа затем обращайся к епископу Страсбургскому и поручал ему неумолимо карать ослушников, которые вновь начали бы тормозить дело инквизиции; в случае же сопротивления он должен был привлекать к содействию руку светской власти.
Булла эта издавна служит в специальной литературе предметом ожесточенных пререканий между писателями «свободомыслящего» и клерикального лагеря. Тогда как первые долгое время представляли ее чем–то вроде Великой Хартии процессов ведьм, сигналом к массовой их организации, которые упорно утверждают, что взгляд этот является характерным образчиком того, насколько партийное пристрастие способно искажать историю. По существу дела, говорят они, булла эта почти не имеет отношения к вопросу о том, следует ли верить в реальность «ведовства». Она отнюдь не носит какого–нибудь догматического характера. Она является чисто юридическим актом, решав–шим спорный вопрос о пределах компетенции двух данных инквизиторов. Что касается приведенного в ней длинного перечня колдовских преступлений, то он составлен не от лица папы; по общему правилу, в основу всех подобных булл полагался вызвавший ее появление доклад местных агентов папского престола. И если даже допустить, что Иннокентий VIII сам вполне верил в действительность того, о чем ему писали Шпренгер и Инститорис, то все же толковать о том, будто бы папа склонил общественное мнение на сторону инквизиторов, «бросив на чашу весов всю тяжесть своего непогрешимого авторитета», значит лишь обнаруживать полное незнакомство с основами церковного католического учения о папской власти. Папа непогрешим, когда он говорит ex cathedra. В данном же случае Иннокентий VIII говорил несомненно extra cathe–dram. А несогласие с папой, когда он говорит extra cathe–dram, т. е. как простой смертный, на главу коего не изливается тогда «харизма непогрешимости», никогда не служило препятствием католику оставаться добрым сыном церкви. И надобно еще заметить, что самая опасная сторона учения «Молота ведьм», его теория, что колдуны могут слетаться на колдовские шабаши, в булле не помянута ни словом.