Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек - Роман Бабаян

Тем временем, пока Алексей Оленин, получивший теперь мусульманское имя Рахматулло — «Благодарный Аллаху», искал дорогу к Богу, большая политика шла своими путями. Председатель Революционного совета Демократической Республики Афганистан Бабрак Кармаль, встречаясь с корреспондентами ТАСС, заявлял, что правдивое и объективное информационное освещение событий «помогает афганскому народу в борьбе за независимость и территориальную целостность страны, помогает развитию и укреплению традиционной дружбы с народами Советского Союза».

Строительство светлого будущего в стране, население которой жило по законам средневекового феодализма, шло по известному образцу — пример брали с СССР. Кармаль не уставал говорить со всех трибун, что советские войска пришли для того, чтобы помочь законному правительству победить контрреволюцию, взращённую империалистами. Победа в этой борьбе обязательно будет за народом, который идёт за НДПА — Народно-демократической партией Афганистана.

В этой борьбе афганский народ потерял, по самым скромным подсчётам, не меньше двух миллионов человек. Вопрос о том, какая часть населения поддерживала просоветское и прокоммунистическое правительство Кармаля, теперь уже навсегда останется открытым. Для «шурави» было очевидно одно: если в городах власти НДПА ещё как-то управляют ситуацией, опираясь на свои и особенно советские воинские части, то в горах и в сельской местности — царство «непримиримых», там свои законы и представления о справедливости.

Рахматулло-Алексей говорил, что среди афганцев он всегда чувствовал себя как Робинзон Крузо на необитаемом острове. С той разницей, что тот совсем не видел людей и не общался с ними, а вокруг него людей было очень много, но все они — чужие.

На Родине же его записали в число «пропавших без вести». Этими словами завершалось его личное дело в части, где он проходил службу.

Хотя после того как он стал считаться мусульманином и даже, по его признанию, вызубрил пять страниц из Корана на арабском языке, ни слова там не понимая, отношение к нему заметно изменилось в лучшую сторону, окончательно своим для афганцев он так и не стал. За такими, как он, закреплялось прозвище «мухаджир». Когда-то так называли мусульман, которые в 622 году во времена пророка Мухаммеда переселились из Мекки в Медину. В то время они составляли элиту мусульманской общины. Дословное значение этого слова в переводе с арабского — «оставивший свои грехи». Так же называли мусульман, которые переселились в другую страну, чтобы сохранить свою веру. Постепенно этим словом стали обозначать странников, скитальцев, людей, потерявших свою родину. Конечно, в этом прозвище можно увидеть что-то почётное, но всё же тот, кто странствует, тот ещё никуда не пришёл, значит, не достиг полноценной жизни. Наверное, такое определение лучше всего отражает положение советских пленных на чужбине, как бы они к ней ни приспосабливались.

— Был случай, когда мне дали в руки автомат, — вспоминает Алексей-Рахматулло. — Он был снаряжен боевыми патронами, всё как надо. Сказали — пойдёшь с нами на разведку, ты теперь мусульманин, мы тебе доверяем, будешь в случае чего сам себя защищать. У меня сердце зашлось. Ведь пойдём к нашей части, значит, пара очередей по моим спутникам — и я свободен, опять окажусь среди своих! Только что-то мне подсказывало — всё это затеяно не просто так. Моджахеды давно воюют, они не такие простаки, чтобы вооружить человека, который сможет их запросто убить. Значит, здесь кроется какой-то подвох.

Так и вышло — когда мы вернулись и я отдал автомат, увидел на нём заметку. Оружие было без бойка и не могло стрелять. Меня просто ещё раз проверили — стал ли я истинно верующим или просто притворяюсь, чтобы жизнь спасти.

Алексей ещё говорил, что, видимо, многие ребята попали в эту ловушку и погибли. Ему приходилось слышать не раз о расправах с пленными «шурави». Был случай, когда моджахеды из двух банд забили пленного насмерть только потому, что не смогли его поделить, договориться, кому он будет принадлежать. Но строже всего карались попытки бежать. Рассказывали, что одного парня за это сожгли в бочке с бензином. Во время наших путешествий по стране с представителями Комитета воинов-интернационалистов мы видели могилу парня по имени Мохаммад Ислам — его русского имени никто из афганцев не знал. Он попытался уйти из кишлака, но был замечен, и его расстреляли, несмотря на то, что он давно стал мусульманином. Вообще от многих ребят, погибших в плену, не осталось имён. Нам показывали много таких могил. Помню парня Нурулло, который погиб и вовсе нелепо — во время проведения операции спецназа наших воздушно-десантных войск против отряда Гафур-хана, которому принадлежал этот пленный. Похоронили его как мусульманина по местному обряду.

Афганцы охотно помогали нам в поисках этих могил, но русских имён ребят не знали, а документов, конечно же, от них никаких не оставалось. Вот и получалось, что из категории «без вести пропавших» парни переходили в категорию «без вести найденных», становились неизвестными солдатами. К моменту вывода советских войск из Афганистана таких на учёте было более трёхсот человек.

Мир — свой или чужой?

Воинов-интернационалистов на советско-афганской границе встречали торжественно, все выпуски теленовостей посвящались этому. Рахматулло этого не видел и не слышал — там, где он жил, попросту не было электричества. Но о том, что шурави ушли, знал от афганцев. Шёл седьмой год его плена — по календарю 1989-й. И он ощутил непередаваемое чувство — если раньше оставалась хотя бы призрачная надежда вырваться из неволи, теперь не осталось никакой. Надежда ушла вместе с последней колонной советских войск.

В разговоре с нами Алексей сказал, что не может найти подходящего словесного определения своим тогдашним переживаниям. Было в сердце что-то, дающее силы жить и верить в лучшее, — и вдруг этого не стало. Осталась пустота. Теперь помочь ему могло только чудо.

Вскоре после вывода сороковой армии моджахеды собрали пленных в одном месте, чтобы показать западным журналистам. Говорили о том, что эти люди надеются на помощь международного Красного Креста, но она до сих пор не поступает. Один из вождей душманов клялся, что он никого убивать не собирается, и тут же сокрушённо вздыхал: «Но, к сожалению, это уже происходит… Недавно одна из непримиримых группировок казнила сразу семнадцать человек».

После устроенного для прессы спектакля советских военнопленных вернули прежним хозяевам — полевым командирам. Нет, конечно, кому-то повезло и Красный Крест помог вернуться на родину. Кого-то обменяли. Некоторые с помощью всё того же Красного Креста смогли перебраться на Запад и там остались. Следы «русских афганцев» находятся даже в Африке, об этом рассказывали ребята из Комитета воинов-интернационалистов. Большинству всё же не повезло, и они остались в Афганистане. Среди них оказался и Алексей-Рахматулло.

Изменилась ли после ухода русских политическая ситуация в Афганистане? Конечно, изменилась. Вот только в какую сторону — худшую или лучшую, — сказать очень трудно. В афганских селениях очень популярна игра «бузкаши» — её ещё называют «козлодранье». Множество всадников стараются завладеть тушей козла, любыми путями вырвав её из рук других. Кто удержит дольше всех — тот и победил. Афганцы предаются этой забаве уже не одну сотню лет. В 1953 году была даже высказана идея о том, чтобы сделать бузкаши национальным видом спорта и превратить в командное состязание. Кое-где это уже произошло, но в Афганистане идея не прижилась — она слишком не соответствует национальному духу. Здесь все борются против всех и каждый за себя.

Падение НДПА привело к тотальному бузкаши в стране. Искусство афганской войны заключалось в том, чтобы захватить как можно больше территории, урвать свой кусок. Этим занимались и большие отряды, и совсем маленькие шайки — каждый стремился найти свою зону контроля и получить от неё максимум выгоды. Лидеры так называемого Северного альянса, победив противников, принялись воевать между собой.

Алексею иногда казалось, что о нём все позабыли. Самое время поискать пути домой. Но как? За пределами своего округа его никто не знает, и он обычный «кафир» — неверный, жизнь которого не стоит совсем ничего.

— Удивительно, что в Афганистане постоянно меняются правительства, всё время приходят какие-то новые партии и движения, короче, политическая ситуация ни секунды не стоит на месте, а люди остаются прежними, на них никакие перемены не действуют, они живут, как жили веками, — рассказывал Рахматулло-Алексей. — За те двадцать два года, что я здесь прожил, люди нисколечко не изменились, не то что у нас в России. Если давать афганцам какие-то характеристики, то я бы сказал так — больше всего они похожи на детей, которые никак не хотят взрослеть. Очень простые, но при этом бывают чрезвычайно хитрыми и жестокими — жестокость тоже детская, как будто не воюют, а играют в войну и всё делают понарошку. Сложно в них разбираться человеку, которому не пришлось среди них пожить.