Белое, черное, алое… - Елена Топильская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нателла Ивановна…
— Я же сказала, просто Нателла.
— Как-то неудобно… А с отчеством никак?
— Никак, — твердо сказала она. — Меня это будет раздражать.
— Хорошо. — Я вздохнула. — Мне передали дело о смерти вашего сына и невестки. Я хотела поговорить с вами.
Она чуть больше повернулась ко мне и подняла брови, как бы вежливо говоря:
«Правда?»
— Вы теперь возглавляете фирму сына?
— Немножко не так, — ответила она-с еле заметной улыбкой. — Фирмы сына больше не существует. У него была строительная фирма, а у меня фитнесс-зал.
Просто я сохранила название.
— И здание?
— И здание.
Она кивнула с той же милой улыбкой, еле обозначенной.
— Как вам это удалось? На здание ведь было много претендентов?
— Отнюдь. Сын устранил всех конкурентов. Конечно, в переносном смысле, юридическим путем. У него был очень мягкий характер. Я иногда не понимала, как можно добиться чего-то в делах с таким мягким характером. После его смерти я приобрела его фирму, вместе с имуществом, естественно, то есть вместе и с этим зданием, и закрыла ее. Вернее, перерегистрировала.
— А его персонал?
— Особого персонала там не было.
— Насколько я знаю, там были, по крайней мере, бухгалтер, референт и охранник.
— И это ярко демонстрировало неспособность моего сына вести дела.
Сентиментальность и бизнес — две вещи несовместные. Охранником был выживший из ума старикан, где уж сын его подобрал, я не знаю. Референтом — бывшая сокурсница сына, полная неудачница во всем. А окружать себя неудачниками вредно, это заразно.
— А бухгалтер?
— Это был единственный дельный работник, и то нашла ее я. Она перешла в мою фирму.
— У вашего сына была «крыша»? — спросила я, отдавая ей назад паспорт.
Редничук убрала паспорт в сумку, щелкнув замком, а потом спросила:
— «Крыша»? А что это такое? — и опять еле заметно улыбнулась.
— Я имею в виду, платил ли ваш сын кому-то деньги за безопасность? Чтобы его не трогали криминальные элементы?
— Нет.
Она покачала головой.
— А вы платите кому-нибудь?
— А как вы думаете, что я вам отвечу?
Очаровательная женщина, подумала я, записывая ее слова в протокол.
— Нателла Ивановна…
— Нателла, — поправила она.
— Скажите, пожалуйста, а что сталось с городской квартирой вашего сына и его семьи?
— Ровным счетом ничего. Там продолжают жить его дети — мои внуки.
На бабушку она никак не походила.
— Разве они живут не с вами? — удивилась я.
— Нет, они живут в своей квартире с няней, а я обеспечиваю им жизнь.
Видя мое удивление, она пояснила:
— Разве вы не считаете, что так логичнее? Я занимаюсь бизнесом и не могу уделять им столько времени, сколько нужно для их нормального, гармоничного развития. Кроме того, зачем им стеснять меня, а мне — их? Они привыкли к своей квартире. А я столько времени жила одна, что постоянное присутствие в моем доме маленьких детей и их няни создаст определенные неудобства. В конце концов, у меня квартира рассчитана на одного человека. Вчетвером там будет неудобно. Надо выбирать оптимальные варианты.
— А вы ничего не уничтожали в квартире сына? — поинтересовалась я, затаив дыхание.
— Нет, я ничего там не трогала.
— И семейные архивы сохранились?
— Видимо, — она пожала плечами. — Я не проверяла. Зачем они мне?
— Может быть, фотографии сына и его жены…
— Мне они ни к чему. У меня есть свой архив.
— Нателла… — На этот раз я с трудом, но удержалась от добавления отчества. — Вы могли бы мне разрешить прийти и посмотреть архив вашего сына?
— Хорошо. — Она снова пожала плечами. — Когда вы хотите это сделать?
— Лучше не откладывать…
— Вот вам моя визитка, — она протянула мне карточку. — Надумаете, позвоните. Номер моего мобильного там написан. В любое время суток. Я свободна?
— Да, пожалуй. Прочитайте и подпишите протокол.
— Протокол? Но я ничего важного не сказала.
— Но кое-что я записала, буквально две строчки.
Она подписала протокол и ушла, а я вдохнула воздух, пропитанный легким ароматом ее духов. Странно, пока она сидела напротив меня, духи не чувствовались, но вот она вышла, и по кабинету распространился слабый, но невыразимо прекрасный запах, еще некоторое время напоминавший мне, что здесь побывала шикарная женщина. Я окунулась в облачко аромата, стоявшее, как послевкусие дорогого коньяка; ни с каким вином Нателла Редничук не ассоциировалась.
Под вечер в контору забрел Горчаков, весь в архивной пыли.
— Ну как? — сочувственно спросила я.
— Восемь травмпунктов. Пока ничего.
— Сколько осталось?
— Двадцать три.
— Понятно, еще три тыщи ведер и золотой ключик у нас в кармане.
— Вот-вот. А что за духи у тебя такие приятные? — повел чутким носом Горчаков.
— Это не у меня, это мама Чванова была.
— Ну и как?
Я закатила глаза. Сама я давно уже была накрашена и причесана, занялась этим сразу после ухода Чвановой.
— Она тоже Чванова?
— Ты знаешь, она по паспорту Чванова, а называет себя девичьей фамилией — Редничук.
— Редничук? — Лешка присвистнул. — Жалко, что меня не было, я бы хотел на нее посмотреть. Бывшая звезда подиума, мне говорили, что она до сих пор так хороша, что может студента соблазнить.
— Все именно так. Если бы я не видела ее паспорта, я бы на тыщу долларов поспорила, что ей ровно вполовину меньше лет, чем записано в документах.
— Нинон Ланкло?
— Сто очков вперед, — заверила я. — А ты-то про нее откуда знаешь?
— У меня же было дело по Дому мод. Мне там все уши про нее прожужжали.
— Мы с ней договорились, что она мне даст посмотреть архивы ее сына и невестки.
— Зачем тебе? — удивился Горчаков.
— А откуда я возьму сведения о личной жизни Чвановых? Может, в архивах какие-нибудь фотографии Ольгиных подруг, тогда будем искать этих подруг, или еще лучше — записные книжки, письма. С кем-то она должна была быть хотя бы в приятельских отношениях, не верю я, что она вообще из дому не выходила, даже в парикмахерскую.
— Слушай, а подружки матери тебя не интересуют? Я, когда расследовал захват Дома мод, завел там полезные знакомства и могу поспрашивать, хотя бы что за человек твоя Редничук, поскольку про ее человеческие качества мне не рассказывали, только про ее внешний вид и славное модельное прошлое.
— Поспрашивай. Мне она психологически интересна. Мать погибшего, первый раз общается с новым следователем и ничего не спросила о том, когда будут задержаны виновные, почему прокуратура бездействует, на худой конец, не поинтересовалась, почему дело к нам передано. Так что поспрашивай. Только осторожно и неофициально, хорошо? И желательно у тех людей, которые сразу после беседы с тобой не побегут к Нателле тебя сдавать.
— Не учите меня жить, лучше помогите материально. Зарплату не дают?
— Размечтался…
Только Лешка ушел к себе, в мой кабинет просочилась возбужденная Кочетова с лифчиком в руках.
— Машка, а чего ты лифчик не взяла?
— Мне вообще этот коробейник надоел. Пусть только попробует еще что-нибудь принести!
— А что? Тебе что, лифчик или купальник помешает на халяву? Брось ты.
Лучше посмотри, как на мне лифчик, я не могу решить, брать его себе или толкнуть девчонкам из суда. Так-то лифчик хороший, «Триумф», но мне кажется, что у меня на спине под лямкой складка.
Мы заперли дверь изнутри, и Лариска, быстро скинув одежду, надела лифчик.
— По-моему, все хорошо, — сказала я.
— А по-моему, складка, и мне неудобно.
Лариска извернулась, как кобра на гнезде, чтобы увидеть в зеркало свою спину.
— У тебя складка, потому что ты изгибаешься перед зеркалом, а так все нормально, — убеждала я ее. Мы обе разгорячились.
— Нет, от тебя толку не будет, — нервно заявила Лариска. — Ты все равно правду не скажешь. Надо позвать еще кого-нибудь, кто толк понимает. — И она в возбуждении стукнула кулаком в стену, за которой сидел Горчаков. — Вот Горчакова позовем. — И она бухнула кулаком в стенку еще раз.
Лешка тут же среагировал, подумав, что его зовут пить чай, и задергался в мою дверь. Услышав нашу возню, он приник к двери и стал ласково спрашивать:
— Девчонки, вы чего? Звали?
Тут Лариска опомнилась.
— Ой! — сказала она и стала лихорадочно одеваться. Приведя одежду в порядок, она повернула ключ в замке и впустила Лешку. — Леш, ты извини, у меня в башке заклинило, я хотела, чтобы ты лифчик на мне посмотрел.
— Девки! Вы совсем охренели! А над горшком вас подержать не надо?
…Сашка сегодня освобождался после утренней смены, в полтретьего, и я спихнула ему ребенка, намекнув, что есть возможность неформально пообщаться.
Мой мальчик весь день пребывал в эйфории от неожиданно свалившегося на голову счастья в виде заминированной школы. Взрывное устройство, конечно, оказалось туфтой, кто-то из детей таким образом избег контрольной, но впечатлений было море.