Туман над Парагон-уок - Энн Перри

И еще было что-то во Фредди, что тревожило Питта, — вот только непонятно, что именно. Его распутные вечеринки?.. Их посещали люди, которым все время было скучно, которым не нужно было зарабатывать себе на хлеб или даже управлять своей собственностью, у которых не имелось никаких амбиций. Их главным развлечением было удовлетворение желаний — своих или, что более экстравагантно, чужих. Болезненное любопытство к делам окружающих, вплоть до подсматривания и подслушивания — только ради того, чтобы потом шантажировать их, или просто потешить чувство собственного превосходства — не было чем-то новым в этих кругах.

Впрочем, образ, обрисовавшийся таким образом в мозгу Томаса, скорее подходил Афтону Нэшу. В нем чувствовалась жестокость и нетерпимость к слабостям других, особенно сексуальным. Это был человек, который мог успешно сталкивать людей друг с другом, отбирая их по качествам, которые он сам презирал, для того чтобы насладиться властью над окружающими.

Питт не мог припомнить, к кому еще он питал такую антипатию. Заложника своей собственной вины, неважно насколько большой, он мог бы и пожалеть. Но находить радость в охоте за слабостями ближних было выше понимания Томаса, и в нем не было никакого сочувствия к таким хищникам.

Афтон стоял у могилы, в изголовье гроба. Его взгляд, устремленный на священника, был мрачным и жестким. За одно короткое лето он схоронил сестру и брата… Были ли все эти преступления на его совести? Тогда он — монстр, изнасиловавший и убивший свою собственную сестру, а затем заколовший ножом брата, чтобы скрыть свой ужасный секрет. Может быть, именно поэтому Феба, не в силах пережить ужас происходящего на ее глазах, постепенно переходит от обычной странности к сумасшествию? Боже милостивый, если все было так, как думал Питт, то он обязан схватить Афтона, доказать его вину и убрать негодяя отсюда как можно скорее. Томаса никогда не привлекали сцены казни через повешение. Да, это обычное дело, часть механизма, с помощью которого общество очищалось от болезней, и тем не менее Питт находил это зрелище отталкивающим. Он слишком много знал об убийствах, о страхе или сумасшествии, которые становились их причиной. Он хорошо помнил тошнотворный запах всеуничтожающей нищеты, запах смерти от болезней и голода в нищенских притонах, — те же убийства, но «чистыми руками», которые общество и бизнес просто не замечали. Смерть от голода зачастую случалась всего лишь в ста ярдах от смерти от переедания.

И еще Питт чувствовал: если бы Афтон оказался виновен, Томас мог бы послать его на виселицу без сожаления.

Был на кладбище и француз, Поль Аларик… если, конечно, он был французом. Может быть, он прибыл сюда из одной из африканских колоний? Аларик вел себя слишком спокойно, слишком противоречиво и в то же время утонченно, чтобы жить в заснеженных и суровых канадских провинциях. В нем было что-то невероятно старомодное. Питт не мог представить его принадлежащим к Новому Свету. Все в Аларике говорило о минувших веках цивилизации, о глубоких культурных корнях, о богатстве прошедшей истории.

Сейчас он стоял с опущенной черноволосой головой, стройный и красивый даже в этом месте скорби. Его лицо выражало уважение к умершему вежливое почитание традиций. Только ли для этого он появился здесь? Питт знал, что ни в каких особенных отношениях с Фулбертом он не состоял — так, просто соседи.

А если Аларик великолепный актер? Могло ли скрываться в нем такое мощное буйство плоти, которое заставило бы его, несмотря на интеллигентность, напасть сначала на Фанни, а затем на так сильно желающую его Селену? Или Селена перестала желать его, когда дело подошло к кульминации? Питт не должен забывать и об этом. Его работа подразумевала рассмотрение всех вариантов и версий, какими бы маловероятными они ни были. Но еще Томас не мог поверить, что Аларик был таким разным при каждом своем появлении в обществе. За годы изучения людей инспектор научился искусно оценивать их и знал, что большинство из них не могут скрыть свою натуру от умелого наблюдателя, который прислушивается к каждой фразе, присматривается к еле заметным движениям глаз и рук, замечает мельчайшие проявления хитрости, тщеславия, жадности, амбициозности, эгоизма… Возможно, что Аларик — соблазнитель, но в то, что он насильник, Питт поверить не мог.

Оставался только Халлам Кэйли. Он стоял у могилы, напротив Джессамин, и, не отрываясь, смотрел на нее. Затем оба они одновременно начали бросать землю в могилу. Тяжелые глиняные комья стучали по крышке гроба, издавая глухой звук, как будто бы внутри его было пусто.

Официальный ритуал похорон закончился, и все по очереди, друг за другом, начали медленно отходить в сторону. Дальнейшее было делом могильщиков — заполнить могилу доверху землей и утрамбовать ее. В воздухе повисла завеса мелкого моросящего дождя, от которого дорожки стали скользкими.

Халлам шел позади Фредди Дилбриджа. Питт вышел из своего тисового убежища, стараясь держаться рядом с обитателями Парагон-уок, и увидел лицо Халлама. Тот выглядел как человек из кошмарного сна: оспины на коже, казалось, стали глубже, лицо было мертвенно-бледным и покрыто каплями пота. Веки распухли, и даже с такого неблизкого расстояния Питт заметил нервное подергивание его верхней губы. Что мучило Кэйли? Неумеренные возлияния? Если так, то какие душевные муки заставляют его пить? Наверняка потеря жены не могла разрушить его до такой степени. Из того, что узнали Питт и Форбс, опрашивая соседей и слуг, их брак был не более чем обычной заботой друг о друге, но уж никак не безрассудной страстью, настолько сильной, чтобы разрушить человека.

Чем больше Питт думал об этом, тем менее вероятным ему казалось, что эти убийства совершил Халлам. Он лишь пил больше других, начиная с прошлого года — и, конечно, не с того времени, когда умерла его жена. Что же случилось год назад? Пока Питт не узнал этого.

Теперь Томас шел совсем рядом с процессией. Внезапно Халлам повернулся и увидел инспектора. Его лицо исказилось от страха, как будто камень на могиле, мимо которой он сейчас шел, был его собственным, и он прочел на нем свое имя. Кэйли немного помялся на месте, глядя на Питта, пока с ним не поравнялась Джессамин; ее бесстрастное лицо ничего не выражало.

— Пойдемте, Халлам, — тихо сказала она. — Не обращайте на него внимания. Он здесь по долгу службы, это ничего не значит. — Ее голос был тихим, ровным. Она вся собралась, контролируя свои эмоции до такой степени, что ее лицо выражало только то, что она желала. Она не дотрагивалась до Кэйли, держась от него по крайней мере в ярде. — Пойдемте, — сказала она снова. — Не стойте здесь. Вы задерживаете всех.

Халлам двинулся вперед, но очень неуверенно, словно не очень хотел повиноваться, но не мог найти причины, чтобы не делать этого.

Питт остался на месте, наблюдая их черные спины. Вскоре они миновали покойницкую по сырой скользкой дорожке и вышли с кладбища на улицу.

Мог ли Халлам Кэйли изнасиловать Фанни? Это было возможно. Эмили говорила, что Фанни была скучной особой, совсем не той женщиной, которая могла кого-то взволновать. Но Питт вспоминал ее изящное белое тело, лежащее на столе морга. Это было очень хрупкое, невинное, почти детское тело — кости мелкие, кожа чистая… И эта самая невинность вполне могла быть привлекательной в чьих-то глазах. Фанни ничего не требовала бы, ее собственные желания еще не проснулись, не надо было удовлетворять ее ожидания, выдерживать сравнение с другими любовниками…

Джессамин говорила, что Фанни была слишком простодушной, чтобы кого-то заинтересовать, и слишком юной, чтобы быть женщиной. Но, возможно, девушка устала быть ребенком и уже почувствовала себя женщиной, все еще сохраняя образ, к которому все вокруг так привыкли? Возможно, она сделала для себя идеалом блеск Джессамин, решив подражать ей? Не хотела ли она попрактиковаться на Халламе Кэйли, воображая его вполне безопасным для этого? А в один темный вечер поняла, что это не так и что она зашла слишком далеко…

В это можно было поверить. Скорее, чем в то, что Фанни пыталась соблазнить слугу.

Был возможен и другой вариант: ее приняли за кого-то еще — за горничную, например. На кухне работали несколько похожих на нее девушек. Хотя их одежда была абсолютно иной… Почувствовали бы пальцы насильника в темноте разницу между шелковыми одеждами Фанни и застиранной хлопчатобумажной тканью служанки?.. Питт этого не знал.

Но тело Фулберта было найдено в доме Кэйли. Слуги впустили его, никто не отрицает — но зачем он пришел туда, если не для встречи с Халламом? Может быть, Фулберт действительно ждал, пока Халлам вернется домой, как тот и заявил Дворецкому, а затем был убит за то, что знал, кто преступник? Или, может быть, дворецкий или камердинер сначала убили Фанни, а потом и Фулберта, поскольку он знал, кто убийца… Можно было допустить обе возможности.