Правдивая история короля Якова - Анфиса Каховская

 Кто был тем, кто вознамерился окончательно добить его: Боги, Судьба или Случай – Иларий не знал, но удар был точен. Иларий видел ясно, что никогда уже не будет тем человеком, которым был всего несколько часов назад.

Люди из книги стояли перед ним как живые. Он бы и рад был поверить, что это всего лишь выдумка, но прочитанная история уже завладела его разумом, проникла в душу, и он уже твёрдо знал, что всё это было на самом деле. Он так хорошо представлял себе Кадрию, словно был с ней знаком. Он почему-то был уверен, что Дарина на неё похожа. Если бы он знал раньше, что Дарина так же, как он, потеряла мать в том возрасте, когда не остается даже воспоминаний, он вряд ли так же легко решился бы лишить её и отца. Конечно, его родная мать, может быть, и была жива, они не слышали о ней семнадцать лет, но это не значило, что он не понимал, что такое вырасти без матери.

Про Короля он не знал, что и думать. Где была правда? Кем был Король на самом деле? Мудрым правителем, которым он считал его до этого дня, или трусливым соблазнителем без чести и совести? Если он, и правда, сделал всё то, в чём его обвинял Арн, то простить его было трудно, но если Арн всё сочинил? Но зачем? И как можно было столько сочинить? Про любовь к жене. Про её болезнь. Про рождение Дарины, в конце концов. Во что теперь верить?

Наверное, снаружи сейчас была ночь.

А может, только вечер.

А может, утро.

Иларий совсем потерялся во времени. В его каменной тюрьме без окон и дверей невозможно было определить время суток. Совершенно измотанный и разбитый, Иларий заснул.

Сколько проспал, сказать он, конечно, не мог, как не мог и определить, когда проснулся: утром, днём, вечером или ночью. Перед ним были те же серые безликие стены, и тот же непонятно откуда бравшийся тусклый свет так же ровно и скучно освещал их.

В общем, обстановка была самая располагающая к тому, чтобы спокойно всё обдумать. Именно этого Иларию хотелось меньше всего. Он был бы рад окунуться обратно в сонное забытье – где ты не поймешь то ли жив, то ли мертв, то ли на этом свете, а то ли в каком-то неведомом мире, где есть чувства, видения, воспоминания, но нет мыслей. Ни одной проклятый мысли. Но вывалившись внезапно из сна, невозможно уже вернуться обратно, как упав, нельзя взлететь. Если ты, конечно, не птица.

А Иларий не только не чувствовал себя птицей, он и человеком-то себя не ощущал. Словно Арн, и правда, превратил его в какого-нибудь червяка. Еще день назад он был уверен, что сможет взлететь выше всех, и вот теперь лежал раздавленный в грязи, и не было ни сил, ни желания приподняться и оглядеться. Всё, что было в его жизни яркого и светлого, потухло, обесцветилось, рассыпалось на тысячу осколков и рухнуло в темную бездну, и ему, чтобы снова ощутить вкус жизни, надо было умереть и заново родиться. Он ощущал себя так, будто висел где-то между жизнью и смертью, и та и другая были от него одинаково далеко. И не было в этом мире ни звуков, ни красок, ни даже легкого ветерка.

Поэтому когда из серой стены вышел Арн, Иларий даже не пошевелился. Так и сидел, вяло привалившись к стене.

Арн сделал, как и в прошлый раз, из воздуха большое кресло и уселся в него, предварительно подняв с пола обе книжки.

– Ну вот, – сказал он, повертел их в руках, будто заново разглядывая, – одну в печку. Которую?

Иларий молчал.

– Теперь ты знаешь намного больше, чем все жители Древии. Я дал тебе прочитать полную редакцию своей истории, её единственный экземпляр. Остальные жители страны читают другую, сокращённую и, скажем так, отредактированную версию.

Иларий глянул на него исподлобья:

– Это ведь всё неправда? Это всё вы сочинили?

Арн рассмеялся:

– Ты мне льстишь. Я не в состоянии составить даже приличное письмо. А уж чтобы понапридумывать столько всего, мне бы точно понадобилось вывернуться наизнанку! Я нанял знаменитого борзописца, и он очень красиво записал всё то, что я ему диктовал. Правда, в литературных достоинствах этого произведения я бы сомневался, но это не главное. Самое важное, что всё, что здесь написано, до последней буквы правда.

– Я вам не верю.

– Твоя самая большая беда в том, что ты мне веришь. Если бы не верил, тебе не было бы сейчас так плохо. Просто ты сопоставил два текста и увидел, что белые пятна, на которые ты раньше не обращал внимания, прекрасно заполняются новыми фактами и многое объясняют. Ведь так?

– Вы сами признались, что наняли какого-то писаку, чтобы он выставил вас в выгодном свете. Значит, в вашей книге тоже много лжи.

– «Тоже»! Браво! – восхищённо зааплодировал Арн. – Вижу, мы с тобой договоримся быстрее, чем я ожидал. – Он поудобнее устроился в кресле, настраиваясь на долгий разговор. – Скажем так, в моей книге есть недосказанности и – не ложь, нет – полуправда. В биографии любого человека бывают такие моменты, которые он не хотел бы афишировать. Но я готов ответить на твои вопросы.

Иларий посмотрел с сомнением. Подумал. Потом всё же спросил:

– Вы заколдовали всех, кто мешал вам жениться на Кадрии?

– Не всех, – быстро ответил Арн, – Только её матери внушил, что лучше меня жениха нет. – Он грустно усмехнулся. – Только как-то не очень получилось – силы у меня тогда было мало. Её мать, хоть и согласилась на нашу свадьбу, но неохотно. И кое над кем из односельчан пришлось поворожить, чтобы не лезли не в своё дело. Очень много есть на свете любителей решать чужие проблемы. Но эти быстро успокоились.

– Вы их?..

– Нет! Я никого не убивал! Просто вложил им в головы мысль, что они не будут вмешиваться в то, что происходит у нас с Кадрией.

– А насчет Короля? Пожар в замке, почерневшее озеро – это ведь всё правда?

Лицо Арна сделалось жёстким, дыхание участилось, он напрягся, будто готовился к прыжку:

– Не вижу смысла скрывать это. Я сделал много чего такого, чем вряд ли можно гордиться и уж точно нельзя поместить в официальную историю. И даже в неофициальную. Но знаешь что? Если бы я мог убить его, а потом оживить. А потом снова убить и опять оживить. И еще, и ещё. Я бы повторял это бесконечное число раз. И мне бы не надоело.

Он сжал губы и уставился в пустоту. Иларий не спускал с