Адаптация. Семя. Книга 1 - Юрий Мироненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он усмехнулся, опустил руку, что лежала на моём плече, а другой коснулся гладкой стены из веток под окном. Из места касания стали стремительно расти ветки, что оплетали нас под ноги и спину, формируя удобное седалище и спинку. Они проросли и в пол, создавая надёжную опору, и приподняли нас в воздух так, чтобы каждому было удобно следить за выжженной землёй. Аська же подбежала и принялась с интересом изучать растущие предметы интерьера. А зачем тут тогда стулья и именно во множественном числе?!
Снова с удивлением посмотрел на своего собеседника (уже в который раз). Заметив мой взгляд, он с усмешкой сказал:
- Зачьем мне стуля? - было видно, что эльф опять улыбается.
Киваю в ответ (надеюсь у них жесты тут не отличаются).
- Уваженье прошлый, - слегка понизив голос и сделав машущее, слегка пренебрежительное движение рукой. Трандил откинулся на сплетённую из веток спинку и положил руки на колени, сцепив пальцы в замок. Он продолжал смотреть вдаль, опять уносясь в свои мысли.
- Трандил, - позвал его. Бородатый эльф не отреагировал, продолжая пребывать в подобии транса.
Вдруг, он заговорил:
- Ты хотеть знать больши о том ужаси, сгубишыго наш мир…
Из его рассказа узнал следующее.
В их мире адаптационный механизм появился так же неожиданно, как у нас. Повсюду одни разумные существа замирали на мгновение, а потом приходили в себя не понимая происходящего, другие, но таких было гораздо меньше, просто исчезали на месте. И, что удивительно, некоторые из пропавших потом возвращались, каждый с разным промежутком времени, но на вопросы, что с ними было, не отвечали. Большинство же людей продолжали жить своей обыденной жизнью - без доступа к интерфейсу.
Те, кто оставался, видели те же видео, что и я. Спустя неделю, по всему миру выросли высоченные железные столбы, один из которых мне довелось недавно потрогать. Они делали из людей, получивших интерфейс, полноценных адаптирующихся и даровали «семя». Кто-то отказывался и навсегда лишался доступа к загадочным способностям.
Таких существ, что с самого начала получили адаптации (так говорил эльф), а потом согласились пройти посвящение, называли «изначальными». Как узнали позже, только «изначальные» обладали «семенем», что позволяло передать интерфейс другим разумным. Вот только обученные не могли учить других, для этого требовалось обладать «семенем», которое «изначальные» умели передать своим ученикам. Ко всему прочему, существа с интерфейсом не старели и не были подвержены болезням обычных существ. А если кто-то был смертельно болен и проходил обучение, его можно было вылечить навыками адаптирующихся, без применения магических или технологических лекарств. Из-за этого за тех, кто мог обучать, началось настоящее противостояние всех против всех.
А спустя примерно год в мире начали появляться разумные существа с интерфейсом из других миров и, проходя посвящение, они получали «семя». Это изменило всё.
Поначалу их обучали, им помогали и их взращивали, как молодой побег, пробивающийся из земли, рассчитывая в будущем использовать себе на пользу. Только все они были себе на уме. Получив необходимую информацию и достаточную силу, эти «семена» начинали свою игру. Мир приобрёл чёткое разделение на зоны контроля разных фракций, как иномирцев, так и местных. Первые обладали преимуществом - они знали то, чего не знали вторые. И это проявлялось тем заметнее, чем более сильный уклон в магию был в мире у иномирца, но и технологические знания тоже имели свой вес, только меньший.
По итогу всё было сожжено в пламени войны, в которой победила фракция иномирянина Кадуна (на этом моменте я подавился слюной, а мои глаза стали похожи на два блюдца). А потом, как это обычно и бывает с империями, внутренние противоречия и противоборствующие силы растащили владения на куски. А Кадуна окончательно убили, так думали в тот момент истории, что же произошло на самом деле, хранители легенд не имеют согласованного мнения.
Потом началась тёмная эпоха, потому что везде переделывали историю, переписывая её так, как было удобно правителю, что захватил власть. Она длилась довольно продолжительно время, до начала современной эры, которая исчисляется всего лишь тремястами годами.
Начинается эта светлая эпоха с того, что в мир практически прекратили проникать новые адаптирующиеся из других миров. И это привело к стабилизации политической атмосферы, ведь изначальные постепенно заканчивались, погибая в междоусобных войнах. А потому новые вектора сил не образовывались.
Ещё эльф вскользь рассказал про удивившую его странность. В одних источниках можно было найти информацию, что раньше адаптирующиеся не имели множества жизней. А в других говорилось, что они перерождались, заново воскрешаясь. В общем, путаница древней истории, как она есть, из которой Трандил и черпал все свои знания. Потому что он был как раз обученным, а не изначальным, и семя ему никто не передавал (к сожалению, а то у меня уже губа раскаталась до пояса).
К нашему времени существ, что могли передавать другим интерфейс, осталось очень мало, и каждый старался держать связь только со своими старыми соратниками или фракцией. Или, как эльф, уходили отшельничать, чтобы никто не мог их найти.
Пока Трандил рассказывал историю своего мира, меня понемногу сморило в сон, и я, впервые в этом мире, без забот уснул, убаюканный монотонным голосом бородача.
Глава 16
Спалось мне просто замечательно, наверное, впервые совершенно не мучили вплетающиеся в реальность сны. За окном затянутым облаками небом уже во всю властвовал день. Выжженная пустошь чёрным бельмом среди зелени леса тянулась вдалеке.
На удивление это кресло-кровать, которое подстраивается под тебя, словно читая твои мысли, очень удобная штука. Более того, она ещё и с функцией подогрева! Но не такого, как, знаете, сиденья подогреваются в машине так, что даже жопа тлеет от жара, а мягкого и любящего, как «оренбургский пуховый платок» в одноимённом стихотворении Виктора Бокова.
От такого сравнения что-то немного взгрустнулось по прошлому, даже по тому, чего у меня никогда не было: родительского тепла, искренней заботы и помощи в начинаниях. Возможно, прошедшие дни, держащие постоянно в напряжении, так сильно давили на мою психику, что когда выдался относительно тихий период, меня расслабило и полезла эта жалость к себе и переживания, что я неудачник.
Эта проблема была решена мною давно, ещё в подростковом возрасте ближе к восемнадцати, тогда она была, как никогда, актуальна. И в один прекрасный момент пришло решение, что все эти слёзы - не более, чем помеха, которые не просто мне не помогают, но даже и мешают. Ведь приводят они к ещё большему