Место смерти изменить нельзя - Татьяна Светлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы считаете, что Мадлен играла на его чувстве ответственности за нее?
— Вольно или невольно. По крайней мере, я не вижу других причин, которые подвигли бы папу к такой неумеренной щедрости.
— Может, —,вы не допускаете? — у него сохранились какие-то чувства к ней?
— Трудно себе представить что-то подобное. Разве что чувство вины…
Под которым на самом деле нет никаких оснований.
— Однако же Мадлен не показалась мне человеком, который нуждается в помощи, в финансовой поддержке.
— Насколько я знаю, она теперь занимает неплохое положение в своей фирме. Муж у нее тоже обеспеченный человек, но… Кажется, там не все в порядке. Не так давно там шел разговор о разводе. Не знаю, на чем они с мужем остановились, но проблемы были. Мне трудно судить, — улыбнулась Соня, — я ведь не детектив, чтобы делать умозаключения из фактов, да и фактов у меня нет. Так, одни слухи и замечания вскользь. Может быть, Мадлен пользовалась папиной поддержкой по привычке с тех времен, когда она действительно нуждалась в деньгах. Или, возможно, она пытается обеспечить себя на случай развода. У нее ведь двое детей… А может быть, все проще: Мадлен просто принадлежит к категории людей, которые ничего не упускают из того, что мимо пролетает.
— Или все сразу вместе, — закончил Реми. — Понятно. Спасибо, Соня. Не знаю, что скажет нам Мадлен, но ваша откровенность может пригодиться.
— Не за что. Последите за Максимом, пожалуйста, чтобы не прыгал, ему нельзя. И спасибо, Реми, за все. Вы славный. Я была рада с вами познакомиться.
Соня расцеловала его с нежностью.
— А меня? — подал голос с постели Максим. Она обернулась, погрозила ему пальцем и сказала:
— А ты, братец, веди себя прилично, по квартире не шастай и на Мадлен не заглядывайся. Она красивая… Впрочем, я тоже, — грустно добавила она.
— Соня, — окликнул ее на пороге Реми, — Пьер не выходил из дома ночью с субботы на воскресенье? Соня беспечно пожала плечами.
— Я по ночам сплю, — сказала она и оставила мужчин одних, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Максим вспомнил свое ночное видение в Сонином саду. Был ли там человек?
Он до сих пор не знал, что ему об этом думать.
— Реми, — позвал он задумавшегося детектива, — мне надо вам кое-что сказать…
Мелодичный звонок в дверь заглушил его слова. Реми пошел открывать.
Глава 20
Мадлен не вошла, а влетела как ураган. Остановившись посредине гостиной, она осмотрелась.
— А где этот племянник? — спросила она.
— Здравствуйте, Мадлен, — вежливо и успокаивающе сказал Реми.
— Здравствуйте, — кивнула она. — Мы одни?
— Нет. Господин Максим Дорин находится в спальне. Он перенес сотрясение мозга и должен лежать. Но если вы хотите с ним познакомиться, то это можно устроить.
— Нет. Потом, может быть. Мне нужно с вами поговорить. Он нас не может слышать?
Реми не был уверен до конца, однако же высказал предположение, что не может.
Мадлен размашисто прошагала к креслу и уселась, закинув ногу на ногу.
— Садитесь, — распорядилась она, кивнув Реми на свободное кресло.
Реми легонько улыбнулся собственному смущению, которое вызывала в нем эта женщина.
— Что у вас стряслось? — спросил он.
— Я хочу знать, кто убил Арно! Реми удивился.
— Во-первых, мне это неизвестно, я до раскрытия преступника не дошел; во-вторых, я этим делом больше не занимаюсь. Оно теперь в руках полиции.
— Я знаю, Мишле (она бросила фамилию Пьера пренебрежительно, неприязненно) и Вадим (ага, все-таки Вадим, не по фамилии) отказались от ваших услуг… Мне ваш ассистент сказал. Я вас нанимаю.
Теперь Реми изумился.
— Зачем?
— Я хочу знать, кто убил Арно.
— Я сейчас не могу вам этого сказать. Надо продолжать…
— Я не правильно выразилась. Я хочу узнать, убил ли его Ксавье.
На этот раз Реми просто опешил.
— У вас есть основания…
— Не нужно задавать мне вопросы. Я сейчас все сама расскажу, — оборвала его Мадлен. — Вопросы потом, если будут.
Мадлен говорила отрывисто и напористо, словно в ее речи еще не остыл ритм того размашисто-деловитого шага, которым она вошла.
— Вам кто-нибудь уже наверняка рассказал ту историю, которая приключилась у меня с Арно десять лет назад. Эта история бежит впереди меня: куда бы я ни пришла, все все уже знают. Так что вам известно, что я влюбилась в месье Дора, когда мне было шестнадцать лет…
Я его хорошо знала, с детства. Он дружил с моими родителями и постоянно бывал у нас в доме. Может, даже слишком часто…
Говорят, для девочек идеал мужчины — это отец. Для меня идеалом мужчины был Арно. Он был великодушен, щедр, тонок, остроумен… Родителям случалось ссориться при нем — он умел успокоить и помирить. Все становилось так ясно и так просто и в то же время так красиво в его присутствии! Отношения, слова, жесты, маленькие поступки, сама жизнь — приобретали благородный оттенок. Для меня он был праздником, и душевным, и материальным. Арно — это было веселье, радостное настроение, шутки, мир в доме, вкусная еда, сладости, подарки. Да какие подарки! Он осуществлял мои мечты… Не знаю уж, откуда он знал о них, должно быть, мама ему нашептывала…
Отец мой невыгодно отличался от Арно… В нем не было породы, класса, не было со всей окончательной безнадежностью. К тому же он завидовал Арно, и случалось, после ухода друга, поливал его по мелочи говнецом. — Она так и сказала: «говнецом», и в ее речи, при ее царственных замашках это выглядело почти шикарно. — Это было так несправедливо, так некрасиво, так низко! Он ведь принимал от Арно подарки, распинался в преданной дружбе! Моя душа болела от этого… И мое презрение к отцу росло.
Короче, немного повзрослев, я отправилась к своему идеалу. Дома мне было плохо, но не это заставило меня принять решение. Не думайте, что я была совсем глупа и не видела ничего вокруг: за мной ухаживали мальчики, на улицах заглядывались молодые люди. Если бы я захотела, я могла бы сто раз найти себе и дружка, и даже прибежище, чтобы уйти из дома. Нет, все они не могли сравниться с Арно. Он был как роскошный дог среди дворняжек. А мне нужен был мужчина именно этого класса, на меньшее я была не согласна. Его возраст меня не пугал, о последствиях я думать не хотела. Я была бы счастлива провести с ним столько лет жизни, сколько ему еще будет отпущено, а потом… Потом, даже будучи вдовой, я оставалась бы вдовой мужчины, у которого был недосягаемый класс.
Все это я вам объясняю для того, чтобы вы поняли, что не детская глупость, не желание сбежать из дома от вечно ссорящихся родителей привели меня к Арно, а сознательный выбор. И если вам говорили, что меня не удавалось оторвать от Арно и отправить домой, — то теперь вы понимаете, почему.
Итак, я сбежала к Арно. Моя неистовость постепенно завоевывала его: он все реже говорил, что мне надо возвращаться к папе с мамой, он начал изредка бросать на меня взгляды как на женщину, а не как на нашкодившего ребенка… Он начал привыкать к мысли, что я принадлежу ему — если пока еще не физически, то морально. Он знал, что ему стоило руку протянуть… Я была на все готова.
Больше того, я этого ждала. Я его провоцировала. Просила мне спинку помыть в ванной, бегала перед ним в легкой ночной сорочке. Я наслаждалась его мучительными взглядами. Я знала, к чему я шла, и грезила о дне своей победы.
Однажды… Впрочем, это вам знать не нужно. Довольно того, что я вам скажу: он полюбил меня. Он полюбил меня по-настоящему, как женщину…
Ее глаза смотрели на Реми настороженно-требовательно, как бы проверяя, не мелькнуло ли в его лице тени сомнения, поверил ли он ей. Видимо, для нее это было действительно дорого и важно. Реми кивнул ей в поддержку.
— …И никогда бы никому не удалось нас разлучить. — Голос Мадлен зазвенел от напора, и взгляд ее словно вонзился в зрачки Реми. — я знаю, что говорю, поверьте, — никому и никогда! — если бы в один отвратительный день, самый ужасный день моей жизни, к нам, то есть к Арно, не пришла моя мать… До этих пор она не вмешивалась и предоставляла отцу скандалить — там еще Соня встревала со своим Пьером и даже Вадим, всем хотелось почитать мораль и выразить свое скудоумное осуждение! Только моя мать не участвовала в этой ханжеской показухе. Она выжидала. И когда стало ясно, что никто не преуспеет в возвращении блудной дочери под родительский кров, моя мать пришла к Арно и сообщила ему… что я — его дочь.
Реми не посмел высказать какие бы то ни было эмоции. Он молча созерцал Мадлен, которая, впрочем, на него больше не смотрела — ее глаза видели те, ушедшие в прошлое сцены…
Прошло несколько мгновений, прежде чем Мадлен заговорила снова. Она взглянула на детектива, и он поразился перемене выражения ее лица. Ее черты смягчились, ее серые глаза словно оттаяли, и в них поплыла грусть. Только теперь Реми понял, что она не просто эффектна, но и действительно красива, женственна, очаровательна…