Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

Олимпиада несколько раз писала ему – поздравляла с победой при Херонее и рассказывала, как скучает по нему. В этой не до конца объясненной настойчивости Александр угадывал глубокое беспокойство, невыраженную тревогу. Он хорошо знал свою мать: эта тревога, несомненно, была вызвана каким-то новым событием или болезненной страстью.

Поэтому в первые дни лета вместе со своим эскортом Александр покинул Афины и направился на север. В Беотию он вступил в Танагре, знойным полуднем проехал вблизи Фив, пересекая равнину под палящими лучами солнца, а потом поскакал вдоль берега озера Копаида, покрытого густой дымкой.

Время от времени цапля, как призрак, медленно взмахивая крыльями, рассекала туман, покрывавший болотистые берега, и теплую сырость пронзали крики невидимых птиц. Двери домов и ворота были задрапированы черным, потому что многие семьи поразила смерть, унеся самых близких.

Через день, знойным вечером, Александр достиг Херонеи. Под мрачным небом новолуния она показалась ему городом призраков, и царевичу не удалось воскресить в памяти образы недавней победы, чтобы утешить себя. Жалобный вой шакала и рыдание сов напоминали о тревожных мыслях той полной кошмаров ночи в шатре под огромным одиноким дубом.

Отец не пришел встретить его, так как в Линкестиде встречался с вождями иллирийских племен, и юноша после захода солнца, можно сказать, прокрался во дворец, где был встречен Перитасом, который, обезумев от радости, бегал повсюду, катался по полу, скуля и виляя хвостом, а потом прыгнул хозяину на грудь и стал лизать лицо и руки.

Александр ласково освободился от него и направился в свои палаты, где его ждала Кампаспа.

Девушка выбежала навстречу и крепко обняла его, потом сняла с него запыленные одежды и долго, не спеша, нежными руками мыла в ванне его уставшее от поездки тело. Когда Александр вышел из ванны, Кампаспа стала одевать его, но в этот момент вошла Лептина. Она покраснела и опустила глаза.

– Олимпиада хочет, чтобы ты как можно скорее пришел к ней, – сообщила служанка. – Она надеется, что ты останешься поужинать с ней.

– Хорошо, – ответил Александр и, когда Лептина удалилась, шепнул на ухо Кампаспе: – Подожди меня.

Едва увидев сына, царица сжала его в бешеных объятиях.

– Что случилось, мама? – спросил юноша, освободившись и пристально взглянув на нее.

У Олимпиады были огромные глубокие глаза, как озера в местных горах, и ее взгляд отражал бурлящие в душе неистовые страсти.

Закусив нижнюю губу, она опустила голову.

– Что случилось, мама? – повторил Александр.

Олимпиада повернулась к окну, чтобы скрыть досаду и стыд:

– Твой отец завел любовницу.

– У моего отца шесть жен. Он человек пылкий и никогда не довольствовался одной женщиной. К тому же он наш царь.

– На этот раз все не так просто. Теперь он влюбился в девчонку, ровесницу твоей сестры.

– Такое уже случалось. Это пройдет.

– Говорю тебе, на этот раз все не так просто: он влюбился, потерял голову. Это как… – Она издала короткий вздох. – Как в тот раз, когда я впервые познакомилась с ним.

– Какая разница?

– Большая, – заверила его Олимпиада. – Эта девушка беременна, и он хочет жениться на ней.

– Кто она? – помрачнев, спросил Александр.

– Эвридика, дочь полководца Аттала. Теперь понимаешь, почему я так беспокоюсь? Эвридика – македонянка, дочь знатного македонянина, а не иностранка, как я.

– Это ничего не значит. Ты из царского рода, твой род идет от Пирра, сына Ахилла, и Андромахи, жены Гектора.

– Это сказки, сын мой. А предположим, эта девица родит сына…

Александр онемел, охваченный внезапной тревогой:

– Объясни толком. Говори, что думаешь: никто нас не слышит.

– Предположим, Филипп меня прогонит и объявит царицей Эвридику – это в его власти. Тогда сын Эвридики становится законным наследником, а ты – ублюдком, сыном отвергнутой иностранки.

– Зачем ему это делать? Отец всегда любил меня, он всегда желал мне добра. Он готовил меня стать царем.

– Ты не понимаешь. Красивая и страстная девица может совершенно свести с ума зрелого мужчину, а рожденный ею ребенок привлечет к себе все его внимание, даст ему почувствовать себя молодым, вернет безвозвратно ушедшие времена.

Александр не знал, что ответить, но было видно, что эти слова глубоко его встревожили.

Он сел в кресло и подпер левой рукой лоб, словно собираясь с мыслями.

– И что, по-твоему, я должен делать?

– Я и сама не знаю, – призналась царица. – Я возмущена, расстроена, разъярена нанесенным мне оскорблением. Будь я мужчиной…

– Я мужчина, – заметил Александр.

– Но ты его сын.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего. От унижения я потеряла рассудок.

– И все же, что я, по-твоему, должен сделать?

– Ничего. Теперь ничего сделать нельзя. Но я хочу сказать тебе: будь начеку, потому что не сегодня завтра может что-то произойти.

– А она действительно так красива? – спросил Александр.

Олимпиада опустила голову, и было видно, чего ей стоило ответить на этот вопрос:

– Ты даже не можешь себе представить как. Аттал попросту подложил ее Филиппу в постель. Очевидно, он тщательно все продумал и знает: многие знатные македоняне последуют за ним. Тебе известно, как они меня ненавидят.

Александр встал, чтобы попрощаться.

– Ты не останешься поужинать? Я приготовила твои любимые блюда.

– Я не голоден, мама. Страшно устал. Извини. Скоро увидимся. Постарайся успокоиться. Не думаю, что мы можем много что сделать.

Он ушел, но разговор с матерью смутил его. Его не покидала мысль о том, что отец в одно мгновение исключит его из своих замыслов. И надо же было такому случиться как раз после того, как он проявил доблесть в решительном сражении при Херонее и выполнил деликатную дипломатическую миссию в Афинах!

Чтобы отогнать эти мысли, Александр спустился в конюшню повидаться с Буцефалом. Жеребец сразу узнал его голос, забил копытами и заржал. Конюшня содержалась в безупречном порядке, и там стоял запах свежего сена. Черная шкура коня лоснилась, грива и хвост были расчесаны, как девичьи волосы. Александр подошел и обнял его, гладя по шее и морде.

– Вернулся наконец! – послышался за спиной голос. – Я знал, что найду тебя здесь. Ну что? Как тебе твой Буцефал? Видишь, как я холил его для тебя? Как возлюбленную, говорю тебе.

– Гефестион, это ты!

Юноша подошел и хлопнул его по плечу:

– Эй, разбойник, я скучал по тебе.

Александр хлопнул его в ответ:

– И я по тебе тоже, конокрад.

Они бросились друг другу в объятия и сжали друг друга крепко и сильно, сильнее дружбы, сильнее времени, сильнее смерти.

Александр вернулся к себе поздно и на полу перед дверью, рядом с погасшей