Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун)

Выставка — это место, где очень легко завязывать контакты, где можно заговорить с кем хочешь, невзирая на ранги. Но ГРУ никогда не работает в первый день выставки. Первый день — открытие, речи, тосты, суета, официальные лица, излишне нервная полиция. Любая выставка принадлежит нам, начиная со второго дня.

День, когда выставка открывается, важен для каждого из нас, как для командира последний день перед наступлением. В этот день командир вновь и вновь томительными часами прощупывает поле битвы своим биноклем: овраг обойти, вон там ребят дымовой завесой прикрыть, черт, в болотце бы не утонуть, неприметное на вид, а вон там заградительный огонь поставить десятью батареями, оттуда контратака будет.

Огромные силы агентурного добывания, обработки и агентурного обеспечения стянуты сейчас в этот милый город. Но мы пока не на выставке. Первый день — не наш. Мы разбрелись по бульварам и набережным, по узким улицам и широким проспектам. Каждый снова и снова прокручивает в голове план своей операции на поле битвы: не обошли бы с фланга, не ударили бы в тыл.

Не знаю почему, но завтрашняя массовая вербовка меня пока не волнует. Не стучит и не сжимается сердце. Нет. Не оттого, что я великий разведчик, бесстрашно идущий на рискованную операцию. Наверное, просто оттого, что я занят другим. Меня занимает не предстоящая вербовка, а великий город Женева. Словно какой-то добрый волшебник бросил меня в царство прошлого, где на одной улице смешались все эпохи. Улица эта, rue de Lausanne, — улица ГРУ.

Тут, на рю де Лозанн, до войны в большом старом доме, в незаметной квартире на третьем этаже находился центр нелегальной резидентуры ГРУ, которой руководил Шандор Радо. Дипломатический резидент ГРУ и не подозревал, что всего в двух кварталах от него работает сверхмощная тайная резидентура "Дора", опутавшая правительства Европы своими цепкими щупальцами.

Тут же, на этой улице, находился узел связи нелегальной резидентуры ГРУ "Роланд", которой управлял генерал Мрачковский. Резидентура "Роланд" раскинула свои сети от Шанхая до Чикаго. Но навигатор "Роланда" не подозревал о существовании "Доры". А навигатор "Доры" не знал о Мрачковском и его чудовищной организации "Роланд". А дипломатический резидент не знал о существовании обеих.

Яркий осенний день. Жарко. Но листья уже шуршат под ногами. Иностранные рабочие, испанцы или итальянцы, одетые в оранжевые комбинезоны, спешат убрать первое золото осени с дорожек парка. Эй, не делайте этого! Неужели вам не нравится ходить по багровым и червонным коврам? Неужели шуршание осени вас не волнует? Неужели серый асфальт лучше? Нет у вас, братцы, поэзии ни на грош. И оттого ваш маленький прожорливый трактор так быстро и жадно заглатывает красу природы. А были бы вы чуть более поэтичны, бросили бы работу да наслаждались. Сколько красок! Какое великолепие! Какая роскошь! Человек никогда не сможет сделать лучше того, что делает природа. Вот напротив входа в парк Монрепо — школа. Красивая, как замок. И часы на башне. Загляденье. Но ведь серая она. Нет бы пятнами ее изукрасить золотыми, да багровыми, да оранжевыми.

Под часами на башне школы дата — 1907. Значит, и Ленин этой школой любовался. А может быть, буржуазный стиль ему не нравился? Во всяком случае, он тут жил, на рю де Лозанн, где потом разместились резидентуры ГРУ, где сейчас огромные дома для дипломатов громоздятся. Голову даю на отрез: нелегальные резидентуры ГРУ и сейчас тут работают, не снижая производительности. Хорошее место. Понимал Владимир Ильич, где жить. Понимал, в каких парках гулять. Рабочих он любил, а буржуазию ненавидел. Поэтому он не жил в рабочих кварталах Манчестера или Ливерпуля. Он жил в стане врагов, в буржуазных кварталах Женевы. Наверное, хотел глубже понять психологию и нравы буржуазии, чтобы бить ее наверняка, чтобы всех сделать свободными и счастливыми.

В те дни тут, по парку Монрепо и по рю де Лозанн, гуляли террористы, мечтавшие убить русского царя, — Гоц, Бриллиант, Минор. Наверное, встречая Ленина, они раскланивались, приподнимая черные котелки. А может быть, они принципиально не замечали друг друга и не раскланивались. Во всяком случае, когда Ленин взял власть, он всех террористов, попавших в его руки, перестрелял, а заодно и царя, которого террористы не суме ли убить.

Мне нужно спешить. У меня только один день. Последний день перед боем, перед моей первой зарубежной вербовкой. Я должен знать поле битвы, как свою ладонь, как командир батальона знает изрытое воронками поле, по которому завтра пойдут в наступление его ребята. Но я не спешу. Меня очаровал старый парк, который видел так много. Тут в октябре 1941 года на какой-то скамеечке состоялось совещание нелегальных резидентов ГРУ в Европе. Пока Советский Союз не принимал участия в европейской войне, гестапо не трогало его агентуру, хотя и имело некоторые сведения о ней. Но в первый день войны начались провалы. Начались массовые аресты. Операции по локализации провалов результатов не давали. Провалы множились. Провалы групповые. Провалы по цепочке. Провалы, как круги на воде от брошенного камня. Провалы на линиях связи. Связь потеряна. Явки ненадежны. Под подозрением все. Каждый резидент подозревает каждого своего офицера и агента, а каждый из них подозревает всех остальных. Каждый резидент уже чувствует дыхание гестапо за своей спиной и запах теплой крови в камерах пыток. Каждый бессилен.

В этой обстановке они собрались в Женеве. В парке Монрепо. Им запрещено было это делать. Ни один из них не имел права знать что-либо о деятельности таких же резидентов ГРУ. Такая встреча — преступление. За такую встречу, если в Москве узнают, — расстрел.

Но они встретились. По собственной инициативе. Как они нашли друг друга? Не знаю. Наверное, по "почерку". Точно как проститутка в огромной толпе среди тысяч женщин безошибочно может найти незнакомую подругу по профессии. Как вор видит вора. Как сидевший в тюрьме без труда, по каким-то неуловимым признакам узнает того, кто когда-то тоже был в тюрьме.

Они встретились. Они сидели угрюмые, может быть, под этим каштаном. Волки разведки. Высшая элита агентурного добывания — нелегальные резиденты. Навигаторы. Командиры. Они сидели тут и, наверное, больше молчали, чем говорили. Может быть, для них это молчание было и прощанием с жизнью, и моральной подготовкой к пыткам, и взаимной братской поддержкой.

Вряд ли кто-нибудь, глядя со стороны, мог подумать, что тут собрались лучшие представители руководства сверхмощной организации, которая не единожды сжимала глотку Европы невидимой, но железной хваткой. Вряд ли, глядя на этих людей, кто-то мог подумать, что каждый из них безраздельно повелевает тайной организацией, способной проникать в высшие сферы власти и расшатывать устои государственности, смещая министров и целые правительства, потрясая столицы топотом миллионных демонстраций. Кто бы мог подумать, что эти люди, сидевшие на скамеечке в парке Монрепо, обладали почти неограниченной властью! Они сидели в поношенных пальто, в потертых пиджаках, в стоптанных ботинках. Настоящий разведчик не должен привлекать к себе внимания окружающих. Он незаметен, как асфальт. Он сер. Внешне.

Это были загнанные волки. Зажатые в угол. У них не было выхода. То, что они делали, каралось в Советском Союзе высшей мерой наказания и именовалось страшным термином "горизонтальные связи в агентурном добывании". Но в затылки им дышало Гестапо.

Они сидели долго. Они о чем-то спорили. Они приняли решения. Они изменили тактику. Они изменили системы связи, способы локализации провалов, проверок и вербовок. Каждый делал это якобы по собственной инициативе, не докладывая в ГРУ о тайном сговоре. Да и связи с ГРУ тогда не было.

Они все пережили войну. Каждый из них добился блестящих результатов. Они все вместе доложили руководству ГРУ о несанкционированном совещании 1941 года только в 1956 году. Все они стали героями. Победителей не судят.

Но кто за рубежом взвешивал вклад этих людей в Победу? Кто принимал их в расчет, когда планировал молниеносный разгром Красной Армии? Германские генералы рисовали на картах стрелы, рассекающие Советский Союз до самой Волги. Но они, словно увлекшиеся игрой картежники, забыли о том, что кто-то может стоять за их спинами и заглядывать в их карты, раскрывать их хитроумные замыслы и срывать их самые блистательные планы. Эти неприметные, скромно одетые люди, встретившиеся в октябре 1941 года в женевском парке Монрепо, были очень грозной силой — силой, которую германские генералы не принимали в расчет, силой, которая стоила многих дивизий, корпусов и армий.

ГЛАВА 17

1

"Аскот", "Эпсом", "Амат", "Дэрби" — это гостиницы в Женеве. Это цитадели ГРУ. Вообще-то в Женеве любая гостиница в квадрате, ограниченном парком Монрепо, рю де Лозанн, набережной озера и рю де Монблан, давно превращена в форпост ГРУ или КГБ. Из этих гостиниц ранним утром потянулись группы добывания на левый берег. Мы держим путь к выставочному центру Palais des Expositions. Это гигантское сооружение строилось много лет. С огромным, как вокзал, залом сливались такие же залы, образуя бескрайнее бетонное поле под общей крышей. Бетон застилают коврами, разделяют залы перегородками, и каждый выставляет свои достижения.