Леди удачи. Все пути… - Марина Белоцерковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боится, небось, спросонья небо в клеточку увидеть.
— Возможно. Мой план таков: этот Флориньи, мышь белая, раскатал губу и пригласил меня вечерком в Булонский лес. Кататься. Я пококетничала в меру и согласилась. Завтра мы встречаемся в пять часов вечера у церкви Сен-Сюльпис и отправляемся на прогулку. А вы с Томом в это время забираетесь к виконту и обшариваете всё, до чего доберетесь. Даю вам часа три. Не больше.
— А охрана?
— Ксави! Ты ли это?.. К тому же, думаю, эти дубы не больно празднуют виконта. Ну, в общем, не тебя мне учить.
— Это-то всё ничего… — протянула Мари. — Только есть один аспект… Говорят, Флориньи — бабник жуткий…
— Да? — Джоанна задумчиво нахмурилась. — Хм… Палка о двух концах. С одной стороны, надо бы задержать его, как можно дольше, а с другой, — вляпаться не хочется… Хотя… Стоп! Есть идея! Достаточно безумная, чтобы быть реальной. Слушай!..
* * *Экипаж медленно катил по Булонскому лесу. Ранние осенние сумерки окутывали аллеи и просеки, тьма сгущалась, и, казалось, деревья подступали всё ближе и ближе к тропинке.
Джоанна, глупо хихикая над плоскими, как блин под паровозом, остротами виконта, украдкой поглядывала на часы. Уже семь. Еще бы часок — и можно давать отбой. Ах, как хочется врезать этому крысенку по его остренькой похотливой физиономии! Масляные глазки так и шныряют по глубокому декольте Джоанны, руки Форе то и дело оказываются на ее колене или талии. Да и разговоры соответствуют. А в интересах дела надо жеманничать, кокетничать, изображать этакую провинциалочку из серии: «И хочется, и колется, и мама не велит». Поговорили уже и о театре, и о балах, и о королевских фаворитках. Гос-споди, чем бы его еще занять?!
— Жаннет, душечка! — Флориньи снова обнял ее за талию. — Неужели вы никогда не путешествовали по Стране Любовных Утех? Не прогуливались Аллеей Томных Вздохов? Не видели Дворца Страстных Признаний? О, Жаннет, позвольте мне быть вашим проводником!
«Гидом буду!», — мысленно хихикнула Джоанна, внутренне содрогаясь от подобной перспективы, но вслух манерно протянула:
— Ах, оставьте, гадкий мальчик!
— Жаннет! — неожиданно для своей дохлой комплекции виконт так сжал девушку в обьятиях, что косточки ее корсета жалобно хрустнули.
— Твою мать! — сквозь зубы прошипела Джоанна, но, памятуя о своей роли, беспомощно затрепыхалась и смущенно зашептала:
— Нет! Нет! О, нет!
— Жаннет! — виконт продолжал атаку.
«Та-ак! — Джоанна поняла, что ситуация начинает выходить из-под контроля. — Придется вырубить клиента. На оставшийся час».
Она уже сжала кулак, но вдруг где-то сзади, за каретой раздались крики, топот, свист. Флориньи отпрянул от Джоанны, как от кобры, и уставился в оконце.
— Боже мой! — простонал он и, высунувшись, заорал кучеру: — Гони! Гони!
Джоанна тоже с любопытством глянула в оконце. Карету преследовала толпа оборванцев самого живописного вида. Впереди всех несся одноглазый огненно-рыжий гигант. Не успел кучер даже занести хлыст, как орущая толпа захлестнула экипаж.
* * *— Кажется, это он, — Ксави одним глазом, как ворона в мосол, заглянула в дымоход.
— Так он же забит! — воззрился на нее Том. — Джо ведь говорила…
— Говорила — не говорила, — бурчала Мари, обвязывая веревку вокруг трубы. — Свободен — пролезем, забит — прочистим. Все равно это единственный путь в дом. Видел, какие гробы у дверей стоят?
— Видел, — понуро согласился Шеффилд.
— Вперед! Да пригнись, а то торчишь на крыше, как колокольня, — Ксави схватилась за веревку и нырнула в дымоход. Снизу, как из колодца, гулко прозвучал ее голос: — Если тут чем и забито, то только моей персоной. Лезь, Томми!
— Ну, что ж, — Мари окинула одобрительным взглядом строгую обстановку, — ничего кабинетик. Скромно, но со вкусом. Том, сними-ка башмаки, золу развозишь по полу, — и Мари, тоже скинув обувь, ступила на паркет. — Так. Стол. Большой. С ящиками. Панели деревянные. Пол. Что еще?
Том занялся ящиками стола. Ксави стояла посреди кабинета, заложив руки за спину, и размышляла:
— Куда может деть ценные бумаги хороший шпион? Или прячет в тайник, или оставляет на самом видном месте. Тайниками займемся потом, а сейчас осмотрим все видные места. Перья как перья. Стаканчик пуст. Чернильница доверху залита. Шкатулка. Ну-ка, ну-ка! — Мари открыла крышку. — Хм! Обычный джентльменский набор: локоны, медальоны, любовные писульки. Хотя… — она недрогнувшей рукой вывалила безделушки на стол и, аккуратно приподняв сукно, еще раз встряхнула шкатулку. На стол легли бумаги, занимавшие, по-видимому, основной объем ящичка.
— Ага! — Ксави самодовольно ухмыльнулась и схватила бумаги. — Расписка… счет… вексель… донос… еще донос… еще вексель… Тьфу! Грязь какая! — она брезгливо тряхнула пальцами и, поспешно сложив бумаги и побрякушки, придала шкатулке первозданный вид и положение.
— Ничего-ничего! Отсутствие результата — тоже результат! — подбодрила себя Мари. — Том, что у тебя?
— Сущие пустяки, — отозвался Шеффилд. — Куча каких-то расписок, донесений, даже чужие любовные письма. Я пересмотрел всё.
— Постой-ка, — Ксави выдвинула ящик, пробежала длинными чуткими пальцами по всем пазам и щелочкам. — Тайника нет. Ладно. Ну-ка, Томми, простучи панели тихонько!
Мари задумчиво уставилась в переплет окна. Сгущались сумерки. Как там Джо? Ксави снова медленно повела взгляд по кабинету. Стол. Кресла. Шкаф. Камин… Камин?!
— Том! — вскрикнула Мари, бросаясь к камину. — Я поняла! Я знаю! Дымоход, говоришь, забит, да? — схватив каминные щипцы, она начала осторожно ворошить золу. — Нету… Нету… И тут нету… Ага, есть! — Ксави извлекла из сизо-черного порошка узкую металлическую коробочку.
— О, Господи! — Том завороженно глядел, как перемазанные сажей пальцы Мари открывают потайную шкатулку. Она была полна бумаг.
* * *— Глянь-ка, Рыжий! Какая дичь!
Джоанна, с глаз которой только что сняли повязку, отшатнулась от факела, чадящего у самого ее лица. Отвратительная рожа кривлялась и дышала смертоубийственной композицией перегара, гнилых зубов и чеснока прямо ей в нос. Едва не задохнувшись от подобного парфюмерного изыска, Джоанна закашлялась и попыталась оттолкнуть его источник. Тот заржал:
— Но, но, птичка! Не трепыхайся. А то перышки помнешь.
— Оставь мамзель в покое, Прыщ! Займись лучше господинчиком, — прозвучал хриплый голос, и над Джоанной склонился тот самый одноглазый великан. — Ишь какая! — в его тоне сквозило искреннее восхищение.