Баронесса из ОГПУ - Хачик Мнацаканович Хутлубян

– Считаю для себя за большую честь, госпожа министр, начать эти переговоры именно с вами. Мы весьма ценим ваше сочувствие судьбе нашей страны. И как приятно, что мы разговариваем без переводчика на нейтральном шведском языке.

Несмотря на то что Паасикиви являлся сторонником выхода Финляндии из войны, находясь в оппозиции к президенту Ристо Рюти и главнокомандующему вооруженными силами Финляндии маршалу Карлу Маннергейму, он стремился сделать этот процесс беспроигрышным, исключая территориальные уступки и материальные возмещения, вопреки требованиям советской стороны. Переговоры завязались легко, но пошли трудно. Порой казалось, что из тупиковой ситуации нет выхода. Но вновь и вновь дипломаты прорабатывали различные варианты решений непростых вопросов, искали компромиссы и тут же отвергали аргументы друг друга, выдвигая контрдоводы. В особо трудные моменты Александра Михайловна, чтобы разрядить ситуацию, прибегала к финским шуткам. Произносила, не скрывая улыбки: «Ома мао мансика, му маа мустика», – что означало, – «Своя страна клубника, чужая черника». Слова на родном языке вызывали просветление на угрюмых лицах финнов, а возможно, и в их головах. В ответ они искренне и доброжелательно смеялись:

– Ойкен хювя! (Здорово)!

Столкновение мнений и споры, которые разгорались, гасли и вспыхивали, как костер на ветру, принесли, однако, свои результаты. Утром 20 сентября 1944 года газеты и радио известили народы мира, что Финляндия порвала союз с нацистской Германией и подписала перемирие с СССР. Несмотря на то что соглашения по всем принципиальным вопросам были достигнуты на условиях советской стороны, у мировой общественности появился повод говорить о гуманизме Советского Союза, отказавшегося таким образом от оккупации Финляндии.

Это была победа дипломатии и разведки. Александра Михайловна Коллонтай и Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина – заместитель резидента и пресс-атташе посольства, а также Борис Аркадьевич Рыбкин – резидент и советник посольства, каждый по своей линии, сделали все возможное, чтобы создать условия и шаг за шагом убедить финских политиков в том, что в противостоянии с СССР скандинавы ничего хорошего не достигнут. Александра Михайловна Коллонтай еще завершала переговоры с финнами, когда Зою Ивановну вызвали в Москву. В столице ее и застало официальное сообщение о выходе Финляндии из войны.

Был один из обычных темных, холодных московских вечеров. В дверь постучались. Зоя Ивановна щелкнула замком и обмерла. На пороге стоял худой, бородатый человек в военной форме.

– Борис! – только и успела вскрикнуть женщина, как оказалась в объятиях мужа. Она не видела его, кажется, целую вечность и ничего не знала о нем, кроме того, что Борис Аркадьевич находился на фронте. – Боря, какое счастье, что ты живой!.. Ты вернулся?..

– Да, Зоенька, вернулся.

– У тебя усталый вид. – Она сильней прижалась к нему. – Ну, ничего. Теперь ты у меня отдохнешь, отоспишься…

– Успеется еще отдохнуть. Завари-ка мне лучше своего крепкого кофе. Я так мечтал об этом.

– Знаю, милый…

Они сидели за кухонным столом и какое-то время молча смотрели друг на друга. Потом она спросила его о чем-то, он ответил и тоже спросил ее о важном. И вновь помолчали. Их глаза говорили куда больше того, что можно было выразить словами. Теперь они понимали, что это – чудо! Чудо – смотреть в любимые глаза и понимать – зачем судьба хранила их, проведя сквозь огонь и смерть, потери родных и близких.

«Я знала, что со мной ничего не случится, потому что у тебя никого, кроме меня, не осталось, любимый». – «Я знал, что дойду, потому что наша любовь, как маяк, вела меня к тебе».

Она, Зоя, не сгорела в самолете над Норвегией, не погибла на борту старого английского транспортного судна, торпедированного немецкой субмариной в водах Баренцева моря. Он, Борис, не привыкший прятаться за спины солдат, не пал на передовой со свинцом в груди, не подорвался на минном поле, переходя с группой разведчиков линию фронта. Они оба выжили. Выжили, чтобы излечить друг друга своей любовью, закрыть от бед. Душевные раны, в отличие от телесных, никому не видны, но так же болят, порой невыносимо. Зоя и Борис молча смотрели друг на друга, все понимая без слов. В мгновение, когда лампочка под потолком моргнула и растворилась в свете утреннего солнца, залившего комнату, словно чистой журчащей водой, ярко играющими лучами, он и она поняли, что пролетела ночь и, кажется, целая жизнь.

Вызов в столицу для Бориса Аркадьевича закончился назначением его начальником 4-го отдела управления НКГБ. В этой должности он курировал заброску нелегальной агентуры и разведывательно-диверсионных групп в оккупированные гитлеровцами страны Восточной Европы. Зоя Ивановна занялась аналитической работой в центральном аппарате разведки.

Война близилась к концу.

В начале 1945 года Бориса Аркадьевича подключили к подготовке встречи глав трех великих держав, которая должна была состояться в Ялте. Полковник Рыбкин обеспечивал связь между спецслужбами СССР, США и Великобритании. В ходе работы с союзниками Борис Аркадьевич опознал в одном из сотрудников американской делегации нацистского преступника. Полковник доложил об этом руководству. На претензии советской стороны американцы дипломатично заявили: «Никаких доказательств того, что указанный сотрудник является неблагонадежным, у нас нет. Но с учетом беспокойства наших союзников мы готовы изучить претензии и, в случае подтверждения опасений, отстранить его от присутствия на конференции, позиционируя это как готовность американской стороны к любым компромиссам ради укрепления доверия и достижения максимальных результатов в совместной работе». Самому же сотруднику было сказано:

– Вы понимаете, что раскрытый агент опасен как мина, подложенная под автомобиль. Рванет, как только включишь зажигание. Можем ли мы держать в своих рядах того, кто уже не в первый раз проваливается, практически не начав действовать? Такое ощущение, что русские слишком хорошо изучили вас и распознают под любой личиной, будь вы офицером СС, или сотрудником американской разведки. Знаете, что делают с такими?

– Списывают со счетов.

– Точно, черт подери! Но мы готовы выдать вам последний кредит доверия. Считайте, что вы в действующем резерве. И это, мистер Дейс, все, что мы можем сделать, надеясь на ваши заслуги в будущем. Докажите свою состоятельность!

– Не надо меня уговаривать. Я уже не в том возрасте. Как этот русский мог узнать меня?.. Он не простой офицер связи.

– Давайте, давайте займитесь наконец делом! И запомните, времени на раскачку нет, оно вышло еще вчера. Даем сутки, чтобы разобраться – кто он и чем дышит. Откуда ваша физиономия так хорошо известна русским, и о чем она, черт подери, им говорит? И, ради бога, если вдруг вам вздумается «убрать» русского, лучше застрелитесь сами. Не подставляйте нас! Вы, да и мы тоже, являемся лишь пешками в большой политической игре. – Ален внимательно посмотрел на Дейса и, хмыкнув в аккуратно