Оранжевый Треугольник - Александр Крафт

"Когда письмо дойдет, она будет уже мертва. Хорошее решение", — подумал он и, сменив халат на куртку, достал из стола еще один конверт, обозначенный заглавной буквой "Л".

Тщательно закрыв и заперев за собой наружную дверь, мужчина пошел по ночному городу в сторону центра. Он не любил ночи, хотя это и была его пора. Только ночью он мог перемещаться за пределы своей лаборатории, а днем спал, читал и занимался своими исследованиями. Последнюю неделю он никуда не мог выйти, так как был должен проводить подготовку Риса.

"А ведь этот кретин действительно думал, что ему удастся ускользнуть, улыбнулся про себя доктор. — Кто же сможет противостоять Силе? Смешно, право".

Выйдя на центральную улицу, он опустил в ящик письмо для Кристины и неторопливо пошел в сторону забегаловки под многообещающим названием "Встреча". Ночь подходила к концу, и прохожие встречались редко. Кто в такой час выходит из дому? Влюбленные, возвращающиеся от своих девушек, заядлые гуляки, обходящие все заведения в округе, да неисправимые шизофреники, вроде этого Риса.

"А ведь он солгал, — подумал мужчина, — не Рис его зовут. Можно подумать, мне есть дело до настоящего имени смертника".

Это не имело никакого значения, как не могли ни на что повлиять попытки остановить мутацию. Доктор так и относился к Рису: человек не человек, так подопытный образец. Расходный материал.

Дойдя до кабака, он прошел мимо распахнутой в ожидании запоздавшего посетителя "парадной" двери и направился к неприметной дверце рядом. Открыв ее своим ключом, он прошел через темный коридор на грязную маленькую кухню и вполголоса позвал: "Лайкер!"

Ждать долго не пришлось.

— А я уже думал, вы не придете… — добродушно улыбаясь, заговорил бармен, заходя в помещение.

— Не говори глупости, Лайк, — перебил его доктор. — Я всегда говорю то, что должен сказать, а сказав — делаю.

С этими словами он протянул хозяину кабака второй конверт. Тот его взял и с показной небрежностью вскрыл. Достав из него деньги, внимательно пересчитал, засунул в задний карман брюк, а конверт бросил в печь.

— Тут один легавый звонил, — пробубнил бармен, — по поводу этого психа. Про вас спрашивал. Я, понятное дело, ответил, что никого не видел, но…

— Меня это не интересует, — оборвал его ночной посетитель. — Ты сделал все, что должен был, я — тоже. Договор соблюден.

— Я, это… — начал мямлить хозяин, — хотел бы, ну… чтобы, это… ну, было в последний раз. Я боюсь… Я не спрашиваю, что вы там с ним сделали. Но, я понимаю, большие деньги "за так" не платят… У меня хорошее дело…

— У тебя ДЕЛО? — даже удивляясь, доктор сумел сохранить равнодушие. — А когда ты был без цента в кармане, кто дал тебе это ДЕЛО? Я тебя год не трогал, хотя с самого начала ты знал, зачем мне нужно ТВОЕ ДЕЛО. Ты на чьи деньги его открыл, ублюдок? Забыл?

— Я очень вам благодарен, конечно, я постепенно отдам, — бармен полез в задний карман брюк, — но я так не могу. Да и документы все оформлены на меня…

— Что? — в голосе посетителя не то чтобы зазвучала, а так — слегка наметилась сталь. — Документы? Ты что, пытаешься угрожать? Хм… это даже любопытно…

Лайкер пытался не поднимать взгляда на доктора. А тот спокойно смотрел точно в переносицу бармена и, казалось, даже не моргал. Маленькие точки зрачков, и в каждой — по излучателю, способному прожигать дырки в стали или дробить камень. Могучая сила подняла голову Лайкера, и он вынужден был посмотреть в сузившиеся глаза ночного гостя.

Ноги бармена подкосились, и он упал на грязный пол. Крик ужаса рвался наружу, но застревал где-то в горле. Тогда посетитель зачерпнул ковшиком кипяток из большой кастрюли, в которой варились яйца, и медленно вылил на живот неподвижного тела.

— Мне не нужны твои деньги, — произнес доктор. — Когда я скажу, ты снова найдешь одинокого человека, пытающегося напиться, позвонишь мне, потом незаметно выставишь всех посетителей и "не заметишь", как я уведу твоего клиента. Через неделю ты получишь от меня деньги. Таков договор.

Он оглядел мокрый передник, перекошенное от боли лицо и, направляясь к выходу, добавил:

— Договор остается в силе. Бойся, если хочешь.

"Еще один смешной человек", — размышлял мужчина, проходя по ночным улицам. — Тоже решил, что может отказаться".

Ему вдруг стало интересно, что будет, если Лайкер захочет сообщить об этом в полицию. Нет, хотеть-то он может сколько угодно, строить любые планы, но до тех пор, пока твердо не решит идти к копам.

Доктор представил себе скорченную фигуру, страдающую от сумасшедшей боли в голове и страха, разрывающего плоть. Улыбка дернула губы, но они сразу же вернулись на место. Ободранная калитка открылась, а ключ договорился с дверью. Куртка была сменена на халат, и доктор опустился на стул.

Оставалось сделать еще одну мелочь. Заскрипел диск телефона, и заспанный голос недовольно произнес: "Да".

— Это я, — произнес мужчина в трубку. — Формально я извиняюсь за звонок, но это время было оговорено заранее.

— А? Да-да, конечно, — ответила трубка. — Что, уже?

— Да. Как вы выразились, "уже". Послезавтра на рассвете я выполню свои обязанности по нашему договору.

— Очень вовремя, у меня как раз…

— Это меня не касается, — отрезал доктор и повесил трубку.

В следующую ночь гостей не ожидалось, и он мог позволить себе небольшой отдых. Приготовив сэндвич с сыром, постелив себе постель на кушетке в углу, доктор сел за стол. Ему предстояло просмотреть статью одного итальянского физиолога. Мура, конечно, но надо же быть в курсе…

Чужак внутри

Восход солнца застал Риса бредущим по небольшому лесу за городом. Посерело небо, он уже стал различить цвета, а это значило, что на смену ночному черно-белому видению пришло обычное дневное. В далеком городе начинался новый день, люди шли на работу, звонили телефоны, ездили машины…

Когда-то давно он сам был частью этого мира. Бесконечно давно. С тех пор он прошел большой путь длиной в… ночь.

Рис остановился у могучей сосны и опустился на траву, обильно посыпанную хвоей. Совершенный организм не нуждался в воде или еде. Казалось, он был заряжен энергией на весь отпущенный ему срок и теперь жаждал действия. Но солнце загнало монстра в безопасное место и до ночи он вынужден был скрываться. Это тело не умело спать, не нуждалось в отдыхе. Он мог только брести по лесу, изучать себя или думать.

"Остановить себя не удастся. Покончить с собой — задача невыполнимая, но как уберечь Кристину от своих смертельных объятий?" — думал Рис, удивляясь тому, что еще может думать.

"А ведь и правда. Почему доктор не сделал так, чтобы Рис не мог сопротивляться вообще, а действовал, как робот? Значит, его сопротивление было нужно Санта Клаусу. Стоп. При чем тут доктор? Ведь он только руки. Треугольник сказал, что ему нужен страх, а роботы не боятся. Только сохранив сознание, он мог бояться по-настоящему. Не за себя — это чувство быстро проходит, — а за Кристину. Значит, Треугольник будет терпеть все его выходки, пока это не вредит общему замыслу. Но из этого также следует, что Треугольник должен каким-то образом "получать" этот страх. Каким? — ужас опять подступил к горлу липким комком остывшей манной каши. — Так значит, за ним наблюдают?"

Тело рефлекторно обежало взглядом деревья, а внутренний локатор сообщил, что в округе никого нет.

"Вот, черт! Натренировали, — выругался Рис. — Ну, наблюдать — это лишнее, достаточно просто принимать его чувства. Какой-то очередной трюк, наподобие телепатии. Надо лучше себя изучить. Итак, что он умеет? Пространственная ориентация — это понятно. Радар, жабры, скоростное перемещение, когти-алмазы. Зрение со способностью приближать предметы или производить панорамное наблюдение. Что еще?"

Оказалось, он не так много про себя знает.

"Для начала проверим все чувства. Со зрением уже ясно. Теперь обоняние".

Рис сосредоточился на запахах. Результат был ошеломляющим. Как будто открыли шлюз в подводной лодке. Поток запахов хлынул в нос, забил горло и упал камнем где-то в животе. Запахи стали делиться на группы, обособляться, и вскоре стало возможно различить в этом "реве" вони отдельные составляющие. Еще через некоторое время тело начало переводить запахи в понятия и образы. Рис полз на четвереньках и обнюхивал траву, хвою, кусты и деревья. Потом он встал. Не было нужды наклоняться. Обоняние, как и зрение, умело сужать "угол обзора", и вместо наклона достаточно было простого желания распознать этот запах или обнюхать тот или иной объект.

Рис почувствовал в себе дикое животное, требующее обследования "своей территории". Бороться с этим желанием было невозможно. Он обежал поляну и обнюхал каждый куст. Да, он был не один. Тут еще жили два крота, а под развесистым кленом недавно ночевала лиса.