Не плачь, моя леди - Мэри Кларк

– Что ты выдумываешь! – Сид покраснел.

– А это правда? – Элизабет протянула ему письмо Теда. – Ты встретил Теда в тот вечер? Почему же не сказал об этом еще несколько месяцев назад?

Сид бегло пробежал записку.

– Еще и письменно изложил! Ну, идиот!

Элизабет подалась вперед.

– Из письма выходит, барон слышал, как Тед борется с Лейлой, а тебе Тед сказал – Лейла мертва. Почему же ни один из вас даже не подумал зайти и посмотреть – а что там? А вдруг ей можно было помочь?

– Хватит с меня. – Сид отъехал на стуле. – Наслушался.

– Нет, Сид! Еще не все. Зачем ты тогда шел к Лейле? Зачем туда шел барон? Она ведь не договаривалась о встрече ни с кем из вас.

– Слушай, Элизабет! – Сид вскочил. От злости у него перекосилось лицо. – Сестрица твоя под корень меня резанула! Бросила спектакль. Выкинула меня с работы. Вот я и шел умолять ее изменить решение. Но я даже в дом не успел зайти. Смотрю, бежит Тед. Я погнался за ним. Он сказал, что она мертва. Кто же останется в живых после такого падения? Вот я и не стал лезть. А барона я не видел. – Он швырнул девушке письмо Теда. – Ну, теперь ты довольна? Теда упекут в тюрягу на всю жизнь. Этого ты добивалась, верно?

– Погоди, Сид. У меня есть еще вопросы. Анонимка, которую стащила Черил… Почему ты порвал ее? Она ведь могла бы помочь Теду. Тебе ведь так хотелось его выручить…

Сид тяжело опустился на стул.

– Знаешь, Элизабет, давай договоримся. То, что я порвал анонимку, – моя ошибка. Черил клянется, что не писала никаких анонимок. И я ей верю.

Элизабет ждала. Она не собирались выкладывать, что и Скотт поверил Черил.

– Насчет барона ты угадала. Пьесу написал он. Ты помнишь, как насмехалась над ним Лейла. Ему хотелось получить над ней власть. Другой затащил бы ее в постель… – Сид запнулся. – Элизабет, если Черил завтра не уедет, попадет на пресс-конференцию, то потеряет роль в сериале. Студия вышвырнет ее, если всплывет, что ее задержала полиция. К тебе Скотт прислушается. Уговори, пусть отпустит Черил. А я тебе дам ниточку к анонимкам.

Элизабет уставилась на него. Сид принял ее молчание за согласие. Отбивая дробь по столешнице, он продолжил:

– «Карусель» написал барон. У меня имеются ранние варианты с исправлениями его почерком. Давай, Элизабет, поиграем в «Предположим». Итак, предположим, пьеса стала бы суперхитом. Минна барону больше не нужна. Он устал от игры в курорты, он выбивается в бродвейские драматурги и теперь рядом с Лейлой. Как может Минна помешать такому? Подстроить провал спектакля. Но как? Уничтожив Лейлу. И уж кто-кто, а Минна способ изобретет. Тед жил с Лейлой три года. Если бы развести их задумала Черил, зачем ей тянуть так долго?

Ответа Сид дожидаться не стал. Снова скрежет отодвигаемого стула. Элизабет растерянно смотрела ему вслед. А что, вполне вероятно. Логично.

Ей послышался голос Лейлы: «Господи, Ласточка, Мин прямо рехнулась на своем Игрушечном Солдатике. Не дай бог, кто-то на него глаз положит. Мин тотчас выступит на тропу войны с топором».

Или с ножницами и клеем?

Сид исчез в кустах. Элизабет не видела мрачной улыбки, которую он себе позволил, скрывшись с ее глаз.

Может, сработает, надеялся Сид. Он гадал, как сыграть последней козырной, а Элизабет подсказала ход. Если клюнет, то Черил, может, вывернется. Улыбка растаяла. Может, и да…

А он сам?

5

Не видя ничего вокруг, не шевелясь, Элизабет сидела у бассейна, пока бодрый голос тренера не вырвал ее из задумчивости: она анализировала возможное чудовищное предательство Мин. Поднявшись, Элизабет направилась к особняку.

День оправдал утренние надежды. Золотисто-теплое солнышко, ни ветерка, даже кипарисы кажутся веселыми, темные листья подрагивают, уродливые тени никому не угрожают. Жизнерадостные соцветия петуний, герани и азалий, встрепенувшиеся после недавней поливки, тянулись к теплу, яркие венчики нарядно раскрыты.

В приемной она увидела временную регистраторшу, симпатичную женщину лет тридцати. Барон с баронессой уехали в больницу помочь, чем смогут, мужу миссис Михан.

– Они так из-за нее расстраиваются. – Приемщицу, казалось, глубоко трогала их забота.

Когда умерла Лейла, они тоже расстраивались, вспомнилось Элизабет. Интересно, насколько искренним было горе Мин? Она черкнула Хельмуту записку и запечатала.

– Пожалуйста, передайте барону, как только вернется.

Кинула взгляд на ксерокс. Сэмми включила его, перед тем как отправиться в римскую баню. Может, действительно у нее помутилось сознание, все перемешалось в голове и она оставила письмо в машине. Утром Мин всегда приходит пораньше. Увидела анонимку и уничтожила.

Элизабет устало побрела к себе. Ей никогда не узнать, кто отправлял анонимки. Никто не признается. Зачем она здесь? Все уже кончено. И что ей теперь делать со своей жизнью? В письме Тед советовал ей начать новую счастливую главу. Но где? Как?

Голова у нее болела – тупая, настойчивая пульсация. Она спохватилась, что снова пропустила обед. Надо позвонить насчет Эльвиры Михан и начать собираться. Забавно, когда в мире нет места, куда тебе хотелось бы поехать, и нет человека, которого тебе хотелось бы видеть. Она вытащила из кладовки чемодан. И внезапно замерла.

У нее ведь еще осталась Эльвирина брошь-солнце. В кармане брюк. Вытащив ее, Элизабет удивилась: тяжелая, а по виду не скажешь. Элизабет не специалист по драгоценностям, но безделушка явно из дешевых. Повернув брошку, она стала разглядывать обратную сторону. Застежки нет. Какое-то скрытое крепление. Элизабет снова повернула украшение, всмотрелась в «солнышко». Посредине крохотное отверстие… микрофон!

Открытие ее ошеломило. Наивные на первый взгляд вопросы, Эльвирина привычка теребить брошку – значит, направляла микрофон в сторону говоривших. Сумочка с дорогим магнитофоном, кассеты… Элизабет решила, что надо забрать их, пока не забрал кто-то другой. Она позвонила Вики.

Пятнадцать минут спустя Элизабет уже сидела у себя, кассеты и магнитофон из сумки Эльвиры разложила перед собой. Вики пугливо причитала, что боится, как бы кто-нибудь не заметил.

– Я все передам шерифу Элшорну, – заверила ее Элизабет. – Просто хочу перенести в безопасное место. Чтобы не исчезли, если муж миссис Михан кому-то расскажет про них.

Элизабет согласилась на чай и сэндвичи. Когда Вики вернулась с подносом, Элизабет сидела с наушниками на голове и с ручкой и блокнотом наготове. И слушала записи.

6

Скотту Элшорну не нравились подозрительная смерть и подозрительный несчастный случай, чуть не кончившийся смертью. И то и другое – загадка. У Доры Сэмюэлс перед смертью случился сердечный приступ? Задолго ли? У Эльвиры Михан на лице застыла капелька крови: след укола. Лабораторный анализ показал очень низкий уровень сахара в крови: возможно, результат инъекции. Старания барона, к счастью, спасли ей жизнь.

Итак, что же у него есть?

Мужа миссис Михан разыскали лишь поздно ночью, в час по нью-йоркскому времени, и тот на частном самолете прилетел в семь утра по местному времени в больницу. Скотт приехал туда поговорить с ним.

Смертельно бледная, с трудом дышавшая Эльвира с прикрепленными аппаратами казалась Скотту неправдоподобной. Таким, как Эльвира, не положено болеть: они такие шумные, в них бурлит жизнь. Плотный мужчина, сидевший к нему спиной, словно и не заметил его прихода. Наклонившись, он что-то нашептывал больной.

– Мистер Михан, – тронул его за плечо Скотт, – я Скотт Элшорн, шериф округа Монтеррей. Сожалею насчет вашей жены…

Вилли Михан мотнул головой в сторону врачебного кабинета:

– Знаю, что они там думают про нее. Но уверяю, мистер Элшорн, с ней все образуется. Сейчас сказал ей – пусть только попробует отколет со мной эдакую штуку, помрет, весь выигрыш тогда растранжирю с роскошной блондинкой. Уж такого она не допустит… Правда, золотко? – Из глаз его полились слезы.

– Мистер Михан, мне нужно поговорить с вами.

Эльвира слышала, как говорил с ней Вилли, но ответить не могла. Никогда раньше она не чувствовала такой слабости. До того устала, просто не в силах рукой шевельнуть.

Но она должна кое-что сказать им. Теперь ей стало понятно, что случилось в кабинете. Она должна заставить себя говорить. Она попробовала пошевелить губами, но ничего не получилось. Попыталась согнуть палец, поманить его… Но рука Вилли накрыла ее ладонь. Она никак не могла набраться сил дать понять – ей нужно что-то сказать…

Только бы привлечь его внимание. Он рассказывал о путешествиях, куда они направятся вместе. Слабенькое раздражение кольнуло ее. Замолчи же! Послушай меня! Вилли, пожалуйста! Да послушай же!

Беседа у дверей интенсивной терапии ничего не прояснила. Эльвира всегда была здорова «как лошадь». Никогда не болела. Не принимала никаких лекарств. Скотт даже спрашивать не стал, не употребляла ли она наркотики. Такого просто не могло быть, и он не стал оскорблять расстроенного человека.