Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердце у Фог колотилось часто-часто.
– Если я чего-то не знаю, то научи, – сказала она, беспомощно стискивая у него на груди рубаху из нежного и тонкого полотна, и чуть повернула голову в смятении.
– А если ты испугаешься? – щекотно улыбнулся Сидше ей в макушку.
– Значит, повторяй, пока не привыкну.
…наверное, она бы сама его поцеловала, приподнявшись на цыпочки, если б не заголосил вдруг Сэрим в отдалении:
– Садхам! Куда побежала, поганая ты ящерица! Ей-ей, держите её, она к расщелине улепётывает!
Когда алую ящерку удалось поймать – и впрямь, недалеко от пролома в земле, который словно притягивал её, – Фогарта изрядно взмокла, проголодалась, устала и разозлилась. А Сидше успел накинуть плотную чёрную хисту поверх рубахи, и это разочаровывало едва ли не больше всего остального.
Солнце взошло – начинался новый день, и он обещал стать весьма беспокойным.
Насчёт бед, приходящих за землетрясением, Телор угадал.
Первую тварь они встретили у подножья горы – огромного серого паука с человечьими руками. Быстрей всех его обнаружила, как ни странно, Онор, ехавшая в середине отряда. Она обернулась вдруг вправо и наотмашь рубанула морт, как большим клинком; располовиненный паук свалился с дерева под изумлённые вопли и брань кьярчи – и лязг мечей, которые дружинники разом вытащили из ножен. А Онор смотрела не на паука, и на собственные руки и повторяла недоверчиво:
– Какой большой – и так легко умер… Значит, я могу?..
Сэрим, который ехал на телеге с кьярчи и, похоже, не особенно был этим доволен, ворчливо откликнулся:
– Ты, милая моя, киморт. Ты горы двигать с места на место можешь, что тебе какая-то уродливая тварь… Как там она зовётся, к слову?
– Прядильщик, – ответила Фог, подлетев на сундуке поближе. Коты, до тех пор безмятежно дремавшие на крышке, проснулись и принялись выгибать спины, вздыбливая шерсть. – Их иногда встречают в глубоких шахтах, особенно там, где раньше был мирцит… А раз мы не в шахте, то похоже, что он вылез из разлома.
– Да, вероятно, – согласился Телор хмуро. – Надеюсь, что он один такой, но вряд ли. Сожгу-ка я его на всякий случай: бывает, что подобные твари таскают в собственном брюхе живых детёнышей.
– Я сожгу! – неожиданно вызывалась Онор, по-прежнему бледная, но необычайно оживлённая – и впервые за многие дни бодрая. – Я могу!
– Попробуй, – разрешил Телор с улыбкой.
Огонь вспыхнул в три человеческих роста, жаркий, бездымный, белесовато-синий; выражение лица у Онор на миг стало свирепым, и дальше она уже ехала не в середине отряда, сонная и печальная, а с краю, хищно высматривая, кого б подпалить ещё.
Долго ждать не пришлось.
Следующее чудовище сразила Эсхейд – огромного червя, прозрачного, точно выточенного из хрусталя. Он метался в тенистой низине, круша всё на своём пути; тонкие деревца были поломаны, как трава, а в земле виднелись глубокие рытвины. Копьё одного из всадников отскочило от чешуйчатой шкуры, как от металлической болванки, но наместница не растерялась – и, воздев меч, обрушила на тварь пурпурную молнию.
– Червь Шалпана, – опознала чудовище Фог, холодея. – Очень опасное существо! Питается морт, которую извлекает из живых существ, а когда насытится – разделяется надвое. Нам ещё повезло, что мы повстречали его днём, в сухую погоду, ночью и в дождь он был бы почти непобедим… Не надо его трогать, оно ядовитое!
– А сжечь можно? – коротко спросила Онор.
Ей единственной, кажется, было весело.
Чем ближе к Кимень-горе, расколовшейся надвое, тем чаще встречались твари – а вскоре стали попадаться и люди. Мёртвые; растерзанные; изувеченные и умирающие. Больше всего запомнился отчего-то мужчина, лишившийся нижней половины тела. Он полз и полз по тракту упрямо, оставляя за собой кровавый след, а когда увидел впереди отряд, то вдруг завыл по-звериному. Помочь ему было уже нельзя; Фог хотела попытаться, но Телор велел ей отойти и отвернуться.
Она послушалась, но стало тошно.
Окрестности горы бедствие изувечило куда сильнее, чем склоны в половине дня пути отсюда: похоже, что его источник находился где-то неподалёку. Местами пласты слоистых скал вывернуло из-под земли и вспучило так, что дорога стала непроходимой, и передвигаться приходилось медленней – и осторожней из-за чудовищ. Несколько человек из табора были уже ранены, и Эсхейд приказала дружине окружить кьярчи со всех сторон и не терять бдительности. С тех пор всадники ехали, обнажив морт-мечи, и это спасло немало жизней.
Последнюю тварь, огромную чёрную многоножку с пастью, в которой поместился бы гурн целиком, пришлось загонять почти дюжине воинов во главе с Телором в перекошенном венке – и рубить по частям.
– Откуда же они прут? – в сердцах бросил Иаллам, который успел уже испытать подарок, воспламеняющий меч, который Фог наскоро сделала в лагере. Точность у меча немного страдала, но это с лихвой искупалось мощью. – Конца им не видно!
– Из-под земли, – ответила она, пользуясь короткой передышкой. Отряд вышел на относительно неповреждённый участок дороги, где о недавнем бедствии напоминали только поломанные деревья и небольшие провалы, там, где почва осела в глубинные пустоты. – Потому, кстати, летучих существ среди них и нет, кроме жуков.
– Мне и их хватило, – содрогнулся Иаллам и машинально почесал шею, куда недавно пришёлся укус ядовитого жука. И глянул вверх, на дирижабль. – Везёт твоему капитану, летит себе в вышине, горя не знает. Можно и мне к нему?
– Можно. Я тебя морт вверх подкину, ты постучись в окошко, может, он откроет… А может, и нет.
– Тьфу ты, шутки твои, – откликнулся Иаллам, нисколько не обидевшись, впрочем. – Лучше прокати меня на своём сундуке, а то мне опостылело уже месить грязь… Ох.
«Что – ох?» – хотела спросить Фог, но тут и сама увидела.
Лесная дорога вильнула в очередной раз, нырнула прямо в арку под сросшимися ветвями двух исполинских деревьев и влилась в луг. Прежде, наверное, зелёный – а нынче пёстрый от множества тел в примятой, истоптанной траве. Здесь были и воины в зелёных плащах с золотой вышивкой по краю, и в синих плащах со знаком в виде двух перекрещенных мечей над цветком… А больше всего – в неприметных тёмно-коричневых и грязно-серых плащах без гербов, зато с меховой опушкой.
– Те самые! – заорал вдруг Тарри, привставая на телеге, и приложил ладонь над глазами, словно от солнца их защищая. – Гляньте, те самые воины, что нам тогда встретились!
– У них раны от мечей и копий, а не от клыков и когтей, – хрипло произнёс Иаллам, бледнея, и даже его серые глаза, кажется, посветлели ещё больше. – Тут человек человека убивал…
Он почти не ошибся.
Тела,