Мертвые люди (СИ) - Мир Олег

— Нет, — голос оказался слишком злым, — садись.

Она присела рядом в полуметре от меня, дистанция приличия.

— Ты как? — голос участливый. Ей действительно интересно?

— Нормально, день выдался насыщенным, — я очень старался, чтобы мой голос, прозвучал мягко, — и да, спасибо.

— Мы квиты, ты спас меня, я тебя, — я старался рассмотреть лицо девушки, но волосы прятали от меня ее черты лица, — а вообще тебе повезло. Будь у этого побольше мозгов, или адвокат как в прошлой жизни, сидеть тебе сегодня в подвале. Аргументики у меня были шаткие.

Думать о Стасе не хотелось, тем более говорить о нем.

— Слушай, давай не будем о нем, а?

— Без проблем, — она развернулась ко мне лицом, высокие скулы, чуть раскосые глаза, тонкие губы в полуулыбке. Красивая.

И повисла всем известная пауза, когда надо что-то сказать, а мыслей нет.

— Ладно, мне пора, — она как, мне показалось, безысходно вздохнула, поднимаясь со скамейки.

— Я провожу, — слова вырвались как-то сами собой.

— Далеко провожать придется. Ладно, пойдем прогуляемся.

— Давай.

Я охотно поднялся, девушка прошла несколько шагов вперед, я помимо воли скосил глаза пониже спины, но плащ все прятал. Мы неспешно пошли в сторону парка. Молчание продлилось недолго, она что-то спросила, я ответил, так завязался разговор ни о чем. Мне было очень приятно слышать женский голос после всего свалившегося, он живой водой лился по моей душе.

Через полчаса мы вернулись к зданию правления, быстро попрощались, она ушла, я же пошел к Славику, за ЦУ. Но дальше секретарши не попал, она велела мне идти домой. Когда я вернулся домой, меня встретила бабка, мать, конечно же, работала.

— Во лодырь, православный люд еще спины гнет, а он уже дома.

— Так я…

— Ты, ты, — не дала мне оправдаться бабка. Мыться, потом за стол, затем найду чем тебя занять.

Пришлось выполнять все указания в точности, несмотря на дикую усталость.

Глава 3

Утро, как всегда, не порадовало — снова сны про отца, а будильник, как самая настоявшая сволочь, вырвал меня из радужного плена, где все было хорошо. Вздохнув, пошёл завтракать, бабка в этом плане непреклонна, только люди слабые духом не трапезничают поутру. К своему несказанному удивлению заметил Братана возле двери, бабка к животным относилась сугубо с практичной стороны — корова для молока, свинья для мяса, коты для ловли мышей, и никаких сантиментов. Поэтому в доме никаких животных не имелось. А тут Братан, видно же по роже, не боится за свою шкуру, а бабка просто игнорирует усатого наглеца.

— Я думал у вас с животными строго, — сказал я, подставляя кота.

— Пусть сидит, не мешает, — краткий ответ после мимолетного взгляда на кота, вот и все объяснение, а о мотивах сам догадайся, если не дурак.

Голову по-пустому ломать не стал, запустили усатого и хорошо, у меня имелись куда более насущные проблемы. После вчерашнего инцидента, идти в контору не хотелось, как, впрочем, и видеть кого-либо из присутствующих на допросе.

Я сунулся с тарелкой к печи, но бабка легко ударила меня полотенцем по рукам и взглядом указала на место за столом. Подчинился, а что еще оставалось делать? Когда на столе оказалась чашка с кашей и кружка с чаем, вышла мать, лицо серое, глаза красные с большими мешками. То ли не выспалась, то ли плакала, а скорей всего и то, и другое. Сердце защемило, хотелось в лепешку расшибиться, но добыть улыбку на ее губах. Жаль, что лепешка в моем исполнении, ее огорчит еще сильнее. Мать на ходу сделала пару глотков чая и поспешила одеваться, чтобы уйти. Я покосился на бабку, та и не думала ее останавливать, значит репрессии распространяются только на меня. Я тщательно жевал кашу, запивая ее маленькими глотками мятного чая, пытаясь придумать, как быть дальше.

— Ох, и дела у нас творятся, вчера к вечеру вся семья Магинов на раз померла, а те, что у нас за чекистов, твердят, что отравились, — бабка наиграно охала и кряхтела, во всю сопереживая трагедии, — а я вот думаю, брешут, как есть брешут. Отчего тогда мне тела не показали? Молчишь? А что ты сказать можешь, только есть и умеешь. Так вот я про тела, не показали они мне их, словно боялись, чего, вот я и подумала, что неспроста они померли. Явно дорожку кому перебежали, их и того… Лихие времена все спишут. Странно это все.

Когда закончился монолог, я подтвердительно промычал, хочет выговориться старушка, не стоит ей мешать.

— Мычит он мне, корова не доенная. Кстати, коровы в упырей не обращаются, сосед говорил, видел, как одну застрелили, а она и умерла, не думая оборачиваться. Вот думается мне, надо бы какой-нибудь институт открыть, чтобы всю эту мракобесию изучать, только где нашим холуем, им бы только пузо набить, да тряпки покрасивее набрать. Власть, что с нее взять.

— Может уже изучают, — высказал я свое мнение.

— Эти, — она махнула рукой себе за спину, — точно нет. А те, что на ГЭСе засели, могут, они там к себе яйцеголовых затащили. А наши только воруют.

— Мертвому да голодному от знаний толку нет.

— Ай, им и сытым не до этого, поняли, что без башки упыри нежильцы и успокоились, а лечить даже и не пытаются.

— Думаете лечится?

— Запомни, сынок, в этом мире лечится все, — сказала безапелляционным тоном, словно последняя инстанция.

Я помолчал, не спорить же с ней, но бабка не унималась, продолжала рассуждать.

— Вот ты хоть раз задумывался, как зараза распространилась? — я отрицательно мотнул головой. По правде говоря, думал, но не так чтобы усердно, как-то не до этого было. Думал, вернусь в семью, там и получу все ответы на вопросы. Но вышло не совсем так… — ты, как большинство, близорук, видишь не дальше собственного носа. А тут, если немного подумать, все выглядит очень странно.

Она умолкла, чтобы я моментом проникся.

— Как думаешь, как эта зараза распространялась?

— Вирус, наверное, — неуверенно ответил я.

— Дубина, и так понятно, что вирус, я спросила, как распространился?

— Ну, скажем, по воздуху, или от прикосновений там, — высказал я ранее приходившие мне в голову мысли.

— Именно. Вирус явно искусственный, — больше она ко мне не обращалась, решив, что нужно все высказать без моего участия, — это значит теракт. Но не обычный. Если допустить, что заразили Москву и Нью-Йорк, то вирус никак не мог бы донестись до нас так быстро, ну, допустим, не до нас, а, скажем, до Африки, — вот интересно, откуда она знает, что творится в Африке, — даже больше, если предположить, что заразили все столицы государств и даже нашу. То все равно вирус слишком быстро распространился, случаи, что в Даугавпилсе, что в Риге, произошли почти одновременно, и даже не ясно, где раньше, — уперев руки в стол, она чуть наклонилась, прищуривая глаза, словно я причастен к беде, и она меня вот-вот изобличит, — и сразу напрашиваются вопросы. Как заразили всю планету разом, и кому это надо? От балды такие вещи не творятся, надо иметь очень хорошую организованность. Вот как только задумаешься про это, и становится страшно, по-настоящему страшно.

Я сидел как в воду опущенный, так глубоко я не задумывался о случившемся. А ведь страшно подумать, что есть на земле организация, способная вот так просто уничтожить мир, точнее современную цивилизацию. Какое там ядерное оружие, кому оно надо, если потом на земле жить нельзя будет. А вот так, исподтишка, зарубить все человечество.

Пф-ф-ф…

— Хорошо сидеть, да лясы точить. «Иди трудить», — резко сказал бабка, вырывая меня их мрачных мыслей

Если я до этого мялся, не зная, как поступить, то теперь был твердо уверен, что надо встать и идти. Плохое настроение — не повод отлынивать от труда.

Вышел, поправил бейсболку, небо хмурое, снова будет дождь. Эх, поймал себя на мысли, я как тот ежик — птица гордая, пока не пнешь, не полечу. И как бы я не настраивался и не храбрился, не говорил себе, что все поменялось и надо быть жестким и не мямлить, все одно, скатываюсь к интеллигентскому нытью. Нет, определено, люди так быстро и кардинально не меняются, даже если пришла беда и вовсю рвет душу.