Лягушки - Владимир Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наслаждаюсь напитками и закусками, — растерялся Ковригин. И произвёл неосторожное движение рукой, какое можно было принять и за приглашение за столик к наслаждениям.
К его радости, Свиридова к столику не направилась, а всё с тем же высокоответственным видом, начальницей, отчасти раздосадованной, повела спутников к делам.
Об их делах суждение можно было вывести из вопроса Натали: "А ты-то что здесь делаешь?" То есть они-то при делах, возможно, вынужденно-скучных (отсюда и досады), а он что здесь? Если же на самом деле сегодня предполагались какие-то просмотры, то почему бы и не использовать в просмотровых комиссиях заезжих знаменитостей, каждого с охапкой званий, премий и поздравительных телеграмм президентов, зачитанных на публике или запечённых в кожаных папках. А он-то, Ковригин, позволил себе расшутиться по поводу "Золотых масок"!
Ковригин загрустил.
Но сейчас же возникло и ещё одно суждение. "Привет, Караваев!" — было произнесено. Значит, он всё ещё Караваев. А для трёх других звёзд театра и кино, судя по тому, что они даже и мычанием не соизволили поприветствовать Ковригина, он был тип несущественно-неизвестный, стеклянный человек. То есть можно было посчитать, что Натали о вчерашних встречах с ним, а главное, о своём ночном визите к свежему белью сочинителя сонетов, не помнила, лишь держала в голове пузырно-мыльное воспоминание о чьей-то восторженно-пажеской любви к ней.
"Ну, и прекрасно! Ну, и слава Богу!" — обрадовался Ковригин.
Из буфета следовало убираться. Сидел он здесь на виду, а на спектакль могли понаехать и знакомцы, вести с какими разговоры не было сегодня потребности. Да и дневное желание напиться сейчас вконец пропало, а искушения на буфетных стойках оставались. Впрочем, а куда до звонков он мог убраться из освоенного им буфета? К фотографиям актеров? Рановато. Пока не тянуло. Или — в другие буфеты? Но там, особенно в фойе первого этажа, было многолюднее, шумнее и, судя по нарядам, общалась теперь синежтурская элита и важные гости. И что же, среди них, что ли, фланировать теперь проезжим из Сыктывкара в Оренбург инкогнито? Или хотя бы доведённым до написания сонетов Василием Караваевым? Смешно. И Ковригин остался вблизи буфетчика, сообщившего ему школьно-подушечный рецепт коньяка. И опять вспомнил пожарника Вылегжанина. Тот ведь патриотом театра описывал "Маринкины башни" здешних буфетов. И действительно, при высоких потолках бывшего Дворца Культуры все буфеты и бары были здесь накрыты башнями с шатрами. На коломенскую "Маринкину" башню они никак не походили. Ясно, что для их устройства пошло дерево. Это логично. Но дело было не в материале. Ездить в Коломну дизайнер, видимо, не посчитал нужным. Зачем ездить, если и в Синежтуре есть две собственные башни. Их элементы и помогли дизайнеру украсить места антрактовых удовольствий горожан. И верещагинские куранты не были при этом забыты.
— Как называется ваша башня? — спросил Ковригин.
— Маринкина, — сказал буфетчик. — Знаменитая Маринкина…
"Интересно, каким выйдет сверкание меди?" — задумался Ковригин.
— А вы программу почитайте, — посоветовал буфетчик. — Там описано…
"Действительно, я же про программку-то забыл при коньяке-то!" — сообразил Ковригин. И достал программу из кармана пиджака.
— А-а-а, у вас меленькая… — оценил буфетчик.
— А что, есть и большая? — обеспокоился Ковригин.
— Есть и большая…
"Купим и большую… А пока рассмотрим меленькую.." Ковригин заказал пятьдесят коньку и три шарика мороженого. Сел спиной к прогулочной тропе зрителей балкона, да и к самой буфетной стойке — у стойки возникли японцы, возможно, из тех, что гуляли нынче вблизи пруда и Плотины. Имелись в программке и Хмелёва, и Ярославцева. Возле их фамилий клевали бумагу карандашные галочки. Первый состав. Хмелёва играла нынче Марину, Ярославцева — её спутницу в российских приключениях Варвару Казановскую. Фамилию Древесновой Ковригин не отыскал. Персонажи, столбиком перечисленные в программке, Ковригину были знакомы. Многие из них вполне могли присутствовать в его, забытой автором, пьесе. Но некоторые исторические фамилии ради вольностей сочинителя Ковригин заменил или придумал вместе с текстами для них (об этом помнил всё же!), и присутствие их в программке подтверждало то, что синежтурский театр работал именно с его пьесой. Или — сотворял спектакль "Маринкина башня", как и утверждалось на афишных столбах, именно по пьесе А.А. Ковригина. Теперь Ковригину захотелось подойти к портретной галерее, рассмотреть повнимательнее лица Хмелёвой и Ярославцевой и пофантазировать о их натурах и способностях. Но его походу помешала дама пенсионных лет в фиолетово-бежевой униформе служителей театра. Она уже побеседовала с людьми в буфете и теперь направилась к Ковригину.
— Добрый вечер, молодой человек, — сказала дама. — Извините за вторжение в тишину вашей души…
— Тогда уж и в тишину моего разума, — сказал Ковригин.
— Ах, да, да! Души и разума… Да, да! — согласилась дама. — Вы ставки делать будете?
— На Хмелёву или на Ярославцеву, что ли? — спросил Ковригин на всякий случай.
Дама поглядела на него с неким удивлением. Или даже, Ковригину показалось, с испугом.
— Конечно буду! — выпалил Ковригин. Будто в опасении, что в ставках ему сейчас откажут. — Или на Хмелёву! Или на Ярославцеву!
— А почему только на этих двоих? — спросила дама. — В списке есть и другие. Вы смотрели наш спектакль?
— Нет.
— Вы приезжий? — опять чуть ли не испуг в глазах дамы.
— Я проезжий. Из Сыктывкара в Аягуз… — начал было Ковригин, но осадил себя. И так уже с тишиной своего разума принялся выламываться перед женщиной, занятой делом. А ведь был уже готов пошутить по поводу чистильщика Эсмеральдыча и его подсказок. И всё же спросил по инерции или от упрямства: — А что, приезжие или проезжие не имеют права на ваши ставки?
— Отчего же? — сказала дама. — Имеют. Каждый имеет.
— И японцы?
— И японцы.
— Так что мне следует делать? — спросил Ковригин.
— Получить от меня жетон для участия, — сказала дама. — А после спектакля опустить его. Куда и где, сведущие люди подскажут.
— И? — спросил Ковригин.
— Пятьсот рублей, — сказала дама. — За жетон. Далее мои функции исчерпываются.
"Допустимо, — решил Ковригин. — Даже более чем допустимо. Выколочу из Петра Дмитриевича Дувакина. Если, конечно, не забуду про эти пятьсот рублей, про эти ставки дурацкие, про Хмелёву с Ярославцевой. Но, скорее всего, забуду…"
Даму с исчерпанными функциями Ковригин ни о чём более расспрашивать не стал. В положенное время сведущие люди обнаружатся сами, объяснят, что и зачем, и направят, куда совать жетон. Вручил даме пятьсот рублей, получил от неё металлический кружок с цифрами, похожий на гардеробный номерок, и расписался в платёжной ведомости. Ход этой стремительной комиссии вызвал у Ковригина сомнения, тут же обросшие колючками. Но он о них промолчал. Ну, расстанется с пятьюстами рублями, ну и всё, ну и ладно…
И всё же дама посчитала нужным дать кое-какие советы. Сохранить контрамарку или билет. "Кстати, он у вас есть?" Ковригин протянул даме билет. Место в "уголочке" явно вызвало удивление дамы. А может, и какие-то более сложные чувства. Или даже подозрения. Помолчав, дама в униформе добавила вот что. Хорошо бы после спектакля вместе с жетоном участник смог предъявить паспорт. Или хотя бы сообщить его данные. И ещё. Деликатность дамы, а возможно, и её уважение к правам человека, вызвали паузу. И ещё, наконец произнесла дама смиренно, как бы с чувством вины перед Ковригиным, не по грубой фискальной необходимости, а исключительно следуя традиции ставок, участнику их будет предложено оставить отпечатки пальцев…
— Уже оставил! — радостно заявил Ковригин. — На трёх коньячных рюмках. Могу и на всех Маринкиных башнях. А генетических экспертиз не будет? А то — пожалуйста! Вдруг я окажусь потомком Марины Мнишек!
— Благодарю за внимание. Желаю успеха, — произнесла дама серьёзно, но и как бы с укором в глазах озорнику, или пальцем попеняв обормоту, встала и удалилась.
Ковригину бы отправиться к портретам Хмелёвой и Ярославцевой, да и попытаться углядеть в их лицах знаки случая. А может, и знаки судьбы. Но возле его столика возник Мамин-Сибиряк.
— Можно присесть к вам? — спросил Мамин-Сибиряк.
— Конечно, — сказал Ковригин. Мамин-Сибиряк с коньячно-бутербродным набором на блюде присел. Спросил:
— Вы меня узнаёте?
— Естественно, — сказал Ковригин. — Прекрасное застолье и общение под стук колес… Вас…
— Николаем Макаровичем меня величают, — предупредил вопрос Ковригина подсевший. — Фамилия — Белозёров. "Мамин-Сибиряк" — в обиходе некоторых моих знакомых. Шутка с долгой историей, не буду сейчас рассказывать… А вы, я слышал, Василий Караваев из журнала "Под руку с Клио"… Занимательный журнал. Многие читают…