Малышка, пойдем со мной... - Мартина Коул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моника все поняла. Перед ней была прежняя Джоани — та, которую старались избегать люди, крепко насолившие ей. Та, которая умеет постоять за друга, за себя. А в том, что касалось ее детей…
— Джоани, это дело рук Томми, все знают об этом.
— Так ли это? Я верю Лорне не больше чем тебе. Я уже привыкла к тому, что ты постоянно лжешь. Но теперь от твоей болтовни может пострадать мой мальчик. Ему грозит тюремное заключение! Если это произойдет, я уничтожу тебя. — Она встала. — Я потеряла ребенка, Моника, а если потеряю второго…
Она оставила предложение неоконченным.
— О чем ты, Джоани? Джон-Джон — герой! Никто не посадит его. Он оказал фараонам услугу — они ненавидят педофилов так же, как ненавидишь их ты!
Джоани вздохнула.
— Боюсь, что я потакала педофилам… В нашем салоне работают совсем еще молодые девчонки, всего-то на несколько лет старше Киры! Проклятая нищета — это она заставляет идти на панель! Но я-то могла их предостеречь, могла!
Джоани застонала.
— Прекрати. Тебе не в чем себя винить.
Моника попыталась успокоить подругу, но подходящие слова не шли на ум.
— Не в чем? Всех работающих с нами девушек преследует неудача. Одна драма за другой.
— Но, Джоани, послушай…
— Не хочу я тебя слушать! У тебя подрастает Бетани, ты об этом подумала? Ее ждет такая же судьба, как у тебя. Ты — дрянь, Моника, настоящая дрянь! Ты ничего не стоишь, и знаешь это. Я предупредила тебя: поостерегись!
Затем она ушла, и Бетани вышла из своего закутка.
Девочка отреагировала на визит Джоани по-своему. Ее чувство вины не знало границ. Она лгала полиции, она лгала всем.
Но мать ничего не заподозрила. Джоани догадалась, что Бетани лжет, но Монике не было дела до дочери.
Бетани прошла в свою комнату и тайком приложилась к бутылке бакарди. Она каждое утро пополняла бутылку из запасников матери. Алкоголь придавал ей приятное ощущение, согревал изнутри. Хотя бы на время избавлял от чувства вины.
Когда она вернулась, матери не было, она ушла не попрощавшись.
Миссис Карлинг не знала, что предпринять.
Она видела Киру Бруер в субботу, в день ее исчезновения, но умолчала об этом. Она видела девочку вместе с Бетани, этой маленькой нахалкой, они стояли и болтали у дороги, а потом…
Миссис Карлинг никогда не встревала в чужие дела, жизнь научила ее быть острожной. К тому же она полагала, что ребенок в конце концов объявится, но этого не произошло.
Зато случился этот казус с Томми.
По правде говоря, думала она, Джоани — неплохая женщина. Бог возложил на ее хрупкие плечи отнюдь не легкое бремя. Но белье Джоани, вывешенное для просушки, всегда самое чистое, а миссис Карлинг оценивала людей по чистоте их белья и по тому, в каком состоянии они содержат коридоры.
Да… Ее сосед Томми — в больнице, и это такая беда. Но она не пойдет в полицию. Во всяком случае сейчас, ведь время позднее.
Главные подозреваемые — Томми и Джозеф, его отец. Могут ли ее показания повлиять на их судьбу? Она не уверена на все сто процентов, что девочки садились в автомобиль…
Поэтому она держала информацию при себе, уверенная в том, что поступает правильно. Томпсонам предъявят обвинение, и на этом все закончится. Так надо ли ей играть с огнем?
Она приготовила себе еще чаю и решила пойти вечером в клуб, чтобы отдохнуть от всего.
Сидя напротив Ди Бакстера, Джон-Джон выглядел ужасно.
— Я весь день провел в пабе «Корабль и лопата», и вам это известно, сэр. Тридцать человек могут это подтвердить. По-моему, вы зря теряете время.
Улыбка на его лице казалась такой неестественной, что Ди Бакстер поморщился.
— В каких отношениях ты был с Томми?
Джон-Джон неопределенно пожал плечами.
— В нормальных. Но я не знал, что он — педофил.
— А кто тебе сказал, что он педофил? Мои люди провели тщательную проверку, но ничего не обнаружили.
Джон-Джон засмеялся.
— О, мистер Бакстер, ваши люди никогда ничего не обнаруживают!
— Но выслушай меня, Джон-Джон…
Юноша помотал головой, его кудри задрожали от негодования.
— Нет уж, это вы выслушайте меня! Моя сестра пропала, скорее всего, ее нет в живых, а вы тут допрашиваете меня по поводу нападения на этого педофила! Вы что, издеваетесь надо мной? Жаль, что вы не проявили такого же усердия в поисках Киры. Здесь ваши люди оказались нерасторопными. Да, я понимаю, дело касается Бруеров, а кому они нужны? Они же изгои общества. — Он провел рукой по взмокшему лицу. — Газетчики ухватились за наш случай только потому, что запахло падалью, а они обожают такие вещи: еще бы — можно подзаработать на чужом горе! Но и они уже почти заткнулись — писать-то больше нечего… Вот что, сэр: я сам узнаю, что произошло с моей сестренкой, и сам накажу виновных. Джозеф Томпсон смылся у вас из-под носа. Может, вы скажете, где он?
Ди Бакстер вздохнул. У него разыгралась язва. Боль пронизывала его насквозь, но хуже всего было то, что он понимал: парень прав.
— Джон-Джон, ты не можешь вершить правосудие своими руками.
— Но я и не делаю этого! Кто-то другой старается за меня. О, мистер Бакстер, если бы не этот смельчак, Малыш Томми по-прежнему наслаждался бы жизнью! — Джон-Джон находился в явном возбуждении. — И не смейте говорить мне, что я вершу правосудие. Ваши люди и раньше пытались шить мне дело. Черт с ним, с этим Томми. Сдохнет — не жалко. Надеюсь, что и его отца постигнет такая же участь!
Ди Бакстер в течение нескольких секунд испытывающее смотрел на него, а затем произнес:
— Могу я тебе доверить кое-что, Джон-Джон?
Юноша не ответил — он не знал, о чем идет речь.
Ди Бакстер понимал, что идет против закона, но он просто обязан ввести парня в курс дела.
Он положил на стол перед Джон-Джоном папку и спокойно сказал:
— Я пойду выпью чаю, а ты взгляни на это. Может, и найдешь кое-что для себя интересное.
— Взглянуть? Зачем?
Ди Бакстер равнодушно пожал плечами.
— Допустим, из любопытства.
— Провоцируете меня?
— Нисколько!
Он поднялся.
— Может, тебе тоже чайку?
Джон-Джон кивнул.
Когда Ди Бакстер вышел, он некоторое время смотрел на папку, не зная, что делать. А вдруг фараон хочет его подставить? Скажет потом, что подозреваемый рылся в секретных документах полиции. Да нет, не похоже…
Любопытство, однако, взяло верх — папка была открыта. Там, внутри, лежал один-единственный лист бумаги: это было медицинское заключение на Томми Томпсона.
Джон-Джон дважды перечитал его и вложил обратно в папку. Поднявшись, он быстро вышел из комнаты.
Ди Бакстер вернулся с чаем и, обнаружив, что в комнате никого нет, довольно улыбнулся. Затем он взял в руки документ.
В нем говорилось, что Малыш Томми не может заниматься сексом. Его половые органы недостаточно развиты, а те лекарства, которые он принимал, сократили то малое, что имелось. Кроме того, психиатры утверждали, что он не проявляет интереса к сексу.
Бедный Малыш Томми фактически был евнухом.
Делла пошла в полицию и рассказала о том, что с ней произошло. Мало того что этот мерзавец высадил ее из машины, так он, оказывается, забрал из дома ценные вещи. В том числе деньги, которые лежали на виду.
Она считала его виновным во всех грехах. И не собиралась скрывать этого.
Новость разнеслась по округе к половине шестого вечера. Теперь Джозеф был обречен: его фотографию показали в новостях, а на следующий день поместили в газетах.
Но, подобно Кире Бруер, он бесследно исчез.
Лиз Паркер лежала рядом с Джон-Джоном, наслаждаясь близостью. Он пришел к ней еще днем, и они предались сексуальным утехам.
— Хочешь пива, Джон-Джон?
Он кивнул.
Она достала из маленького холодильника две банки с пивом и нырнула под одеяло. Джон-Джон передал ей свою сигарету с марихуаной.
— С тобой все в порядке, Джон-Джон?
Он засмеялся.
— В полном! Сестренка пропала, наверное, ее уже нет в живых, а я тут блаженствую.
Она погладила его по плечу.
— Не язви, Джон-Джон.
Глядя на ее полудетское личико, он вдруг почувствовал себя виноватым.
— Извини, Лиз.
Это было сказано с таким чувством, что она чуть не заплакала.
— Нет, это ты извини меня. Твоя сестренка была такой милой…
— А тебе приходилось видеть мою сестру? — спросил Джон-Джон.
Лиз взглянула ему в лицо:
— Я видела ее пару раз. Она была с мамой, здесь, поблизости.
Он нахмурился.
Лиз потеснее прижалась к нему. От ее тела пахло чистотой. Трудно поверить в то, что она — проститутка.
Он оглядел ее комнатушку, обставленную убогой мебелью. А впрочем, мебели-то и не было: стол, стул да кровать. Кровать была застлана каким-то дурацким бельем, скорее детским. «Милая девочка» — гласила яркая надпись на пододеяльнике, а посередине — смешная фигурка принцессы в съехавшей набок короне. Кире понравилось бы.