Смертельные инвестиции - Хьелль Ола Даль

– Привет, Фрёлик! – окликнул его Ивар Бёгеруд, представитель желтой прессы. Франка неприятно удивило, что студенческий друг обратился к нему по фамилии.

Пожав плечами, он ответил:

– Попробуй поговорить с самым главным. – Он кивнул в сторону Кампенхёуга. – Я все равно ничего не знаю.

Бёгеруд закурил.

– Из осведомленных источников мне известно, что копы подстрелили старика, который выгуливал собаку, – сказал он.

– Вы вообще когда-нибудь проверяете факты или отдаете в печать любую ерунду, лишь бы попахивала сенсацией?

– Фрёлик, у нас воскресная газета. Поскольку мы конкурируем с церковью, нам приходится выкладывать голые факты, – без намека на иронию ответил Ивар Бёгеруд, доставая из кармана потрепанный блокнот. – А по рации что сказали?

– Старик утонул.

Франк покосился на Кампенхёуга. Тот, наконец, оставил рыжую в покое и слонялся возле трупа, закатав рукава и не отрывая от уха рацию.

Бёгеруд щелчком выкинул окурок и стал записывать.

– Старик мог упасть в воду случайно, но в самом начале следствия ничего нельзя исключать. Возможно, его столкнули!

Они медленно двинулись вокруг школы.

– Конечно, полиция призывает отозваться всех, кто слышал или видел что-нибудь необычное на берегу реки от моста Бейера до школы Фосса в последние несколько дней.

– Что там может быть необычного? Выстрелы? – Бёгеруд перестал записывать.

– Нас интересуют слухи – как всегда в тех случаях, когда мы рассчитываем на помощь граждан.

– Фрёлик, рядом с трупом старика валялась мертвая собака!

– Не забывай о моральном кодексе журналиста. О важной миссии средств массовой информации и так далее.

– Пса пристрелили полицейские?

– Спроси Кампенхёуга.

Бёгеруд кивнул.

– По сведениям из осведомленных источников, подозреваемый уже арестован.

– Мы нашли владельца пса, – осторожно ответил Франк. – Сейчас он оплакивает своего питомца. Его допросили обычным способом, как свидетеля.

– Полиция всегда избивает свидетелей до полусмерти во время допросов?

Франк вздохнул и направился к машине.

– Фрёлик, мы все видели, как он его избивал!

Франк распахнул дверцу.

– Собака или ее владелец каким-то образом представляли угрозу для полиции?

– Ивар, – устало обратился Франк к журналисту, но потом поправился: – Бёгеруд! Дело веду не я. Мне ничего не известно ни о собаке, ни о том, застрелили ли ее вообще и кто ее пристрелил! Собака мертва. А старика нашли в реке Акерсельва. Больше я ничего не знаю. Поговори с Кампенхёугом. Он здесь главный, и он в курсе всего, что здесь происходит. Тебе ясно?

– Ты стоял в двух метрах от оперативника, который ни с того ни с сего избил владельца убитой собаки. Что ты можешь сообщить по этому поводу?

Франк посмотрел Бёгеруду прямо в глаза. Журналист выдержал взгляд, только поджал губы.

«Неужели я стал таким же, как все?» – подумал Фрёлик, вздохнул, сел в машину и захлопнул дверцу перед носом журналиста. Завел мотор. Покосился на Бёгеруда. У того в руках появилась камера. «Боже… – подумал Фрёлик, жмурясь от вспышки. – Ну и денек! И что за дерьмовая у меня работа!»

Глава 43

Ранним воскресным утром промышленные зоны Тёйен и Энерхёуг казались совсем заброшенными. Без людей, без грохота и лязга здесь все как будто вымерло. Как в какой-нибудь декорации, подумал Франк.

Они с Евой-Бритт шли по Йенс-Бьелькес-гате, держась за руки. Ева-Бритт так и не привыкла к тому, что Франки стал полицейским. Ей казался странным его выбор профессии. Выбрав подходящую минутку, она в очередной раз заговорила на волнующую ее тему. Они дважды прошли по тропе между мостом Бейера и школой Фосса, где из воды вытащили старика. Ева-Бритт старалась идти с Франком в ногу.

– Меньше всего я представляла, что ты станешь полицейским, – в который раз сообщила она.

Они возвращались в квартиру Евы-Бритт. За Юли присматривала соседка по дому; поэтому Ева-Бритт смогла пойти на воскресную прогулку и теперь вместе с Фрёликом искала на берегу Акерсельвы какие-нибудь следы.

Франк рассеянно кивнул. Он думал о своем и находился словно в другом мире. Несколько раз он прошел туда-сюда между двумя водопадами, отыскивая место, где старик мог оступиться и упасть в воду. До сих пор смерть Юхансена оставалась загадкой.

– Я бы в жизни не поверила, – продолжала Ева-Бритт, размышляя вслух.

– Почему? – спросил Франк, чтобы показать, что он ее слушает.

– Не знаю. Просто ты не такой. – Она улыбнулась. – Не верится, что ты можешь кого-нибудь избить…

Франк тяжело вздохнул. Услышав этот вздох, Ева-Бритт закатила глаза.

– Только не рассказывай, что полицейские никого не избивают!

Франк нахмурился и всплеснул руками.

– Работа у меня как работа! Не лучше и не хуже, чем у других. Если все делаешь хорошо, видишь результаты. А для этого у меня первоклассные возможности. Я ищу убийц. – Заметив, как она на него смотрит, он ненадолго замолчал. – Трудность в том, что часто приходится работать ночами, а платят мало, – продолжал он. – На самом деле моя работа отличается от любых других только тем, что у нас довольно часто рискуешь потерпеть неудачу, фиаско. И такие возможности безграничны. Постоянно!

– Ты и сейчас думаешь об убитой девушке?

Они дошли до оживленной дороги, которую им надо было перейти, и остановились, выжидая, когда между машинами образуется зазор.

– У нас начинаешь по-другому относиться к миру! – прокричал он, увлекая ее за собой на другую сторону. – Иногда не верится, что ты по-прежнему на той же планете, что был до тех пор, как поступил в полицию. Невозможно поверить в то, что люди способны на такие злодеяния. Представь, кто-то явился к девушке домой и зарезал ее хлебным ножом! Подумать только! Хлебным ножом! Погибла совсем молодая девушка… – Он посторонился, пропуская человека в кожаной куртке. – Чтобы раскрыть дело вроде этого, нужно думать о нем двадцать четыре часа в сутки… – Он остановился. – Как Гунарстранна вчера ночью!

Они снова зашагали вперед.

– Я его иногда совсем не понимаю, – признался Фрёлик, вспоминая Гунарстранну с кофейной чашкой в руке, с неистовым, почти безумным взглядом. Гунарстранна пространно рассуждал, забыв о погоде, косвенных уликах, предположениях и напарнике, у которого с похмелья раскалывалась голова. – Он всегда в форме, в любое время дня и ночи! И не перестает думать о деле. Вот как сейчас. Вначале мы думали, что убийца проник в квартиру девушки, чтобы что-то у нее украсть. Она застала его на месте преступления, он убил ее и сделал ноги. А Гунарстранна сообразил, что их должно быть двое. Причем возможно, два преступника даже не знали друг о друге. Сначала к девушке приходит убийца. Он делает свое черное дело и сбегает. Потом приходит второй и обыскивает ее квартиру. Чуть раньше он уже вламывался к ней на работу. Вор ищет то, что ему нужно, ни на что больше не обращая внимания; возможно, он даже перешагивает через ее труп. Судя по всему, в первый раз он ничего не находит. Поэтому является в ее квартиру во второй раз, среди ночи, и ищет тщательнее.

– Почему вы решили, что к ней на работу и домой непременно вламывался один и тот же?

– Мы ничего не решили. Пока у нас только предположения, которые нужно доказать.

– А если вы ошибаетесь?

– В том-то и дело. Если мы ошиблись, значит, вся наша версия летит псу под хвост… Я же говорил: у нас постоянно рискуешь.

Какое-то время они шли молча. Вдруг Ева-Бритт остановилась и рассмеялась, обнажив щербинку между передними зубами.

– Что?

– Просто вспомнила, как вы с Дикке на всех вечеринках выдували ящик пива. Тогда вы неизменно сидели на диване, пили, балдели под «Пинк Флойд» и… – Она нахмурилась, задумалась. – Как же называлась та группа?

Франк покосился на нее и напомнил:

– «Генератор ван де Граафа»!

– Как можно любить группу с таким названием?!

– «Генераторы» были молодцы! Крутейшие ребята!

– Конечно! Только мне до сих пор не верится, что ты стал полицейским… Кстати, а что с Дикке?

– Он в тюрьме.

– За что? – сразу посерьезнела Ева-Бритт.

– За наркоту.

Они с Дикке давно раздружились. Их дружба распадалась постепенно, медленно, но верно. Последний раз они виделись года два назад, летним вечером. Было тепло; в центре публика сидела на открытых террасах кафе и ресторанов. По улицам шли шикарно одетые женщины, таксисты открыли люки, из всех машин гремела музыка. И вдруг он увидел Дикке. Он сидел один в углу привокзальной площади с переносной магнитолой у ног. Голова дергалась, ноги притоптывали в такт, руки безостановочно шарили по телу. «Я не могу сидеть на одном месте», – сказал он тогда, глядя куда-то в небо. Теперь ему все время приходится сидеть на одном и том же месте, в тюремной камере, если только его не привязывают к койке.

Франк не сразу понял, что Ева-Бритт молчит. Кашлянул и осторожно спросил: