Юрий Богатырев. Чужой среди своих - Наталья Боброва

– Мама, что мне делать?

– Ты посмотри, может, она хорошая.

– Нет, мама, она просто издевается надо мной.

Как-то Татьяна Васильевна гостила у сына в Москве. Звонок в дверь. На пороге – та самая нежданная гостья. Мать артиста спохватилась:

– Вот сейчас придут Юрины друзья…

– Вы меня извините.

– И вроде солидная пожилая дама, а как побежала! – смеется Татьяна Васильевна. – Таких экзальтированных дамочек и сейчас хватает. Так, некая Лена из Новосибирска хочет быть ни больше ни меньше как… вдовой артиста и перебраться в Москву. И настойчиво пишет об этом несчастной матери.

Татьяна Васильевна с трудом сдерживает возмущение:

– Меня всю затрясло, когда я получила ее письмо с просьбой устроить ее в монастырь, чтобы она за Юрочкиной могилой ухаживала как вдова… И я ей ответила. Написала, что мой сын был скромный, воспитанный, необыкновенный человек! И в Новосибирске он никогда не был… Я напомнила, что у нее, наверное, есть мама, папа, бабушка с дедушкой, – как она может уехать из своего города? Я попросила оставить меня в покое – я больной человек, мне восемьдесят два года…

Мало кто знал, что штамп в паспорте у него все-таки появился: актер вступил в брак – но с другой Надей. Это была его соседка по общежитию «Современника», актриса Надежда Серая.

Глава 20. Коммунальный роман

Исповедь на кухне ■ Смоленский жаворонок ■ «Легенда» двух театров ■ Роковой танец ■ Персы берут Щепку ■ Любовный стоп-кран ■ Таганковская декабристка ■ Таланты и дворники ■ Замечательный сосед ■ Плачущий великан ■ Бригантина на Манежной ■ Деньги жгут карман ■ Предложение, от которого нельзя отказаться ■ Обманный обмен ■ Наезд по-богатыревски ■ Шляпа, перо и тополь ■ Квартирный вопрос ■ Секрет фаршированной рыбы ■ Дефекты фикции ■ «Я могу только любить…»

Наш разговор состоялся в коммунальной квартире в Измайлове, где меня встретила миниатюрная женщина-подросток с короткой стрижкой – казалось, годы не властны над ней…

Легкая походка, приветливая улыбка…

На стенах комнаты фотографии и картины Богатырева…

Ее рассказ оказался долог, эмоционален и порывист – по сути, мини-спектакль маленькой женщины о большой любви.

– Я родилась в Тбилиси, в семье железнодорожника, – говорит Надежда Серая. – Рано пошла работать на Бердянский завод дорожных машин. Но с детства грезила о театре. И осуществила свою мечту, поступив в ЛГИТМиК на курс к Евгению Алексеевичу Лебедеву. По распределению попала в Смоленский драматический театр. Там работал тогда очень хороший режиссер Александр Семенович Михайлов. Он собрал вокруг себя талантливую молодежь, в театре был достойный репертуар. Михайлов ставил много, в том числе «Стеклянный зверинец» Теннесси Уильямса, «Дом Бернарды Альбы» Гарсия Лорки, «Жаворонка» Ануя, в котором я сыграла главную роль Жанны.

Коллеги по смоленскому театру до сих пор называют ее «легендой нашего театра».

– Вообще-то я «легенда» двух театров – Смоленского драматического и Театра на Таганке, – уточняет Надежда. – И очень горжусь этим. Я работала на износ. Мне говорили: «Ты плохо кончишь – или рано уйдешь из театра, или свихнешься». Но иначе я не могла.

Но… Когда наш режиссер поставил «Двух товарищей» Войновича, в Польше как раз начались политические волнения. Спектакль обвинили во фрейдизме и еще бог знает в чем. Александр Семенович вынужден был уйти из театра. И мы тоже решили разбегаться. Вся молодежь ушла из театра… И я…

Тогда в Смоленске у меня началась любовь с Мишей Али-Хусейном, артистом нашего театра. Он ходил вокруг меня год. «Высиживал», как говорил потом кому-то из друзей. Однажды мы поехали на гастроли в Вильнюс. Пошли в ночной бар. И когда мы стали с Мишей танцевать, меня обдало какой-то холодной волной… Я поняла – я его люблю!

Вот так я сдалась на милость персам – его дед был персом. Мама Миши была наполовину русская, наполовину персиянка. И оттуда пошла эта фамилия – Али-Хусейн.

Он окончил Щепкинское училище, курс Николая Анненкова. Мы оба были такие маленькие, шустренькие… Так завязался роман. Потом они с другом поехали показываться Юрию Петровичу Любимову в Театр на Таганке. Я поехала им подыгрывать. Друга взяли. И меня.

Мишу не взяли… Миша жутко переживал, что я его брошу. А я не собиралась делать этого. И очень долго не ехала в Москву.

Когда уже в январе собралась ехать – то уже на ходу поезда выбросила свои вещи и спрыгнула на платформу. «Я никуда не еду! Не нужна мне никакая слава, Таганка, никакая Москва. Мой бедный Миша тут будет пропадать!..»

И еще неделю прожила в Смоленске. Всем театром меня уговаривали: «Дурочка, езжай! Ты понимаешь, что такое Таганка?»

Я все прекрасно понимала! Но есть же какие-то обязательства. У меня отношения с театром были любовные. Может быть, театр в себе я много раз предавала, но никогда не предала никого в коллективе. Никогда – общую работу.

Со 2 февраля 1969 года я приступила к работе в Театре на Таганке по договору. А через полгода уже была переведена в штат театра. У меня высокий лоб, коллеги-артисты шутили: новая артистка маленького Ленина будет играть у нас в театре.

Но сыграла я там немного. Получила роль в «Часе пик». Меня ввели в «Тартюф» – я играла Дорину. А Миша тогда из Смоленска уехал работать в Липецк. Я не была еще за ним замужем, я просто его любила. И однажды он мне позвонил позже, чем обещал, – не в одиннадцать – двенадцать, а в два часа ночи.

– Извини, воробей (так он меня называл), я не смог раньше. Звоню из милиции. Шел из театра, ребята напали, побили, отняли шапку…

На следующий день я пошла и подала заявление об уходе из Театра на Таганке…

После этого меня стали называть в театре декабристкой. Все подруги сказали, что я идиотка, что, если сейчас же не заберу у директора заявление об уходе, мне просто устроят темную, что я не имею права разбрасываться талантом из-за какого-то Али-Хусейна.

Они меня просто втолкнули в кабинет директора и предупредили: «Оттуда без заявления не выходи». Я забрала заявление об уходе. А через неделю опять подала – не могла. У меня душа была не на месте. Я понимала, что Мише там одиноко. А я работаю в знаменитом театре, живу в общежитии Таганки, около Курского вокзала, – и все у меня замечательно складывается. Я думала: «Я его люблю, ему там плохо – почему мне должно быть хорошо? Поеду к нему».

Поэтому теперь я «легенда» Таганки – поскольку никто Таганку не бросал, никто не уходил оттуда сам. А я ушла, да еще как! За любовью уехала!