Призванный в Бездну 2 - Lt Colonel

Я сконцентрировался на второй руке, ничем не занятой. Лью’с принял моё отступление за смирение со своей судьбой; в голове затрещал статическими помехами его смех. Туманная фигура в зеркале уже полностью оформилась — на меня издевательски смотрела обезьяна ядовито-зелёной расцветки с костяным панцирем на брюхе. Истинный облик Лью’са ничем не выдавал его разумности. Встреть я его где-нибудь в джунглях второго слоя, никогда бы не заподозрил, что он не только разумен, но ещё и могущественный маг, обманувший смерть.

Ненадолго… Осталось чуть-чуть…

Я собрал всё внимание, всю устремлённость, весь гнев, бушевавший во мне с того мгновения, как жезл предал нас, — и направил их, точно острейшее копьё, на вражескую волю, сдавившую меня в смертельных объятиях. Для этого выпада мне пришлось выжать себя досуха. Я вычерпал до дна запас, приберегаемый на чёрный день, и вдобавок отобрал энергию у червей, немедленно взбунтовавшихся. Это была самоубийственная затея: колония не развалилась на отдельных особей лишь чудом, но каждый миг промедления приближал этот исход.

Мне нужно было выиграть несколько секунд, застать Лью’са врасплох всего на несколько кратких мгновений; о том, чтобы перехватить контроль над телом целиком, я и не мечтал.

Моей целью было нечто другое.

А именно, указательный палец.

Тот самый палец, в котором пряталась нить мертвоплута.

Ошеломлённый моим натиском, Лью’с растерялся. На Океане Забвения он объявил, что я утратил Гордыню, после чего, должно быть, рассудил, что я не осмелюсь принести себя в жертву.

Ведь этот безумный поступок — умереть, но не отдать победу — требовал немало смелости, мужества и гордости.

Я был уверен, что Лью’с не видит разницы между гордостью и Гордыней.

Давление на правую руку усилилось. На всякий случай жезл укрепил свои позиции там. А вот чары, опутывавшие мою свободную руку, поддались — и я выпрямил палец.

Опасавшийся много худшего Лью’с с облегчением расхохотался.

«И это всё, на что ты способен, мой эгоистичный друг? Ты распадёшься, но твоя подруга останется, и я перестрою…»

Он резко замолчал, когда из кончика пальца вырвалась нить мертвоплута. К чести жезла, он моментально осознал мою идею, — однако вовремя перехватить управление нитью и указательным пальцем у него не получилось.

Он чересчур заигрался в защиту и поплатился за это.

Я послал электрический разряд по нити и безжалостно хлестнул себя по груди. Бритвенно-острая леска с лёгкостью рассекла и накидку, и плоть под ней. Вспышка боли пронзила мозг, а по спине словно промчался огненный шар, взорвавшийся в основании черепа.

Угостить бы ударом проклятую палку…

Пустые мечты.

Я ни капли не сомневался, что Лью’с выстроил вокруг себя нерушимый барьер, не уступавший по крепкости старухиному. Рисковать, полагаясь на его пренебрежение безопасностью, я не желал, слишком высоки были ставки.

Наверное, будь я один, этого бы хватило. Лишить Лью’са материала для возрождения — и упокоиться с ним в одной могиле на пике чёрной башни, пронзавшей небеса, в шаге от возвращения на Землю.

Но рядом была Нейфила.

Я не хотел оставлять её на растерзание трёхглазой обезьяне.

Крови почти не было: электричество прижгло рану.

Не то чтобы это облегчило моё положения: я ведь не просто практически разрезал себя надвое.

Я ударил по карману, где хранились осколки Кристаллов Силы. Некоторые унесло ветром, однако остальные, напитавшись электричеством, вскоре рванут, как связка гранат.

Обратный отсчёт запущен.

Если Нейфиле повезёт, её не выбросит за пределы площадки взрывной волной. Хотя знаменитая живучесть безликих может спасти её и тогда…

Но не меня.

Я выжег все свои резервы для последнего рывка.

До меня донёсся визгливый вопль Лью’са, прозвучавший глухо и будто ты издалека. Уже отказывает слух?..

«Что ты натворил, ты, жалкий ком червяков!..»

Зрение застила темнота. Она, клубившаяся голодным водоворотом, обволокла разум, потянула его куда-то вниз, глубже, в поистине бездонный провал, по сравнению с которым Бездна была крошечной ямкой в детской песочнице…

А затем сквозь тьму пробился свет, ослепительно-яркий, опаливший невыносимым жаром, пронзивший самую мою суть, — и сознание оставило меня.

* * *

Очнулся я от чудовищной боли. Перед глазами стояло расплывчатое пятно, попытки пошевелиться ничего не дали — конечности отказывались слушаться. Тело терзали волны голода; оказалось, что я перекинулся в форму безликого. Немудрено, ведь на поддержание человеческой оболочки энергии не было…

Удивительно другое. Почему я ещё жив?

Взрыв должен был прикончить меня. Мало того, что я исчерпал запас сил, после чего разрезал себя пополам, — моим останкам надлежало сгореть в огне взрыва.

Колония червей, составлявшая мой организм, такими вопросами не задавалась. Её куда больше волновало собственное выживание. По-видимому, она отыскала источник пищи. Я ощутил, как раскрывается пасть, в которую падает кусок мяса, затем ещё и ещё… Я бездумно поглощал их один за другим, оставив размышления на потом.

Постепенно колония восстановила популяцию, и тело начало регенерировать, склеивая себя по кусочкам, как разбитую вазу. Сперва вернулось осязание — я ощутил нежное дуновение ветра, совсем не похожее на ураган, правивший на вершине чёрной башни.

Воздух был пропитан энергией. Я потянулся к ней, и она с готовностью влилась в меня, помогая восстановиться. Грызущий голод отступил.

Я услышал возню неподалёку. Чуть погодя вернулось и зрение. Я увидел склонившуюся надо мной Нейфилу. Её лицо блестело от слёз, пепельные волосы были растрёпаны, зрачки расширились, почти скрыв алую радужку. Одна рука оканчивалась клешнёй безликого; в ней она сжимала оторванную человеческую руку, выпачканную в крови. Кровью были заляпаны и лохмотья, в которые превратилась её одежда, особенно у левого рукава. Он был до странности… пустым. Чего-то не хватало.

Только несколько секунд спустя до меня дошло, что Нейфила намеревалась скормить мне свою руку.

Я рывком приподнялся. Мир вокруг покачнулся, но не более — тело регенерировало с впечатляющей скоростью. Разлитая в пространстве энергия продолжала напитывать меня.

От неожиданности Нейфила дёрнулась и шлёпнулась на площадку. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Она первой нарушила молчание.

«Живой… ты живой… живой…»

Она улыбнулась сквозь слёзы и громко шмыгнула носом.

Похоже на то. А я и не знал, что ты умеешь частично превращаться.

Нейфила густо покраснела и неловко завела преображённую руку за спину, очевидно, позабыв, что ещё держала свою человеческую конечность.

А это… ты кормила меня собой?

«Ничего лучше не подвернулось».

Она засмеялась — ломко, с надрывом, и смех быстро перерос в плач. Отшвырнув оторванную руку, она бросилась мне на шею. Наскоро перевоплотившись в облик Каттая, я обнял её в ответ.

Когда рыдания Нейфилы утихли, я спросил:

— А где жезл?

Она мотнула головой вправо. Там, в паре метров от нас, лежали искорёженные обломки черепа и оплавившаяся рукоять.

— Туда ему и дорога, — заключил я и снова прижал Нейфилу к себе.

Когда она чуть успокоилась, мы осмотрелись.

В одном Лью’с не солгал — мир и вправду перевернулся. То, что раньше было монументальной башней, вывернулось наизнанку в глубокий колодец, стены которого, выполненные из чёрного гладкого камня, расширялись кверху. Зеркало, ничуть не пострадавшее, по-прежнему отражало площадку в небесах. Я мельком заглянул в него и тут же отвернулся, чтобы не спровоцировать новый переход.

Из колодца вела узкая извилистая тропа меж скалами. По ней мы выбрались наружу — в место, которое совершенно определённо не было Затерянной Пустыней.

Перед нами стояли ряды прозрачных сосен. Их стеклянные иглы хрупко позвякивали на ветру, будто хрустальные колокольчики. Мягкий сиреневый свет, разливаемый фиолетовой луной в безоблачном небе, преломлялся в листьях как в призмах. На земле под стеклянными деревьями играли радужные всполохи.

В сумерках наши отражения перескакивали с одного ствола на другой, вытягиваясь и сжимаясь. Было тихо, лишь похрустывали под ногами осколки битых листьев.

Я повторял про себя, что мы, вполне вероятно, находимся на седьмом слое Бездны, где опасность может подстерегать повсюду. Но чутьё упрямо твердило, что мы дома, что мы там, где должны быть, как последние кусочки пазла, наконец-то нашедшие своё положение в общей картине.

И как тут проявлять бдительность?

— Я чувствую себя такой… умиротворённой, — прошептала Нейфила. — Ещё бы попить воды, и вот оно — счастье! Я так соскучилась по воде, пока мы шли через пустыню…

Едва она договорила, как мы услышали журчание. Поблизости, в небольшой лощине, нашёлся маленький родник. Пока Нейфила набирала в сложенные лодочкой ладони воду,