Неразгаданные сердца - Мэрилайл Роджерс

ГЛАВА 11

— Леди Сибилле не угрожает никакая опасность, — быстро сообщил аббат Петер высокому мужчине, остановившемуся на пороге его аскетической кельи. — Во всяком случае, она сейчас не в более опасном положении, чем была все эти годы после смерти барона Конэла. — Он указал Галену на табуреты возле стола, на котором во время их предыдущей встречи возвышалась горка монет. — Ее страшит не собственная судьба, а участь другого человека.

Гален наклонился, чтобы пройти под низкой притолокой двери, и подошел к тому же табурету, на котором сидел в прошлый раз. Неожиданные слова аббата не удивили Галена. Действительно, его благочестивая крестная никогда не жаловалась на плохое обращение и никогда никого не звала на помощь, если речь шла о ней самой — она обращалась за помощью только тогда, когда под угрозой оказывались безопасность или счастье других людей. Эта мысль заставила его мгновенно насторожиться. Его вопрос прозвучал более резко, чем мог бы ожидать собеседник:

— Другого? За кого же она боится?

Галену показалось, что престарелый священник непомерно долго усаживался на свой табурет. На самом же деле аббат пытался как-то объяснить себе возникшее у него ощущение, что его новости уже вывели Галена из равновесия: заговорило ли в молодом рыцаре разочарование от того, что поиски утратили цель, не успев начаться, или раздражение из-за потерянного времени? Он глубоко вздохнул и дал нетерпеливому посетителю короткое, но понятное объяснение:

— Вчера вечером я был в замке и виделся с леди Сибиллой. Она рассказала мне, до чего додумался лорд Гилфрей, стремясь сохранить за собой Райборн до конца дней своих… и на будущие времена. Он намерен выдать ее дочь замуж за своего незаконнорожденного сына.

— Замуж?!! За сына-бастарда? — Гален был потрясен. Одно лишь предположение, что другой сможет потребовать от Амисии тех ласк, которые так недавно она щедро дарила ему самому — и не один раз — такое предположение было невозможно перенести. Он стиснул зубы, чтобы сдержать протестующий возглас. Когда он проснулся в лесу, в одиночестве, и увидел, как заботливо укрыт ее плащом, то тут же вознес к небесам молитву, чтобы ему было даровано благо как можно скорее предотвратить неведомую угрозу, снова обрести свободу и стать самим собой. И что тогда помешало бы ему явиться в замок Дунгельд под своим настоящим именем и открыто заявить, что Амисия по праву должна принадлежать ему?

Аббат печально кивнул. Однако, погруженный в собственные мрачные размышления, он не смог верно угадать причину, заставившую окаменеть лицо его молодого гостя.

— Леди Сибилла просто убита мыслью об этом предстоящем браке. Она говорит так: да, может быть, я и заслужила кару Господню тем, что десять лет столь беспечно наслаждалась счастьем, выпавшим мне на долю. Но одной женщины, принесенной в жертву жадности Гилфрея, вполне хватило бы, чтобы искупить этот грех.

— Что за вздор! — В тот же миг, когда у Галена вырвались эти слова, он сообразил, что его собеседника может покоробить такое мнение. — Приношу извинения, святой отец, но уж конечно Господь не стал бы карать такую праведницу и в то же время допускать, чтобы мерзкая тварь вроде Гилфрея осталась безнаказанной.

Аббат плотно сжал губы, чтобы удержаться от неуместной усмешки, вызванной чистосердечной реакцией Галена; глаза его блеснули. Было очевидно, что за обличьем взрослого мужчины все еще скрывается мальчик, воспитанный отцом, которому всегда претили увертки вроде присказки «от того, что приврал, еще никто не умирал», и который в любом деле требовал прежде всего правды. Это наблюдение позабавило аббата, но, сохраняя самый серьезный вид, он ответил:

— Я согласен, что леди Сибилла — безгрешная женщина, и не верю, что трудности ее жизни ниспосланы ей в наказание свыше. Однако пути Господни неисповедимы, и Он может использовать даже зло ради совершения некоего блага, призвав ее снова для служения Ему. А насчет твоих последних слов… Ты никогда не видел лорда Гилфрея, иначе бы ты знал, что он отнюдь не «остался безнаказанным». Он тяжело болен, болен и телом, и духом. Он знает, что дни его на земле сочтены, а загробная жизнь ему предстоит самая неприятная. Несомненно, как раз по этой причине он так отчаянно стремится удостовериться, что хоть какая-то часть его самого останется в этом мире; именно поэтому он жаждет стать родоначальником могучей и знатной династии на земле.

Упершись ладонями в стол с такой силой, что побелели концы пальцев, Гален предпочел не рассказывать о своей стычке с бароном у костра, где жарился фазан. Но… да, действительно, он видел, каких мучений стоило этому человеку подняться на ноги, однако не испытывал к нему жалости. И Гален вернулся к обсуждению того предмета, который был для него сейчас важнее всех других.

— Вы сообщили леди Сибилле, что я здесь и готов выполнить все, чего она пожелает?

Аббат грустно улыбнулся и повторил любезные слова, которые Сибилла поручила передать Галену:

— Она чрезвычайно благодарна за то, что ты откликнулся на ее зов и поспешил на помощь. Она молится, чтобы твое возвращение домой было безопасным и благополучным, и просит передать от нее самые сердечные приветствия твоим родителям.

— Так что же, она ожидает, что я вернусь в Таррент даже не попытавшись вмешаться в ход событий?!! — Гален вскочил на ноги, в равной мере потрясенный ужасом при мысли, что можно вот так, без борьбы, уступить Амисию другому, и негодованием от оскорбления, нанесенного его чести — чести человека, который явился выполнить свой долг.

— Гален! — воззвал аббат в спину человеку, решительными шагами устремившемуся к двери. — Она ведь не сомневается в твоей доблести. Ты сын своего отца, и этим все сказано. — Когда гость обернулся, аббат увидел, как мрачно сведены его брови, и, не догадываясь о знакомстве Галена с Амисией, просто предположил, что молодого рыцаря оскорбили слова леди Сибиллы, хотя это отнюдь не входило в ее намерения. — Но она, как и я, не видит, что ты можешь сделать, если для действий уже не остается времени.

Зеленые глаза сузились в опасно поблескивающие щелочки.

— А времени действительно не остается?

— Да, действительно! — Лицо аббата омрачилось. — Во-первых, по словам леди Сибиллы, свадебный обряд назначен на завтрашнее утро. Во-вторых, когда я уже собирался уйти, в ее комнату зашел барон и потребовал, чтобы именно я совершил этот обряд — и именно завтра утром.

Лицо Галена оставалось бесстрастным, но в мыслях у него бушевал ураган. Решение существовало — простое решение, но для Галена чреватое опасностью еще сильнее запутаться в силках обмана, который и так уже немало осложнил ему жизнь.