Зарубежный детектив - Дьердь Сита

Выходя из гостиной, Сантер столкнулся с Асунсьон, лицо ее, несмотря на краску, показалось ему бледным, осунувшимся.

— Итак, мадемуазель, — начал месье Воглер, — стало быть, это вы, после того как месье Сантер ушел за доктором, оставались наедине с пострадавшим?

Асунсьон кивнула головой в знак согласия.

— Вы в состоянии рассказать нам о том, что произошло с момента ухода месье Сантера до его возвращения? Он уже поведал нам обо всем, однако нам хотелось бы услышать это из ваших собственных уст… Записывайте, Крупле.

Асунсьон села на стул, галантно подвинутый ей помощником прокурора.

— Не думаю, что смогу сообщить вам нечто важное… Месье Жернико умолял своего друга оставить его и бежать в гостиницу напротив, откуда стреляли…

— Вам не удалось разглядеть внешность убийцы?

— Нет. Тогда я предложила месье Сантеру уступить настоятельным просьбам друга, оставить нас и пойти за доктором. Затем я села в изголовье раненого. Глаза его были закрыты, он едва дышал, судорожно прижав руки к груди… Когда я склонилась над ним, он спросил чуть слышно, ушел ли его друг. Я сказала, что он ушел, и умоляла его позволить мне промыть рану и хоть как-то перевязать ее до прихода доктора. Он покачал головой и стал что-то быстро говорить совсем тихо. Я ничего не понимала и решила, что он бредит. Я хотела заставить его выпить немного воды, но не смогла разжать ему зубы…

Асунсьон умолкла на мгновение, пытаясь, видимо, собраться с мыслями, затем продолжала:

— Когда я ставила стакан на ночной столик, Марсель сумел повернуться в мою сторону и сделал мне знак наклониться к нему поближе. Я повиновалась. Он попросил меня принести ему выпить чего-нибудь покрепче. Я сказала, что это безумие — пить спиртное в его состоянии. Но он настаивал, затем, видя, что я никак не могу решиться выполнить его желание, попробовал даже встать ценой немыслимых усилий. Тут уж мне пришлось уступить. По крайней мере, внешне… Вечером месье Сантер делал коктейли, и я знала, что мой стакан и стакан друга, которого он ждал, месье Перлонжура, остались нетронутыми. Я вышла из спальни в комнату, где мы сейчас находимся, и взяла стакан с этого стола…

Кивком головы молодая женщина указала на стол, за которым расположились судебный следователь и судейский секретарь.

— Дать спиртное Марселю в его состоянии — это значило наверняка погубить его… Я вылила содержимое стакана, который держала в руке, в тот, который недавно выпил месье Сантер, и наполнила его водой из сифона, тоже стоявшего на этом столе. Может, мне удастся обмануть раненого? — думала я. Попробовать, во всяком случае, стоило. Повернувшись спиной к столу, я пересекла гостиную. Но на пороге спальни остановилась. Кровать была пуста, простыни в беспорядке волочились по полу. В общем, все было в том виде, в каком застали это месье Сантер и доктор.

Рассказчица тихонько вздохнула, прежде чем закончить:

— Madr?! Я обезумела от страха. Два раза я громко звала Марселя, потом бросилась к кровати, мне подумалось, что месье Жернико, возможно, захотел встать и упал с другой стороны… Тутто мне и набросили на голову кисею. Кто? Этого я не знаю. Я пыталась сопротивляться, но кисея душила меня, а шею стягивала веревка или шнурок. Видеть я ничего не могла, потому что кисея была сложена втрое или даже вчетверо, и вскоре я потеряла сознание… Очнулась я на руках у месье Сантера.

Асунсьон взглянула на следователя, потом опустила голову и умолкла. Воцарилась долгое молчание, нарушаемое лишь поскрипыванием пера судейского секретаря. Затем месье Воглер повернулся к месье Вуссюру.

— Целый роман, можно сказать, фантастика… Что вы об этом думаете, господин помощник прокурора?

— Я полностью разделяю ваше мнение, дорогой друг, — ответствовал месье Вуссюр. — История довольно странная и запутанная. Этот пакт шестерых молодых людей и полная приключений жизнь, которую они вели в течение пяти лет, несчастный случай на «Аквитании» — если речь и в самом деле идет о несчастном случае, — рыжий мужчина, похищение пострадавшего, да, все это крайне запутано!

Он вздохнул.

Месье Воглер подал знак полицейскому, стоявшему возле двери, ведущей в спальню:

— Пригласите, пожалуйста, месье Сантера.

И когда тот снова появился в комнате, сказал:

— Я полагаю, месье Сантер, вам не терпится арестовать убийцу вашего друга, это в ваших интересах… Поэтому спрашиваю вас лишь для очистки совести: не опустили ли вы в своих показаниях какуюнибудь деталь, которая могла бы оказать существенную помощь правосудию?

Задумавшись на минуту, Сантер ответил:

— Мне кажется, я все сказал.

— А вы, мадемуазель? Месье Жернико был вашим женихом, не так ли?

Ответ удивил большинство присутствующих:

— Я в самом деле обязана отвечать на этот вопрос?

— Но… — начал месье Воглер.

— Нет, мадемуазель, — сказал месье Вуссюр, — ничто вас к этому не обязывает…

Наступило неловкое молчание. Асунсьон безмолвствовала.

— Подобно месье Сантеру, — опять заговорил месье Воглер, — вы не припоминаете, конечно, ничего такого, никакой, пускай даже самой незначительной, детали, которая?..

Молодая женщина покачала головой.

— Нет.

— Крупле, вы все записали?.. В таком случае, я думаю, нам нечего здесь больше делать. Как вы полагаете, господин помощник прокурора?

— Да, нечего, — с сожалением ответил месье Вуссюр, глядя на Асунсьон.

Месье Воглер встал. Надев с помощью своего секретаря — который тут же поспешил к помощнику прокурора — демисезонное пальто, он взял портфель, трость и шляпу. Затем обратился к Сантеру и Асунсьон:

— Прошу вас в ближайшее время не уезжать из города. Вы можете нам понадобиться в любой момент, чтобы прояснить какойнибудь вопрос в этом темном деле, или для очной ставки…

— Очной ставки? — воскликнул Сантер. — Значит, вы надеетесь отыскать в скором времени виновного?

Месье Воглер снисходительно пожал плечами.

— Для начала неплохо было бы отыскать пострадавшего! — возразил он, торжественно шествуя к выходу в сопровождении месье Вуссюра и месье Крупле.

Однако минуту спустя он снова открыл дверь.

— Воробейчик, вы идете?

Тут из самого темного угла гостиной послышался приятный голос:

— С вашего позволения, месье Воглер, я предпочел бы задержаться здесь ненадолго.

ГЛАВА VIII

КОКТЕЙЛЬ В ОБЩЕСТВЕ МЕСЬЕ ВЕНСА

Тогда — и только тогда — Сантер и Асунсьон вспомнили о присутствии третьего лица, сопровождавшего судебного следователя, которому удалось, укрывшись в тени, остаться незамеченным в силу своей скромности и в какой-то мере христианского смирения. Ни Сантер, ни Асунсьон ни разу не взглянули на этого человека, сидевшего в дальнем углу комнаты, лица которого почти не было видно, казалось, все его помыслы сосредоточены только на одном: он то и дело разглаживал складку брюк и поправлял галстук, украшенный восхитительной розовой жемчужиной. Вполне естественно, подумал Сантер, что остальные о нем забыли, удивительно, что каким-то чудом они уже на лестничной площадке заметили его отсутствие.

Итак, незнакомец, изъявив желание остаться, встал с низенького стула, на котором сидел в своем углу, и вышел на свет. И тут уж Сантер и молодая женщина по достоинству смогли оцепить элегантность его костюма, а главное, неподражаемый красноватокоричневый тон его поблескивающих ботинок, ясно было, что владелец проявляет о них совершенно особую заботу. Что касается возраста, то ему было явно за тридцать; роста он был высокого, наметившаяся лысина увеличивала его и без того большой лоб; о волосах незнакомец проявлял по меньшей мере такую же заботу, как о ботинках.

— Прошу великодушно простить меня за то, что вынудил вас еще какое-то время терпеть мое присутствие, — молвил он все тем же приятным голосом, каким разговаривал с судебным следователем. — А главное, прошу великодушно простить меня за то, что не спросил предварительно, не обременит ли вас мое присутствие. Только что вам назвали мое имя, но, возможно, вы его успели забыть? Просто диву даешься, с какой легкостью забывают обычно мое имя! Должно быть, из-за его иностранного звучания. Позвольте представиться: Венцеслас Воробейчик, или более скромно: Венс.

Сантер смерил этого человека взглядом с головы до ног и тут же почувствовал к нему неприязнь.

— И кто вы?.. — спросил он.

— Начинающий детектив, — ответствовал тот без тени улыбки.

Сантер тотчас понял, что следует незамедлительно делать выбор: человек этот может стать другом, а может стать и недругом. Он казался вкрадчивым, словно кошка, которая, продолжая тихо мурлыкать, способна была и когти выпустить. Однако Сантер, хоть и понимал, что такое поведение идет вразрез с его собственными интересами, никак не мог решиться на капитуляцию и проявить любезность по отношению к «врагу».