Несколько бесполезных соображений - Симон Кармиггелт

Веселье недолговечно и хрупко, как мотылек.

Битва титанов

Угрозу конфликта я почуял сразу, всем нутром. Она словно витала в воздухе.

Оставив свою машину на стоянке, в скромное кафе, где можно отдохнуть от утомительной езды по оживленной магистрали, вошел посетитель. Я сидел в кафе один, отвечая на письма. Вновь пришедший показался мне обыкновенным грубоватым голландцем лет сорока. «Деловой мужик, — подумал я. — Не лирик, скорее крохобор». Держался он уверенно, глядел пронзительно, не отводя взора. Дойдя до середины зала, он по-хозяйски осмотрелся и произнес тоном, мало подходящим в данной ситуации:

— Дай мне кофе. А где телефон?

Когда хозяин ответил: «У входа», стало ясно, что между ними с первого взгляда возникла обоюдная неприязнь. Пока посетитель говорил по телефону, хозяин на минуту вышел и вернулся с чашкой кофе на подносе, который поставил на столик возле окна. Причиной откровенной неприязни послужило сходство характеров — у людей властных, привыкших командовать, это вызывает раздражение. Хозяин кафе держался так же уверенно и точно так же смотрел вокруг. Только в отличие от посетителя он в самом деле был тут хозяином. Мрачно глянув еще раз на чашку кофе, он исчез в служебном помещении. А посетитель вернулся к столику и сел. Я наблюдал за его спиной, чрезвычайно выразительной, протестующей. Прошло десять беспокойных минут. В зале снова появился хозяин.

— Эй! — крикнул посетитель, подождал, пока тот подойдет поближе, и закончил: — Еще кофе.

Хозяин нехотя кивнул и взял со стола поднос. Он был уже почти у двери, когда посетитель заговорил снова:

— Только дай чистую чашку.

Хозяин промолчал. Ничего не спросил. Он настороженно ждал, как дзюдоист, готовый к следующему приему.

— На той следы помады, не очень-то приятно, — добавил посетитель.

Наступила долгая пауза. Реплика висела в воздухе, точно грозовая туча. Хозяин медленно поднял чашку и объявил:

— Я их не вижу. Посетитель покачал головой.

— Я ее вытер, тебя ведь не было на месте.

Два шара забиты одним ударом — в одной фразе сразу два укола.

Хозяин стиснул зубы.

— Принести тебе кофе? — спросил он чуть хриплым голосом, тоже перейдя на «ты».

— Да. Кофе у тебя приличный. Была бы чашка чистой.

Хозяин со всей силы толкнул дверь. Через несколько секунд он вернулся и поставил перед посетителем поднос. Тот взглянул на чашку. Опять дождался, чтобы хозяин подошел к двери, и тогда окликнул:

— Эй!

Хозяин обернулся. Его взгляд горел затаенной, опасной ненавистью.

— Возможно, все дело в моих глазах, — проговорил посетитель назидательным тоном, — но тут опять красный след. — Он ткнул чашку толстым пальцем.

Хозяин не сдвинулся с места.

— Я думал, ты все уже стер, — процедил он сквозь зубы.

— Как видно, не все. Глянь-ка.

Словно на протезах хозяин подошел к столику и схватил поднос. Лицо его побагровело, губы плотно сомкнулись. Он походил на гимнаста под куполом цирка, который зубами держится за трапецию. Переставив поднос на свободный столик в двух шагах от посетителя, хозяин вынул из кармана грязный носовой платок, обтер им чашку и вновь поставил ее перед посетителем. Тот некоторое время сидел неподвижно, обдумывая ответный ход.

— Сколько я тебе должен вместе с телефоном? — наконец спросил он.

— Гульден и пятьдесят центов.

Посетитель положил деньги рядом с нетронутой чашкой и встал. В дверях он обернулся и устало произнес:

— Знаешь, что еще можно было сделать? Помыть чашку горячей водой с мылом.

С этими словами он вышел. Хозяин обеими руками вцепился в крышку стола и судорожно перевел дух.

Убийство

Недавно Джордж и Люси устроили коктейль. Честно говоря, я уже не помню, по какому поводу, но устроили они его в одном из залов отеля «Амстел». Дороговато, зато очень удобно: напитки и бутерброды торжественно разносят солидные официанты, и посуду потом мыть не нужно. Я был приглашен, потому что давно знаю Джорджа, еще с тех пор, когда он был совсем молодым парнем, но уже тогда считался в Академии способным художником. Теперь ему исполнилось пятьдесят шесть, он стоял в окружении своих гостей с такой миной, будто единым духом выпил целый литр уксуса. Подошла Люси и поздоровалась со мной. Ее широко раскрытые глаза сияли. Они постоянно сияют, ибо Люси принимает таблетки, рекомендованные доктором, который дорого берет за визиты и не столько лечит, сколько охотно выписывает лекарства, вызывающие приятные ощущения (без рецепта эти лекарства не продают). Люси всегда приветлива со мной. Она меня ненавидит. Я знаю, что для Джорджа она — леди Макбет. И она знает, что я это знаю.

Когда Джордж на ней женился, она была красивой девушкой с железной волей и четкими планами на будущее. А сводились эти планы к мечтам, которые за деньги легко становились реальностью: вилла, машина новейшей марки, собственное бунгало на одном из южных курортов и наряды, изысканная скромность которых оценивается фантастическими суммами. Люси выросла в добропорядочной семье и уже через пять лет сумела сделать из Джорджа, чья нежность и беспомощность очаровали ее, модного дамского портретиста. Я как-то зашел на его выставку. Аромат дорогих духов ощущался даже у входа, а вместо красок, по-моему, художник использовал постный сахар, растворенный в лимонаде. Он не просто рисовал женщину, он ее до такой степени приукрашивал, что обрадованная модель, закончив позировать, спешила в универсальный магазин на Лейдсестраат и покупала совершенно ненужные вещи.

— Тебе здесь нравится? — спросила Люси.

Она по-прежнему источала фармацевтическое сияние. Хотя давно была мертва. Правда, в глубине души у нее еще уцелели остатки совести, и в редкие минуты раскаяния она сознает, что именно по ее наущению Джордж в ту кровавую ночь карьеры ради убил дремавшего в нем Короля — талант. Она со всей дьявольской силой внушила ему эту мысль, ибо знала, что сердце его было еще слишком полно «млеком любви, мешающим избрать кратчайший путь».[44]

Первая светская дама была со светской ложью изображена на холсте, и Джордж мог вместе с Макбетом воскликнуть «Я кончил все».

Поначалу им случалось вместе горевать по запятнанной кровью душе, потому что они еще любили друг друга. И Люси-леди Макбет нередко говорила: «Ты сна лишен, блаженства всей природы».

Но реноме малюющего льстеца уже укрепилось, и дамы съезжались к его мастерской, будто к салону красоты. Однажды вечером Джордж, сидя рядом с Люси, внезапно встал и произнес ужасную фразу: «Начав со зла, должны мы кончить злом». Такого даже Люси не ожидала.

Она поняла, что ее участь решена, что с этих пор он начнет действовать самостоятельно, без ее помощи, и что их любви пришел конец. Он зашагал своим кратчайшим путем, год за годом живя в одиночестве рядом с Люси, совершая убийства, рисуя портрет за портретом.

— Как хорошо нам раньше жилось, — сказал Джордж, подходя ко мне со стандартной улыбкой.

«До того как ты убил Короля, не так ли?» — чуть не сорвалось у меня с языка.

Впрочем, теперь ему не понять этой реплики. Слишком далеко ушел он по кратчайшему пути. И уже только несчастлив. А его леди Макбет рук на себя не наложит, затем чтобы он, окаменевший от одиночества и, как загнанная крыса, полный исступленного отчаяния, осознал, что его жизнь- это «сказка в устах глупца». Правда, Люси давно мертва, но пока у нее есть таблетки, меховое манто и драгоценности.

— Смотри, какой перстень подарил мне Джордж. Красивый?

(«Здесь все еще пахнет кровью: все ароматы Аравии не заглушат запаха этой маленькой ручки».)

Я попрощался. Если я тоже совершу когда-нибудь убийство, я посажу себя на двенадцать лет за полное собрание сочинений Шекспира. И моя одиночка превратится в лес, полный людей. Только людей.

Про часы

Случилось это в одном провинциальном городке. Около одиннадцати утра я заглянул в тамошний кабачок, привлекательный снаружи и не менее приятный внутри. В небольшой старинный домик, где чувствуешь себя уютно и спокойно, как во чреве матери. Хозяин, пожилой и тучный, сидел за стойкой, будто прирос к ней. Когда я в этот ранний час заказал кофе, он посмотрел на меня как на человека, который просит в скобяной лавке сочинения Шиллера. Однако встал и, бормоча что-то себе под нос, скрылся в подсобном помещении. Едва он поставил передо мной дымящийся кофе с молоком и сахаром, дверь отворилась, и внутрь вошел маленький, тощий старик с непокрытой головой и пышными белоснежными усами. Несмотря на тяжкий груз прожитых лет, в нем уцелел неистребимый проказливый дух. Сев около меня, он лукаво посмотрел на мой кофе и сказал:

— Налей-ка мне чего-нибудь покрепче. — А затем добавил, глянув наверх: — Как раз самое время.