Железный Совет - Чайна Мьевиль

Далеко впереди землемеры ставят вешки согласно картам, нарисованным Яни Правли и его командой лет двадцать тому назад, когда старик сам ходил в экспедиции. За ними, на пустынной земле между поездом и авангардом строительства, землекопы тянут высокую толстую насыпь. Позади землекопов мостостроители ставят опоры и наводят переправы через непроходимые места, а проходчики пробивают тоннели в скалах.

Но все они впереди. Иуда таскает шпалы.

Вот как происходит укладка. Ранним утром сотни людей поднимаются под звуки колокола и завтракают мясом с кофе в обеденном вагоне, где миски прибиты к столам; или же собираются в группы возле путей и жуют свою пищу там. К первым относятся люди нормальные, те, кто занят на тяжелых работах; какты из нью-кробюзонской Оранжереи, парочка ренегатов из Шанкелла.

Остальным, то есть переделанным, которых стража приводит кормить в наручниках, достаются объедки. Среди переделанных есть женщины: нижняя часть тела у них – механизм или торс животного, а передвигаются они при помощи пара. Этим пленницам, навеки сросшимся с паровыми котлами, дают угольную пыль и плохой кокс.

Поезда останавливаются далеко позади. Рельсы складывают штабелями вдоль полотна, а затем доставляют укладчикам на огромных телегах, запряженных лошадьми, птероптицами или переделанными быками. Бригады рабочих сменяют друг друга в строгой очередности, исполняя сложный танец труда. Одни подходят, вскидывают молоты, со звоном опускают их на рельсы и уходят, рельсы привозятся опять, повозки наполняются снова и снова, и путь их с каждым разом все длиннее. Десять футов, сотни фунтов железа зараз – так нарастает дорога.

«О Джаббер, что мы несем с собой? – думает Иуда, наблюдая за работой многих сотен рук. – Что мы делаем?» Громкоголосое и непреднамеренное великолепие труда завораживает его.

За работой Иуда поет песни, тайно превращая каждый холодный деревянный брус в безрукого и безногого голема, стремящегося в немногие секунды дарованной ему жизни соскочить с запряженной лошадьми повозки и занять свое место на земляном полотне. Иуда чувствует, как каждый безмозглый кусок дерева помогает ему, и от этого ему становится легче. Он работает больше, чем следовало бы. Когда мальчики приносят питьевую воду из поезда, которого даже не видно, вокруг них завязывается потасовка: каждый хочет попить первым, покуда пыль и слюна не испортили воду. Многочисленные переделанные ждут.

Соседям по палатке Иуда нравится. Они слушают его рассказы о болотах и делятся с ним тяготами своего существования.

– Чертовы переделанные бунтовать вздумали. Жрачки им, видишь ли, мало. А шлюхи цены все задирают и задирают. Говорят, дома с деньгами тоже неважно. Ты ничего об этом не слышал? Говорят, жизнь там все дороже, а зарплаты все ниже.

За укладчиками шпал идут укладчики рельсов и те, кто забивает костыли, а за ними, рыча и покачиваясь, все ближе подползает многоуровневая громада поезда, с которым обращаются как с божеством из железа, плоти и крови.

Иуда наблюдает, как переделанного наказывают кнутом, и внутри у него все бунтует, так что он едва не лишается чувств. Однажды между свободными и одним из переделанных – судя по его заносчивости, недавно вышедшим с пенитенциарной фабрики, – завязывается драка. Остальные переделанные поспешно оттаскивают своего собрата назад, увертываясь от ударов. Шпалоукладчикам приносят еду переделанные женщины. Иуда улыбается им, но женские лица – точно каменные.

В дни выдачи жалованья через оттаивающую трясину, словно по волшебству, пробирается поезд. Вольнонаемные рабочие спускают свои денежки в Потрахе и у самогонщиков. В такие ночи Иуда не выходит из палатки. Лежа на койке, он прислушивается к выстрелам, шуму драк, голосам жандармов, воплям. Потом достает вокситератор, проигрывает хрипловатые песни копьеруков и делает пометы в своих записях.

«Конец пути» – газета, которую печатают на вечном поезде. В ней полно орфографических ошибок, скабрезных шуточек и неприкрытого восхваления ТЖТ, с разрешения которого она издается. «Конец пути» читают все, и все спорят о том, что в нем самое плохое. Иуда дважды видел, как люди тайком читали другие газеты.

Он бредет назад к поезду. Наступает его очередь тянуть рельсы.

Сначала Иуда не делает из рельсов големов. Тяжесть металла беспощадна. Под тусклым небом Иуде кажется, что скалы наблюдают за ним. Каждый рельс – четверть тонны, четыре сотни на милю. Цифры становятся смыслом существования Иуды.

Бригады составляют либо только из переделанных, либо только из вольнонаемных, никакого смешения. Пятеро мужчин, три какта или один здоровяк передел берутся за рельс – кто щипцами, а кто и собственными конечностями, – поднимают его и нежно, как повитухи младенца, укладывают на место. Особые рабочие измеряют ширину колеи, затем их сменяют молотобойцы.

Иуда снова начинает превращать каждый рельс в несуразного голема. В его бригаде никто не замечает, как, точно рыбины, трепещут куски прокатной стали, помогая ему. Иуда кладет их на землю, наудачу выбирая места. Он становится все выносливее. Однажды ему приходит в голову заночевать на крыше поезда, чтобы посмотреть, каково это. Кое-кто держит там коз и даже разводит костры за тщательно сделанным ограждением.

Один бродячий лудильщик, он же циркач, прибился к поезду и постоянно развлекает народ. Иуда смотрит на фигурки из грязи, которые танцуют по его приказу, хотя они и не големы. Это просто материя, управляемая человеком на небольшом расстоянии, словно при помощи невидимых ниток. Такие куклы не обладают ограниченной реальностью, псевдожизнью, нерассуждающим разумом, который позволяет усваивать и исполнять команды, – простые марионетки, и все.

Вагоны и скалы вокруг расписаны лозунгами, и каждое утро появляются новые. Иногда это просто бранные слова в адрес товарищей или начальства, к примеру: «На хер Правли». Дважды, когда звон колокола вырывает Иуду из сна и бросает в сумеречное утро, он видит на вагонах и деревьях листовки.

Некоторые из них простого содержания: «Достойную зарплату», «Профсоюзы», «Свободу переделанным», а внизу подпись, маленькое «ББ». Другие убористо исписаны бисерным шрифтом. Иуда начинает читать, но подходит десятник и срывает листовку.

Смерть все чаще собирает свою жатву на железной дороге, поскольку в погоне за прибылью ТЖТ постоянно пренебрегает техникой безопасности. Рельсы лежат на костях рабочих, как свободных, так и переделанных…

– Ради Джаббера, что болтают эти мудаки? – ворчит кто-то. – Кто не хочет достойной зарплаты? Да и насчет гильдий, лично я не против, но свободу переделанным? Они же преступники, черт их дери, или эти разини забыли?

Иуду привлекает смелость инакомыслящих: те подкрадываются к поезду ночами, прямо под носом у жандармов. Если они будут пойманы, то живыми не уйдут. Так и останутся лежать среди этих скал.

Экземпляры «Буйного бродяги» находят на камнях, под столами. Не всем хватает, но лучше столько, чем ничего. Иуда берет несколько экземпляров и читает, когда никого нет рядом.

Только теперь он осознает, какие драмы разыгрываются на дороге. Обычно он работает не поднимая головы, – даже град пуль, проливающийся на рельсы, не отвлекает его от дела. Позже он узнает, что большой смешанный отряд беспределов и боринатчей появляется намного восточнее, чем обычно, и обстреливает бригады арьергарда. Напавших прогоняют, но жандармов очень тревожит то, что гордые и свободолюбивые боринатчи не побрезговали выступить против строителей дороги в союзе с подонками-беспределами.

Недели труда, мили пути и тонны железа, и вот приходит весна, дни потихоньку удлиняются. Растительность вдоль дороги становится все более редкой. Вместе с рабочими своей бригады Иуда отсиживается за перевернутым вагоном, пока боринатчи забрасывают их непонятными снарядами. Орудийная башня вечного поезда вертится, и земля вокруг расцветает воронками.

Иуда читает «Буйного бродягу»:

У боринатчей, или странников, есть полное право ненавидеть ТЖТ. Сейчас их родовые земли расхищаются предпринимателями Нью-Кробюзона, а вскоре и правительство с милицией пожалуют. Кто не слышал страшных историй об избиении местных жителей Нова-Эспериума? Смерть каждого рабочего – это трагедия, однако виноваты в них не боринатчи: они мстят не тем, но их страхи обоснованны. Во всем виноваты Яни Правли, мэр и богатеи Нью-Кробюзона, для которых коррупция – что мать родная. Наш девиз: Железную дорогу – народу, мир – туземцам!

Потрах совсем рядом. Иуда туда не ходит, предпочитая, к вящей тоске шлюх, обслуживать себя сам или, виновато пряча глаза, по пяльницам наведываться в овраг, где мужчины перепихиваются с мужчинами.