Рыцарь золотого веера - Кристофер Николь

– А что такое ронин?

– Человек без хозяина. Все самураи, сражавшиеся на стороне Полицейского у Секигахары, теперь остались без предводителя и просто слоняются по стране. Если в скором времени они не найдут работу, то превратятся в разбойников. Сто лет назад, до прихода к власти Оды Нобунаги, Япония кишела бандитами.

– И если я предложу этим людям работу, они будут верными слугами?

Сукэ улыбнулся.

– Они поклянутся в верности, Уилл. Что же касается будущего, то никто не может предсказать его.

– А предательство является частью японской этики.

– Лучше сказать, искусство тайной дипломатии. Разве в вашей стране этого нет?

– Хватает. Но общественное мнение обычно относится к этому с неодобрением.

– И всё же ты признал, что это практикуется. Здесь, в Японии, это приветствуется, поэтому каждый даймио, каждый хатамото, каждый гокенин ожидает этого от своих сторонников и поэтому не теряет бдительности. Мне кажется, ваша Европа – гнездо ханжества и притворства. Не думаю, что она понравилась бы мне.

– Ты, конечно, прав, Сукэ. Но этот дом находится в сердце владений Токугавы, поэтому мне вряд ли потребуются солдаты – за исключением одного-двух, для видимости. Во всяком случае, понравится ли господину принцу, если я начну набирать собственную армию?

Сукэ фыркнул:

– Да, это очень его насторожит. Принц Иеясу, несомненно, будет встревожен внезапно появившейся на его южном фланге армией. Твой доход – восемьдесят коку. Ты знаешь младшего сына господина Иеясу – господина Токугава но-Есинао?

– Я видел младенца, – ответил Уилл. – Многообещающий ребёнок.

– Ему два года, Уилл. Но как даймио Овари он имеет доход в шестьсот десять тысяч коку в год.

– Шестьсот десять тысяч? – Уилл натянул поводья, остановив лошадь у ворот. – Боже милостивый, каков же тогда доход самого принца, Сукэ?

Тот улыбнулся:

– Моего господина Иеясу оценивают в два миллиона пятьсот пятьдесят тысяч коку.

Уилл прикинул в уме. Если одного коку действительно хватает на пропитание одного человека в течение года, то принц по своему богатству и власти примерно равнялся королю Шотландии.

– Ты убедил меня, Сукэ.

– Принц, – начал Сукэ серьёзно, – самый влиятельный человек во всей Японии, не исключая и самого микадо, хотя это мнение лучше держать при себе. До Секигахары Мори Терумо-то и Уесуги Тенсин оба оценивались в миллион, а то и побольше, хотя они вдвое уступали принцу во влиятельности. Но после перераспределения богатств и земель не осталось никого, кроме господина Иеясу, кто бы обладал доходом в миллион коку.

– И в то же время принц притворился умеренным и лишённым честолюбия? Я думал, его флаг уже реет над Осакой.

Сукэ потеребил нос пальцем.

– Наш принц осторожно и уверенно следует по избранному пути – как человек, идущий через болото и вынужденный тщательно выбирать место для следующего шага. Теперь власть, конечно, в его руках, потому что не осталось ни одного достаточно влиятельного соперника, способного в одиночку отобрать её. Однако почти все даймио в Японии воспринимают Хидееси как своего предводителя, чтут его имя, а значит, и имя его сына. Многие из них, несомненно, ждут-не дождутся его совершеннолетия, чтобы принц отрёкся от власти и передал её Хидеери.

– И он сделает это?

– Никогда, Уилл. Никогда. Власть перейдёт к его собственным сыновьям. Нет, Хидеери нужно уничтожить до того, как он превратится в мужчину. Но твой и мой господин должны все тщательно подготовить. А теперь идём. Твой доход может и не достигнуть миллиона коку, но ты найдёшь, что получать даже и восемьдесят коку достаточно приятно. Я тебя уверяю.

Двери уже распахнулись, и четверо вооружённых самураев склонились в низком, до земли, поклоне.

– Кто это такие? – спросил Уилл.

– Твоя армия, – ответил Сукэ. – Этих людей назначил сам принц, чтобы они служили тебе. Они счастливы удостоиться такой чести.

Уилл спешился и сделал знак самураям выпрямиться, что они и сделали, сохраняя позу крайнего почтения. Ведь кто в Японии не слышал про Андзина Саму, приехавшего из-за моря, чтобы командовать пушками у Секигахары? Уже само по себе участие в этой битве на стороне Токугавы обеспечило бессмертие его имени.

– Впрочем, Уилл, было бы разумно увеличить их число, – предложил Сукэ. – По крайней мере ещё человек на шесть. Здесь довольно уединённое место, уязвимое для нападения с моря.

– Если только в этом море появятся корабли, – Уилл подошёл к стене, рассматривая развешанную на ней коллекцию разнообразного оружия. – Таких штуковин я вообще никогда не видел.

– Они предназначены для обороны твоего дома от сомнительных визитёров. Смотри, вот абордажный крюк. Видишь, острия на конце торчат во все стороны, образуя подобие шара.

– Боже мой, серьёзная игрушка, – отозвался Уилл. – Она напоминает стального ежа. – Действительно. Если его укрепить на десятифутовом древке, то, воткнув в кимоно нападающего и слегка повернув, врага можно спокойно обезвредить. Но если он увернётся от ежа, то твой второй страж воткнёт вот эту длинную палку ему между ног, чтобы опрокинуть его. В любом случае его собьют на землю прежде, чем он успеет что-нибудь натворить. Потом его можно прижать к земле вот этой рогатиной, а если он и после этого не образумится, то твои люди исколотят его вот этими булавами с железными наконечниками.

Уилл снял шляпу и почесал в затылке.

– И дом каждого самурая оборудован точно так же?

– Каждого гокенина. Об этом знают все, и само по себе это служит хорошим сдерживающим средством. А теперь я, будучи старым и доверенным другом – как я надеюсь, – снимаю свой большой меч и передаю на хранение твоим стражам.

Он передал меч, и самурай принял оружие с уважительным поклоном.

– И в ответ мне дают вот такой халат, что говорит о том, что мне здесь рады.

Один из самураев подал ему алый халат и помог надеть.

– Вижу, что мне предстоит ещё многому научиться, – сказал Уилл. – Словно мне придётся снова вернуться в школу. Но серьёзно, Сукэ, я думаю, первым делом мне нужно будет сделать что-то вроде собственной формы для моих телохранителей. По правде говоря, я вряд ли узнаю кого-нибудь из них в лицо, если он постучится в мою дверь. А что говорить об остальных трёх десятках…

– Это проблема для каждого хатамото, Уилл. Но об этом можешь не беспокоиться. Вот. – Он показал на другой крюк в стене, на котором висела связка деревянных табличек. – Видишь это? Прежде чем выйти за ворота, каждый из твоих людей должен взять такой пропуск, и назад его пропустят только по его предъявлении.

– Это тоже обычная вещь в домах землевладельцев?

– Естественно.

– Если в вашей стране, Сукэ, и есть какой-нибудь недостаток, то это слишком хорошая организация каждой мелочи. У вас никогда не возникает потребность хоть в каком-нибудь беспорядке?

Сукэ улыбнулся:– Мы рассмотрим этот аспект нашей жизни при более удобном случае. Ну так что, мы входим или нет?

Он откинул внутреннюю дверь, но внимание Уилла привлёк огромный сигнальный рог, лежащий на полке.

– А это, конечно, для сигнала на обед?

– Нет, Уилл. Такой рог должен иметься в каждом доме Японской империи. Трубят в него только в четырёх случаях, но в этих случаях трубить нужно обязательно. Один раз трубят в случае мятежа, два раза – при пожаре, трижды – при нападении воров, четыре раза – в случае государственной измены. Каждый услышавший такой сигнал должен его повторить и затем поспешить на помощь подавшему его.

– Это надо запомнить. – Уилл шагнул в ворота и очутился во внутреннем дворе, где их поджидала группа людей – четверо мужчин и человек восемь женщин и детей. Все тут же попадали на колени, лбами почти касаясь земли. Уилл поспешил поднять их.

– Твои домашние слуги, – сказал Сукэ. – Помнишь Кимуру?

– Кимура! – воскликнул Уилл, распахнув по европейской привычке объятия, но тут же опомнившись и приняв соответствующее важное выражение. – Рад снова встретить тебя.

– Я тоже, Андзин Сама.

– Он особенно просил принца отпустить его к тебе на службу. Довольно необычная просьба, но принц был рад её удовлетворить, – сказал Сукэ. – Он будет твоим личным слугой и поможет нам сделать из тебя настоящего самурая. Но идём же в дом. Думаю, он тебе понравится. Его размеры – около сорока восьми татами, что довольно неплохо.

– Объясни, что это такое, Сукэ. Слово «татами» мне ничего не говорит.

– Всё очень просто. Уилл. Татами – это циновка, которую мы стелим на пол. Их делают из рисовой соломы, они определённого размера – примерно такой площади, на какой человек может спокойно и удобно спать, не тревожа соседа. Поэтому, когда речь идёт о размерах комнаты, мы говорим, что она – в столько-то татами, и каждый сразу представляет себе эту площадь, застеленную татами. – Он с улыбкой взглянул на Уилла. – Размеры, конечно, исходят из роста японцев. Я думаю, ты уместишься на татами, но что касается того, чтобы не потревожить при этом соседа, – я не уверен. Кимура поспешил вперёд – удостовериться, что все внутренние ширмы раздвинуты. Они поднялись на три ступеньки и оказались на крыльце, очень похожем на то, где сидели Таканава с сыном во время суда над голландцами год назад. Боже мой, подумалось Уиллу, я теперь в таком же ранге – хатамото.