Кризис мирового капитализма - Джордж Сорос

В пятницу, 7 августа я позвонил Анатолию Чубайсу, который находился в отпуске, и Егору Гайдару, который оставался «на хозяйстве». Я сказал им, что ситуация критическая: правительство не в состоянии будет после сентября, возобновить свой долг, даже если будет получен второй транш кредита МВФ. Ситуация усугублялась тем, что украинское правительство было на грани дефолта в связи с предстоящей в ближайший вторник выплатой по 450-миллионной ссуде NomuraSecurities. В таких условиях я не мог согласиться участвовать в промежуточном кредите: риск дефолта был слишком велик. Я видел лишь один выход: образовать достаточно большой синдикат, который покрыл бы потребности российского правительства до конца года. Он должен был базироваться на партнерстве государства и частного сектора. Группа «Связьин-вест» могла бы участвовать в нем, скажем, суммой в 500 млн. дол., однако частный сектор один не мог бы предоставить требуемую сумму. Я поинтересовался, сколько потребуется. Гайдар ответил, что нужны 7 млрд. дол. Это предполагало, что Сбербанк, единственный банк, располагавший крупными вкладами населения, сможет предоставить свои активы. В то время население не изымало вклады из банков в крупных масштабах. «Сказанное означает, что синдикат должен будет располагать 10 млрд. дол., – заметил я, – чтобы восстановить доверие населения». Половина средств должна была бы поступить из иностранных правительственных источников, например Фонда валютной стабилизации (который находится под контролем Казначейства США), а другая половина – из частного сектора. Синдикат начнет действовать, когда в сентябре будет получен второй транш кредита МВФ. Он будет гарантировать годовые ГКО, начиная, скажем, с 35% годовых, постепенно снижая доходность до, например, 25%. (В тот момент доходность составляла 90%.) Программу следовало бы объявить заранее; это побудило бы инвесторов покупать ГКО: имело бы смысл инвестировать деньги под 35%, если в рамках надежной программы предполагается к концу года снизить их доходность до 25%. В случае успеха реально была бы израсходована лишь небольшая часть из 10 млрд. дол. Объединить государственный и частный компоненты плана было бы нелегко, но я был готов попытаться сделать это. Гайдар, понятно, проявил энтузиазм.

Я позвонил Дэвиду Липтону, заместителю министра финансов США, ведающему международными делами. Он был полностью в курсе проблемы, но они даже не помышляли об использовании Фонда валютной стабилизации. Конгресс был решительно настроен против оказания спасительной финансовой помощи. Я сказал, что мне это известно, но я не вижу альтернативы. Наблюдается паника, и в наших национальных интересах поддержать правительство России, ориентированное на реформы. Если будет привлечен частный сектор, это должно сделать план спасения более приемлемым в политическом отношении. Тем не менее России следовало провести активную работу на Капитолийском холме. Будет также крайне трудно вовлечь частные институты, поскольку они включают инвестиционные банки и спекулятивных инвесторов, подобных нам, и государству оказывается значительно сложнее мобилизовать их средства, чем ресурсы крупных коммерческих банков.

С целью изучить все альтернативы я еще раз позвонил Гайдару и спросил его, можно ли будет ввести штраф для тех держателей ГКО, которые захотят при погашении обязательств получить наличными. Гайдар ответил, что это подорвет репутацию ГКО. И он, конечно, был прав.

Я полагаю, что без реализации моего плана правительство ожидает дефолт с катастрофическими последствиями; даже в случае осуществления этого плана большинство российских банков прекратят существование, но было бы ошибкой даже пытаться спасти их.

Вторник, 11 августа (вечер)

Рубль («слот»)= 6,30

Рубль (форвардные контракты)= 91%

ГКО= 147%

Prins= 23,92%

Standard & Poor= 1068,98

30-летние казначейские облигации США= 5,60%

В понедельник я провел краткие переговоры с Липтоном. Правительство США еще не приняло решения. Он обещал позвонить еще раз. Во вторник на российском финансовом рынке произошел обвал. Торги на фондовой бирже были временно приостановлены. Государственные облигации упали еще ниже. Это затронуло даже международные рынки. Предложенный мною план больше не годился. Стабилизировать рынок мог бы пакет помощи на сумму минимум в 15 млрд. дол., но рассчитывать на то, что какой-либо частный инвестор предоставит свои деньги, было уже невозможно. Липтон направился в Москву, не позвонив. По слухам, он был раздражен тем, что ему нечего предложить Москве. Я решил направить в газету FinancialTimes следующее письмо:

«Сэр, неурядицы на российских финансовых рынках достигли критической стадии. Банкиры и брокеры, которые заимствовали средства под ценные бумаги, неспособны вносить гарантийные депозиты, а вынужденный сброс ценных бумаг охватил как рынок акций, так и рынок облигаций. Фондовый рынок вынуждены были временно закрыть, так как расчеты по сделкам уже не совершались; цены государственных облигаций и казначейских обязательств резко упали. Хотя продажи были временно прекращены, существует опасность того, что население снова начнет изымать деньги со сберегательных счетов. Надо действовать немедленно.

Беда в том, что действия, необходимые в связи с банковским кризисом, диаметрально противоположны действиям, согласованным с МВФ в связи с бюджетным кризисом. Программа МВФ предусматривает жесткую монетарную и фискальную политику; банковский кризис предполагает вливание наличных средств. Оба эти требования трудно примирить без дальнейшей международной помощи. При составлении программы МВФ исходили из того, что правительственные облигации будут покупать при следующих условиях: государство станет собирать налоги и сократит расходы, процентные ставки снизятся и кризис пойдет на убыль. Это допущение оказалось ошибочным, поскольку большая часть неоплаченного долга состояла из маржи, а кредитные линии невозможно было возобновить. Существует нехватка финансовых ресурсов у государства, и ее необходимо покрыть. Нехватка станет еще острее, если население начнет изымать депозиты.

Наилучшим решением было бы введение валютного управления после умеренной девальвации в 15—20%. Девальвация необходима, чтобы компенсировать снижение цен на нефть и уменьшить сумму резервов, требуемых при валютном управлении. Это также поставило бы в невыгодное положение держателей государственных долговых обязательств, деноминированных в рублях, и отвело бы упреки в адрес правительства.

Потребуются резервы примерно в 50 млрд. дол.:

23 млрд. для покрытия Ml (денежных средств в обращении) и 27 млрд. дол. для покрытия недостачи в рефинансировании внутреннего долга в следующем году. У России имеются резервы в 18 млрд. дол., МВФ обещал 17 млрд. дол. «Большая семерка» (G 7) должна предоставить 15 млрд. дол., что позволит ввести валютное управление. Спасать банковскую систему уже не потребуется. За исключением немногих институтов, держателей государственных депозитов, банки сами сумеют защитить себя. Цены государственных облигаций немедленно возрастут, и тогда выживут наиболее здоровые финансовые учреждения. Примерно 40 млрд. дол. в иностранной валюте находятся у россиян на руках. При введении валютного управления у них может возникнуть соблазн купить деноминированные в рублях государственные облигации, которые сулят привлекательный доход. В этом случае резервный кредит G 7, возможно, даже не придется использовать. Снижение процентных ставок поможет правительству добиться своих фискальных целей.

Если бы страны G 7 были готовы предоставить 16 млрд. дол. немедленно, ситуацию удалось бы стабилизировать даже без валютного управления, хотя для этого потребуется больше времени, а ущерб будет серьезнее. Без введения валютного управления будет также трудно осуществить ограниченную валютную корректировку, так как будет невозможно сопротивляться давлению в сторону дальнейшей девальвации, – такая ситуация имела место в Мексике в 1994 г.

Если действия будут откладываться, стоимость операции по спасению возрастет. Неделю назад она обошлась бы в 7 млрд. дол. К сожалению, международные финансовые организации не осознали остроты ситуации. Альтернативами будут дефолт или гиперинфляция. Любая из них будет иметь катастрофические финансовые и политические последствия».

Четверг, 13 августа

Рубль («слот»)= 6,35

Рубль (форвардные контракты)= 162%

ГКО= 149%

Prins= 23,76%

Standard & Poor= 1074,91%

30-летние казначейские облигации США= 5,65%

После того как я написал письмо в FinancialTimes, заместитель председателя Центрального банка России ввел некоторые ограничения на конвертируемость рубля. Это оказало опустошительное воздействие на российский рынок: при открытии торгов цены акций снизились на 15%, а потом уже существенно не возросли. Моему письму уделили значительное внимание, но упор был сделан на защиту девальвации, а не на предложение ввести валютное управление. Это стало одним из факторов того, что впоследствии назвали «черным четвергом». Это вовсе не входило в мои намерения. Я счел себя обязанным выступить с новым заявлением следующего содержания: