Конец Большого Юлиуса - Татьяна Сытина

Смирнов взглянул на часы и нажал кнопку звонка.

— Конечно, если бы не помощь еще одного человека… — осторожно начал Горелл, — я бы не справился с операцией. Ваш человек! — медленно сказал Горелл. Зрачки его сузились и утратили блеск, рот запекся. — Один ответственный работник! — продолжал Горелл. — Заместитель директора института урожайности, некий Ковалев…

— Врете вы! — делая над собой огромное усилие, сдержался и спокойно сказал Смирнов. — Ведь я проверю, и опять скажется, что вы оклеветали!

— Я ошибся! — испуганно пробормотал Горелл, отводя глаза от взгляда Смирнова. — Мне показалось. Я устал, и у меня мутится в голове… Нет, нет, он мне не помогал… Он даже не заметил меня в институте.

— Уведите арестованного! — с облегчением сказал Смирнов, когда на пороге показался дежурный.

Через несколько минут вошел Миша с почтой.

— Товарищ Соловьев! — сказал полковник, вытирая лицо и шею носовым платком. — Когда Наташа кончит расшифровывать последние страницы допроса Горелла, просмотрите их и выпишите данные, касающиеся Акимовой Зои Ивановны. А потом напишите письмо в партийную организацию Института урожайности, в котором скажите… В котором напишите то, что надо написать в случае, когда о хорошем, честном человеке долго живет несправедливая, недобрая слава. Вы меня поняли?

— Да! — охотно и торопливо кивнул Миша. — Вполне понял, Герасим Николаевич…

Смирнов взглянул на Мишу и едва заметно улыбнулся. Миша заметил его улыбку и густо покраснел от обиды. Смирнов перехватил его неуверенный, обиженный взгляд и теперь улыбнулся широко, с удовольствием.

— Вы меня не поняли, младший лейтенант! — сказал он. — Это хорошо, что вы радуетесь возможности реабилитировать человека. Это очень важно для нашей работы — уметь радоваться человеческой чистоте и честности. А вот поспешную обидчивость надо в себе ломать. Она плохой советчик! Выполняйте…

Миша вздохнул, сделал четкий оборот кругом и строевым шагом направился к дверям, но на пороге задержался, обернулся и широко улыбнулся в ответ полковнику.

Стихли его шаги в коридоре, и Смирнов принялся приводить в порядок записи, сделанные за день.

Да, следствие заканчивалось. Собственно, это, конечно, формальное определение. Горелл сказал почти все. Сгруппирован, проверен материал по всем пунктам обвинения. Вскоре преступник предстанет перед закрытым судом.

Закрытым, потому что каждый пункт обвинения повлечет за собой дальнейшую кропотливую, сложную работу. Ведь многие из тех, о чьей преступной деятельности рассказывал Горелл, еще на свободе, на нашей земле и за рубежом. Дело не только в том, чтобы обличить и изолировать преступников. Самое важное для спокойствия и безопасности народа — определить и извлечь злокачественные ветви опухоли. Впереди еще много работы…

А позади — не только одни убытки.

Вот об этом думал полковник Смирнов. Нет, не только одни потери и огорчения позади!

Недолго осталось прожить старику Воскобойникову. Но те немногие годы, которые доведется ему прожить, он проживет честным человеком. Смирнов в этом не сомневается.

Тяжелое испытание выпало на долю Киры Прейс. Девушка прозрела от душевной слепоты, поняла, что каждый из нас ответственен за свою жизнь и поступки близких. А главное, она поняла, что, сколько бы ни уклонялся человек от исправления своих проступков и ошибок, они заявят о себе, и чем дольше уклоняться, тем сильнее заявят!

— Ничего! — думает Смирнов, вспоминая открытый, горячий взгляд Киры. — Такая выправится. Основа — добрая! И урок получила хороший!

Смирнов вспоминает, с каким болезненным стыдом рассказывал шофер о том, как соблазнили его «левые, легкие две сотни». Смирнов разрешил Берестову сказать парню, для кого он нарушил правила. Ничего, пусть помучается! Ему еще предстоит свидетельствовать на суде. Нелегко будет выйти и признаться в том, что чужак купил тебя за две сотни. Многое передумал и передумает паренек. И никогда больше не соблазнится легкими рублями!

А как тяжело, надрывно плакала в кабинете Смирнова девушка Вера, приютившая Горелла под своим кровом на одну ночь!

— Как я жить теперь буду? — все спрашивала она Смирнова. — Все знают, что я пропащая! А я не хотела, — повторяла она, — честное слово, я не хотела, товарищ начальник, чтоб у меня такая жизнь получилась! Один раз не повезло, и чем дальше, тем хуже…

— Потому, что ты уступаешь неудачам! — сказал Смирнов девушке. — Ты знаешь, что такое неудачник?

— Что? — жадно откликнулась Вера, поднимая к Смирнову лицо, мокрое от слез. — Что, товарищ начальник?

— Неудачник — это человек с одной затянувшейся неприятностью! Да, да, это уж у меня проверено! — кивнул Вере полковник. — Вот ты эту неприятность победи, сломай, и тогда увидишь, как славно жизнь пойдет!

— Уехать бы мне! — слабо сказала Вера. — Куда-нибудь подальше, где не знают…

— А что же, это дело! — согласился полковник. — Уезжай. Станешь честно работать — со всех сторон друзья будут! Это уж всегда так в коллективе. Не дадут в обиду!

— А Вы помогите мне хорошее место найти, куда ехать, — нерешительно попросила Вера.

— Помогу! — охотно согласился Смирнов. — Я тебе после суда напишу открытку и в ней скажу, куда обратиться. А ты пока специальность приобретай. Что нибудь, хотя бы на первое время, простое, — нехорошо с пустыми руками в коллектив ехать. А там корни пустишь — учиться начнешь…

Что ж, очень возможно, перевернется судьба Веры на новый, хороший лад. Пока девушка держится своих слов, поступила на курсы штукатуров… Дальше видно будет.

Полковник скомкал и сжег листки с заметками в пепельнице.

Теперь в течение нескольких дней будет перерыв в следствии. За это время можно будет обработать протоколы, подумать над ними, отдышаться. Смирнов мысленно вспомнил количество дел, отложенных в связи с следствием, и понял, что отдышаться не удастся.

Во всяком случае хотя бы два дня! Только на два дня ослабить напряжение. Это нужно, потому что к вечеру начинает болеть левый висок и затылок. Надо провести хотя бы один вечер с сыновьями и женой.

Смирнов встал из-за стола и подошел к окну.

Надвигается осень. Это заметно по ровному холодку и спокойствию в тенях и красках. И еще по тому, что на крыше соседнего дома сонно бродит кровельщик в синей майке, в черных футбольных трусах и в валенках. А голова, торчащая в слуховом окне, явно принадлежит управдому.

Осень — значит, скоро отпуск!

Смирнов вспомнил серые бетонные дорожки аэропорта, качающиеся столбы прожекторов и то особое беспокойство, с которым на долгий срок отрываешься от работы и близких.

А потом самолет оторвется от земли, из-под крыла в сторону шарахнутся деревья и здания и часа полтора все в самолете будут молчать и дремать.

А потом — повеселеют, закурят и сосед будет долбить тебя в плечо жестким пальцем и кивать вниз, в окошко, что-то страстно тебе втолковывая. По опыту многих полетов и большой жизни Смирнов знает, что там, внизу, завод или стройка, на которых работал сосед, либо высотка, которую не отдал он с товарищами в трудном сорок первом.

А потом облака станут тяжелее, земля рыжее и суше, зелень ярче, небо светлее и в то мгновенье, когда ты меньше всего это ожидаешь, из-под крыла поплывет навстречу самолету плоское бледноголубое пятно.

И все в кабине приподнимутся и будут смотреть за тем, как растет голубая полоска, набухая светом и глубиной.

А сосед ткнет тебя жестким пальцем в плечо и что-то начнет говорить горячо, настойчиво, и, не вслушиваясь, ты утвердительно кивнешь.

Только тебе пришлось защищать наши берега не здесь, а на севере. И ты остро, как в последние мгновения сна, вспомнишь зеленые берега, сероватую полоску залива под Выборгом и столб волн, выросший совсем близко. Взорвался на мине передний катер.

И это было…

Но она хорошеет и крепнет, наша родная земля, поэтому не жаль молодости, хоть она и была труднее, чем у тех, кому сегодня исполняется двадцать. Поэтому особенно сильна близость тех, кому вдвое больше. Слишком много высоток и берегов мы отстояли вместе…

Так думал Смирнов, вглядываясь в спокойные, чистые линии родного города.

— Да, скоро в отпуск! Пора…

— Товарищ полковник, разрешите обратиться!

Смирнов вздрогнул и обернулся.

— Товарищ полковник, разрешите передать расшифрованное сообщение с Украины, — сказал капитан Берестов и подал полковнику несколько листков бумаги.

— Положите на стол! — сказал Смирнов, с трудом отрываясь от своих мыслей.

Когда Берестов ушел, Смирнов закурил, сел к столу и принялся внимательно читать сообщение с Украины.

«…На берегу обнаружен парашют, — читал Смирнов. — На стропах оказались следы крови, видимо, диверсант поранил руки о скалы приземляясь. Тщательное обследование местности позволило обнаружить в ближайших зарослях «держи дерева» следы крови и нитки. Видимо, диверсант плутал в кустарнике, в темноте уходя с берега. Экспертиза показала идентичность крови на камнях, на ветках кустарника и на стропах. Экспертиза показала также, что шерстяные нитки, сорванные шипами кустарника, применяются в нашем производстве для изготовления материала, из которого шьют кителя офицерскому составу Красной Армии. Удалось установить, что в те сутки на железнодорожной станции майор или подполковник приобрел билет на Москву. Точно сказать, майор или подполковник, кассирша не могла, так же как не определила и рода войск. Кассирша заявляет, что обратила на него внимание только потому, что на правой руке у него был свежий бинт со следами крови. В эти же часы сделано заявление колхозником виноградного и бахчевого колхоза Никитой Ивановичем Клетиным. Товарищ Клетин показывает, что около семи часов утра его остановил майор авиации и спросил, не подвезет ли он его на машине до станции. Клетин отказался подвезти, потому что торопился по вызову агронома и еще потому, что майор, как он заявляет, ему «не понравился». По заявлению Клетина, у майора забинтована правая рука в области ладони и кисти. Майор предложил Клетину за доставку на станцию сто рублей, после чего Клетин решил, что о нем надо сообщить.