Там, где твое сердце - Людмила Зарецкая

– Меня так дед учил, – тихо сказала Лера. – Что уж если что-то делаешь, то делать нужно даже не хорошо, а отлично. На пять с плюсом. Мой дед был председателем «Родины», Рокотов, вы, наверное, слышали.

– Про Рокотова в нашей области слышали все, конечно, среди людей не моложе нашего возраста, – ответил начальник. – Кстати, Валерия Константиновна, а могу ли я вас попросить о любезности?

– Попробуйте, – осторожно кивнула Лера, которая все еще не могла до конца поверить в счастливое преображение чудовища.

– Я знаю, что в усадьбе, где располагался колхоз вашего дедушки и где директорствует ваша матушка, есть уникальная маслодельня. Я слышал, что она была основана еще до революции, и именно там обучались азам дела работницы, которых потом брали на работу на наш завод.

– Да, это так. Конечно, в годы войны маслодельня сгорела, но при реконструкции усадьбы была в точности воссоздана. И станки старые нашли по стране, и она сейчас работает. Там такое вкусное масло производят, что просто «ум отъешь». Его все туристы с удовольствием пробуют.

– Вот, а я там никогда не был, – почему-то виновато сказал начальник. – Вы не могли бы стать моим экскурсоводом?

– Ой, да я сейчас маме позвоню, она с удовольствием вас встретит и все покажет, – Лера схватилась за телефон, решив не говорить про то, что как раз в маслодельне недавно убили человека, но начальник мягко придержал ее руку.

– Валерия Константиновна, мне бы очень хотелось попросить вас обо одолжении. Покажите мне эту маслодельню сами. Все-таки вы технолог, вы производство масла с нуля знаете, и я тоже. Мне хотелось бы обсудить именно технические детали. Пожалуйста, давайте поедем прямо сейчас.

– Куда? – снова не поняла Лера.

– Ох, господи, да в усадьбу же! Мы часа за три туда-обратно обернемся.

– Но ведь рабочий день, – Лера удивилась еще сильнее, хотя, кажется, это было невозможно.

– Ну я же ваш начальник, и я вас отпускаю, более того, еду вместе с вами. Это же тоже работа – сравнить старый рецепт с современным и обдумать, что мы можем привнести в процесс, чтобы выпускаемое масло повысило свои вкусовые качества.

Довод был вполне разумный, поэтому Лера решила не ломаться, а согласиться. Ехать куда-то с начальником ей страшно не хотелось. Память о давешней взаимной неприязни была еще достаточно свежа, но, с другой стороны, совместная поездка, да еще на профессиональной почве, сближает. Кроме того, Лера была уверена, что, познакомившись с ее мамой, начальник расположится к их семье еще больше. В маму невозможно не влюбиться, настолько она замечательная!

– Я тогда сейчас быстро переоденусь и маму предупрежу, – сказала она, вскакивая с кресла.

– Я буду ждать вас в машине за проходной. Не надо, чтобы видели, что мы уезжаем вместе. Вы замужем, я женат. Хорошо?

– Хорошо, – Лера даже засмеялась, такой нелепой показалась ей мысль, что кто-то может подумать, что между ними роман.

– И еще, Валерия Константиновна, – начальник слегка придержал ее за руку. – Не надо предупреждать вашу маму, я не хочу, чтобы наш приезд доставил кому-нибудь беспокойство. Поговорим на месте, ладно?

– Ладно, – согласилась Лера. По здравом размышлении, Олегу она звонить тоже не стала. Вернуться они должны задолго до окончания рабочего дня, а вступать в объяснения, почему начальник так изменился и зачем она с ним куда-то едет, было долго. Этот разговор вполне можно отложить до вечера.

Заперев шкафчик с рабочей одеждой и схватив сумочку, Лера торопливо выскочила из подсобки и побежала к проходной. Впопыхах она не заметила, что забыла на столе телефон, неловко брошенный рядом с чайником.

Дверь за Лерой закрылась, и телефон ожил. Поставленный в беззвучный режим, он вибрировал, привлекая внимание, мигал светодиодным огоньком, призывая взять трубку, но все напрасно.

«Леля Молодцова», – было написано на маленьком экране. Но садящаяся в машину к начальнику Лера этого не видела, про телефон так и не вспомнила и про неожиданный звонок Лельки не узнала.

Корабельные сосны вдоль дороги качались от сильного ветра и тревожно шумели верхушками. Черная туча, как старый овчинный тулуп, накрыла солнце. Лера вспомнила, как в детстве, когда ее иногда привозили к деду в колхоз, он укладывал ее спать в маленькой комнатке позади своего рабочего кабинета. Зимой темнело рано, уже в четыре часа за окном было не видно ни зги, и чтобы она не боялась просыпаться в темноте, дед включал в углу торшер, на который с одной стороны накидывал свой овчинный тулуп. Свет пробивался сквозь завитки, и Лера любила разглядывать их причудливый орнамент. Просыпаясь, она даже не сразу звала деда, чтобы поразглядывать колечки меха, сквозь который по краям пробивался свет, а потом пропадал, как будто проглоченный неведомым чудищем.

Небо сейчас выглядело точно так же, как тот торшер. По краям плотного темного тулупа, съевшего солнце, пробивалось робкое свечение. Солнце не сдавалось, но силы были неравные. Черная, явно грозовая туча не оставляла надежд на свет. Дорога постепенно заволакивалась мглой, и было ясно, что дождь хлынет совсем скоро.

«Успеем ли доехать?» – тревожно подумала Лера. Она не любила и боялась грозы.

Машина уже свернула с трассы и завиляла по песчаной дороге. Мелькнула обочина, в которую Лера совсем недавно съехала, не справившись с управлением, и она невольно поморщилась, вспоминая пережитые страхи. До усадьбы оставалось не больше двух поворотов.

Дождя все еще не было, и Лера слегка приободрилась. В усадьбе их встретит мама, а с ней совершенно ничего не страшно. Лера вдруг подумала, что они с начальником всю дорогу промолчали. Так-то в этом не было ничего странного – начальник на болтуна не походил, а сама Лера все еще не могла привыкнуть к мысли, что они больше не враги, а потому к задушевным разговорам и не стремилась.

«Скоро бабулин день рождения, – некстати подумалось ей. Странно, почему она вспомнила сейчас про бабулю. – Восемьдесят девять лет. По жутковатому стечению обстоятельств, к которому они уже привыкли, это следующее число в последовательности Фибоначчи, а значит, неведомый негодяй, скорей всего, подстроит одну из своих дьявольских каверз, до которых он большой мастак. На мамин юбилей был мертвый павлин, что же он уготовит для бабули? А главное – как этому противостоять?»

Дождь хлынул внезапно. Будто стена выросла перед лобовым стеклом машины, такой он был густой. Лера испуганно посмотрела на начальника, и ей показалось, что его губы тронула довольная усмешка. Неужели он так любит дождь?

– Ой, какой ливень, – пробормотала она. Ее голос прозвучал внутри машины как-то жалобно и неуверенно. – Сергей Николаевич, как вы едете? Дорогу же совсем не видно. Может быть, остановиться и переждать?

– Ничего, я прекрасно знаю, куда ехать, – ответил он, уверенно держась за руль и не отрывая глаз от дороги, действительно почти невидимой сквозь потоки обрушивающейся воды.

«Откуда? – мимолетно удивилась Лера. – Ведь он же говорил, что никогда раньше не бывал в усадьбе». – И это была последняя ее отчетливая мысль.

Глава одиннадцатая

Сто сорок четыре лошадиные силы

«Не спорь с мужчинами. Все равно они никогда не бывают правы».

Димку Воронова наконец-то выписали домой. Точнее, выписали его еще позавчера, но в первый день ехать к другу Золотов счел неэтичным. Пусть наглядятся с женой друг на друга без него, Олега. На следующий день у него было суточное дежурство, которое выдалось довольно суматошным. Пожар, на который его вызвали, был не столько сложным, сколько обширным, так что повозиться пришлось. Вернувшись с дежурства, Золотов отметил, что жена уже ушла на работу, принял душ, бухнулся в кровать и заснул мертвым сном. Правда, ненадолго. Часа через полтора его будто подбросило на кровати.

Он сел, тяжело дыша. Грудная клетка ходила ходуном, тяжело бухало сердце, превратившееся в холодный тяжелый камень, который, казалось, со скрежетом задевает за ребра. Лоб был мокрым, футболка, которую он зачем-то натянул после душа, тоже хоть выжимай. Отметив, что он почему-то во сне стиснул зубы, Олег откинулся обратно на подушку и пытался проанализировать, что его встревожило.

Причин для беспокойства не было никаких. Алене он звонил утром, пока ехал с работы. Лере тоже. Мама? Она всегда была в полном порядке, его мама, и, представив, как он звонит узнать, не случилось ли чего, он мимолетно улыбнулся. В ушах зазвучал язвительный мамин голос, сообщающий, что после своей второй женитьбы он стал сентиментальным и испуганным, как институтка на выданье. Мама была та еще штучка.

Может, дед? Возраст солидный, всякое может случиться. Немного тревожась, он набрал номер и уже через минуту успокоенно расслабился. Дед был живой и здоровый, и у него сидел какой-то старый приятель, такой же замшелый, как и весь антиквариат, который они с дедом упоенно изучали последние семьдесят лет.