Юрий Михайлович Сушко Я убил Степана Бандеру - Юрий Сушко

Оказавшиеся в американской и английской зонах оккупации бандеровцы, вопреки всем опасениям и ожиданиям, преследованиям не подвергались. Только в Баварии насчитывалось более трёх десятков лагерей, в которых на какое-то время укрылись вчерашние каратели и кадровые вояки УПА. 31 октября 1945 года в Ашаффенбурге с согласия Главного штаба американской армии было создано Центральное представительство украинской эмиграции в Германии, которое успешно контактировало с украинскими националистическими организациями в США и Канаде.

Первое время после войны Бандера был вынужден скитаться, перебираясь с места на место — Веймар сменяли трущобы берлинских предместий, разрушенных артиллерией союзников, затем следовали уютные тирольские курорты — Инсбрук, Зеенфельд, потом Хильдесхайме в Нижней Саксонии… Для охраны вождя главнокомандующий УПА Роман Шухевич отправил в Германию старшин службы безопасности, которые, кроме выполнения своих непосредственных обязанностей, занимались решением чисто житейских проблем Бандеры. Его личный охранник Василий Шушко вспоминал, что, перемещаясь по Австрии и Германии, они со Степаном Андреевичем лишь однажды позволили себе остановиться в какой-то захудалой гостинице. В основном же довольствовались ночлегом в палатке, которая постоянно находилась в багажнике автомобиля. И конспиративно, и экономно.

Над семьёй Бандеры тем временем сгущались тучи. С чужими документами они сначала ютились в лагере для беженцев вблизи Миттенвальда. Потом им подыскали уединённый лесной домик под Штарнбергом, правда без тепла, света и элементарных бытовых удобств. Малолетней Наталке приходилось ежедневно проходить по 6 километров, чтобы добраться до школы.

«Семья недоедала, дети росли болезненными, — повзрослев, рассказывала она. — Мы жили без нашего отца. Отец лишь несколько раз навещал нас. Я вспоминаю, как однажды, тяжело болея воспалением среднего уха, я спрашивала маму, кто этот чужой пан, который склонился ко мне и гладит. Я совершенно забыла своего отца… Потом мы жили в маленьком селе Брайтбрун над Аммерзее, и мой отец посещал нас уже чаще, а потом бывал дома почти каждый день. Но моя мама постоянно боялась за жизнь отца, на которого охотились большевики: её преследовала мысль, что он может погибнуть при несчастном случае во время поездки домой. И всё-таки эти годы были для нас самыми спокойными и самыми счастливыми в жизни моей матери, которая хорошо себя чувствовала среди жителей села и сдружилась с ними… Все эти годы мы были полностью оторваны от украинцев, а это угрожало нам, детям, полным отчуждением от украинства. Но мой отец, несмотря на свою ответственную и изнурительную работу, находил ещё время для того, чтобы учить меня украинской истории, географии и литературе, заставлял меня читать украинские книжки… В то время я не знала, кем был мой отец. И я не могла себе объяснить, почему мы сменили нашу фамилию…»

Но более всего в послевоенный период Степана Андреевича, безусловно, тревожила неопределённость своего положения в родной Организации. Во время «почётной ссылки» в Заксенхаузене обязанности «правящего Проводника» исполнял Мыкола Лебедь. Затем участники III чрезвычайного Большого собрания ОУН в 1943 году решили вообще отказаться от института Проводника. Вместо этого было создано бюро Провода в составе Романа Шухевича, Ростислава Волошина и Дмитра Маевского.

Но самые стойкие последователи Бандеры считали, что его ещё в 1940 году в Кракове избрали пожизненным Проводником. Выйдя из лагеря, Степан Андреевич потребовал подтверждения своих властных полномочий.

А как иначе, если некоторые командиры УПА, к примеру Тарас Бульба-Боровец, уже поднимали головы и высказывали откровенное недовольство методами «борьбы за независимость», которые применяли бойцы, прикрывавшиеся именем Проводника:

«Пошли в ход топоры и верёвки. Вырубаются и вешаются целые семьи. Топорники вырубают и вешают… беззащитных женщин и детей… Может ли революционер-государственник подчиняться проводу партии, которая начинает построение своего государства с вырезания национальных меньшинств? При ваших методах отстрела украинцев в Красной Армии, бывших украинских коммунистов, комсомольцев и уничтожения украинского актива, как это было на Житомирщине, удушения лучших людей, вы не сумеете мобилизовать вашей армии… За что вы боретесь? За Украину или за вашу ОУН? За Украинское государство или за диктатуру в этом государстве? За украинский народ или только за свою партию?.. Существовала ли когда-то на Украине такая революционная организация, которой украинский народ боялся больше, чем самого лютого врага, а её членов называл не иначе как вешателями и топорниками?..

Что общего имеют с освобождением Украины бандеровские попытки теперь подчинить украинские народные массы своей партийной диктатуре и фашистской идеологии, которая отвратительна украинскому народу… А сколько жертв террора, запугиваний или позорно замученных председателей сельских советов, бульбовцев, мельниковцев, радикалов, старых петлюровцев, комсомольцев, беспартийных честных и сознательных украинцев, которые погибли только потому, что у них были другие убеждения, что они осуждали преступную бандеровскую деятельность!.. Кровь павших и раненных от вашей руки революционеров и слёзы уже сегодня угнетённого вашей „властью” населения станут вечным позором ОУН Бандеры…»

В феврале 1945 года конференция ОУН избрала новое бюро в составе Бандера — Шухевич — Стецько. Степан Андреевич был определён Проводником всей ОУН, а Роман Шухевич его заместителем и руководителем Провода на украинских землях. Однако проблемы оставались.

Зимой 1946 года создаётся Зарубежная часть (34) ОУН, что позволило раскольникам утверждать, дескать, в послевоенные годы Бандера утратил полномочия Проводника всей Организации, подчиняя себе лишь эмигрантские силы.

История повторялась. С той лишь разницей, что если в 1940 году Степан Андреевич обвинял Мельника, что тот, находясь за рубежом, оторвался от реальной жизни на Украине, то теперь уже ретивые супруги Ребет, Зенон Матла и некоторые другие влиятельные члены ОУН выдвигали аналогичные претензии к «пожизненному вождю».

В ближайшем окружении Бандеры полагали, что смутьяны играли на руку врагу, словно умышленно выжидая подходящий политический момент. Именно в эти дни на первой сессии Организации Объединённых Наций Москва устами «письмэнника» Мыколы Бажана потребовала от мировой общественности привлечь к ответственности украинских националистов во главе со Степаном Бандерой как военных преступников.