Дао. Три сокровища. Беседы о «Дао Де Цзин» т. 2 - Бхагван Раджниш

Каждый день это много раз случается в вашей жизни. Люди иногда приходят ко мне. Как раз несколько дней назад один молодой человек сказал, что его воспитала мачеха, и он очень-очень на нее сердит. Он не может простить ее, он не может забыть ее, и пока конфликт не разрешился, он не в состоянии медитировать, потому что даже и в состоянии медитации он продолжает думать о своей мачехе, и о том, как плохо она себя вела по отношению к нему и как глубоко он чувствовал себя обиженным. Он носит в себе эту рану и спрашивает меня, как ее изменить.

Я всегда удивляюсь — это случается всегда, когда человек живете мачехой, но я никогда не видел, чтобы какая-нибудь мачеха была более злой, чем иные матери; настоящие матери бывают даже более сердитыми, чем мачехи, и настоящие матери бьют детей даже больше, чем мачехи. Они могут себе это позволить. Тогда отчего такая большая разница? А разница вот в чем: настоящая мать любит, и любовь видоизменила качество гнева. Если она сердится и бьет, ребенок знает, что она и любит его. На самом деле ребенок постепенно начинает понимать, что она так сильно бьет его, потому что любит. Когда бьет и оскорбляет мачеха, это очень глубоко уязвляет и обижает, и это остается раной на всю жизнь.

В чем же дело? Оскорбление, ярость, гнев мачехи холоден. Она не любит. Здесь есть только основание, самого здания не существует.

Любовь видоизменяет ненависть, гнев, все. Сочувствие становится чем-то вроде зонтика и меняет все, что попадает в его сферу.

Вы считаете, что человек, являющийся моралистом, пуританином, живущий по правилами и чересчур серьезно следующий им, совершенен, потому что вы не видели в нем ни капли гнева. Вы никогда не увидите ничего того, что вы осуждаете в себе, он сама чистота. Но сама чистота становится абстракцией, теорией. Он просто мыльный пузырь, он нереален, потому что не имеет основания. На деле в нем нет ничего хорошего, он «именно хороший». Но чтобы быть действительно, по-настоящему хорошим, необходимо противоположное, необходима всеобщность.

Случилось мулле Насреддину служить в какой-то фирме. Однажды босс подарил ему бутылку бренди. Он подождал, а затем через два-три дня, когда мулла даже не поблагодарил его, спросил: «Как ты распорядился тем бренди, что я подарил тебе? Оно хорошее?» Мулла Насреддин сказал: «Да, именно хорошее». Босс спросил: «Что ты хочешь сказать этим «именно хорошее»?» Мулла сказал: «Именно правду». Босс сказал: «Я не понимаю. Что ты имеешь в виду, говоря «именно правда» или «именно хорошее»?» Мулла Насреддин сказал: «Если бы оно было немного лучше, вы бы не подарили мне его, если бы оно было немного хуже, я бы отдал его еще кому-нибудь. Оно именно хорошее, именно правда».

Быть «именно правым» значит быть ничем, это очень заурядное состояние ума. Все ваши так называемые гуру почти всегда совершенствующиеся и привлекают вас оттого, что вы не видите ясной картины. Всего того, что вы осуждаете в себе, здесь нет; они просто горячие пузыри воздуха, не имеющие в своей жизни ничего реального, никакого основания. Они половинчаты, они не несут в себе полноты, всеобщности. Они отвергли многое, и то, что они отвергли, все еще находится в их подсознании, в их бессознательном, упорно борясь, чтобы выйти наружу.

Вот почему ваши святые, ваши так называемые святые, ходят дрожа: они боятся грехов, которых не совершили. Это действительно кое-что. Представьте: грешник не боится грехов, которые совершил, но святой очень боится грехов, которых он не совершал, потому что они изнутри как бы стучат в дверь: открой дверь и выпусти нас. Святые всегда боятся, вот почему они ходят за пределами города, не вливаясь в общество, и идут в Гималаи, в монастырь.

Слово «монастырь» прекрасно, оно исходит от греческого корня, который означает «находиться одному». Оно от того же корня, что и монополия, моногамия, монотонный, это «моно» стало «монах». «Монах» означает тот, кто хочет жить один. Монастырь — место, где люди живут поодиночке, даже если есть другие, каждый живет один в своей келье.

Почему такой большой страх перед миром? Страх перед миром — это страх бессознательного, потому что если вы на базаре, кто знает, в любой момент может появиться слишком большое искушение. Но если вы ушли далеко в монастырь в Гималаях, даже если только мысль о женщине, фантазия беспокоит вас, вы ничего не сможете сделать: там нет женщин. И к тому времени, когда вы достигнете Пуны, фантазия умрет и вы будете под контролем.

Уйти прочь от мира — значит создать дистанцию между реальной жизнью и миром фантазии, потому что если вы находитесь на базаре, фантазия берет верх и вы не сможете себя контролировать.

Все совершенствующиеся становятся беглецами, они вынуждены, но вы видите в них совершенство. Они — не живые цветы, они — пластиковые цветы. Они могут быть совершенны, но они не имеют аромата. Аромат принадлежит всеобщности и жизни. Он исходит от того, кто вобрал в себя все, кто дарит жизнь, того, кто изменил всю свою суть, не отвергая ни одной части, но тогда он не будет похож на совершенство.

Вот что имеет в виду Лао-цзы. Он говорит:

«Высшее совершенство выглядит как несовершенство»

Чем выше совершенство, тем меньше вы способны увидеть его; чем ниже совершенство, тем легче его увидеть.

Действительно, вы можете видеть только тех людей, которые рядом с вами, такие же, как вы, вы можете их понять. Они в чем-то могут быть лучше вас, но они такие, как вы. Вы можете быть более злыми, они могут быть менее злыми, разница в количестве, а не в качестве; вы грешники, они святые.

Святой — это всего лишь тот, кто тоже осудил как грех все то, что осудили вы, и бросил это в свое бессознательное. Он живет вяло, — и жизнь эта лишь видимость, — всегда страшась этих корней внутри себя, вечно дрожа и молясь, моля Бога не ввести его в искушение. Вы можете понять его, он вам очень близок, пограничная полоса не такая большая и не такая непрерывная, она смутная. Но настоящее совершенство, по-настоящему совершенный человек, настолько неясен, так отличается от вас, что вы не можете его понять. Недопонимание будет то единственное, что вы поняли о нем.

«Высшее совершенство выглядит как несовершенство и его польза никогда не уменьшается»

Его польза никогда не уменьшается, потому что человек всеобщности никогда не прекращает своего развития. Его совершенство — это не что-то мертвое, стальное. Его совершенство — это процесс, его совершенство — это длительность, он продолжает и продолжает расти. Конца этому нет. В реальной жизни нет конца; начало и конец — это фальшивые слова.

Ничто не начинается и ничто не заканчивается. В действительной жизни все продолжает расти —дальше, дальше, дальше...

Ваше совершенство — это мертвая вещь, человек приходит к смертному концу. Тогда он уже каменная статуя, а не человек больше.

Я слышал один анекдот. Один буддийский монах пришел в Индию и через много лет он опять вернулся в Японию. Его Мастер спросил: «Чему ты научился в Индии?» Монах сел в позу Будды, закрыл глаза и стал совершенно тихим и спокойным. Мастер рассмеялся и сказал: «У нас здесь уже слишком много каменных будд. Убирайся отсюда! Здесь не нужно больше ни одного каменного будды».

Монастырь, которому они принадлежали, уже имел тысячу каменных изваяний будд. Он назывался «Храм тысячи будд». Мастер был прав: достаточно больше не надо. Если это все, что он выучил, то он просто потеря время, потому что всякий может сидеть спокойно, как Будда, но внутри целого продолжается суета.

Вы можете создать вокруг себя каменную стену: это вы называете своим характером. Характер — это что-то вроде железного феномена; страшась внутренней мягкости, страшась внутренней жизни, вы создаете мертвую холодную конструкцию вокруг себя. Вот что такое характер. По-настоящему совершенный человек не имеет характера, не может иметь, не имеет в нем необходимости. Только боязливым людям нужен характер; характер — это защитный механизм, характер — это броня. Не то чтобы человек с характером боялся других людей, он боится сам себя. Что-то каждый момент может вырваться наружу.

Говорят, что двум типам людей следует молчать: мудрому человеку следует молчать потому что ему нечего сказать, и идиоту следует молчать, потому что он может сказать что-нибудь, в чем будет раскаиваться.

Человек характера всегда боится что-нибудь сделать, потому что все, что он подавляет, ему приходится подавлять это вновь и вновь. Он всегда боится, что может что-то сделать, о чем будет сокрушаться. Человек всеобщности, уравновешенный...

Когда я говорю «уравновешенный», не поймите меня неправильно. В языке это проблема, потому что когда употребляются такие слова, как «уравновешенный», предмет выглядит закончившим свое развитие. Если он уравновешен, значит в нем сейчас нет движения, нет процесса. Весь язык создан совершенствующимися; есть несколько языков, которые охватывают всеобщность. Например, бирманский язык — это язык всеобщности, потому что он создан после того как Будда достиг Бирмы. Сначала пришла религия, она дала новый импульс к всеобщей сущности человека, и потом этому последовал язык. Это совершенно новый язык.