Исследование о смертной казни - Александр Кистяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В средние века существовало всеобщее убеждение, что люди, особенно женщины, могут вступать в непосредственное общение с дьяволом на пагубу своим ближним. Законы этого времени предписывали сжигать всех тех, которые вызывают злых духов, советуются с ними, кормят и награждают их, вступают в плотские сношения с злыми духами, сами одержимы злым духом или вселяют его в других; равным образом всех тех, которые употребляют труд для обольщения, заклинаний, волшебства, магии, которые пользуются дьявольскими чарами, чтобы возбудить к себе любовь, чтобы губить людей и животных. Явилась целая специальная юриспруденция о волшебниках, которые подведены были под строгую классификацию; установлены были признаки каждого вида, способы открытия и доказательств. Волшебство считалось самым тяжким преступлением, неизмеримо тягчайшим, чем убийство, и даже более тяжким, чем ересь. Следствие и суд над обыкновенными преступниками производились по известным правилам, которых более или менее строго держались следователи и судьи; но обвиняемые в волшебстве были лишены этой гарантии, против них допускалось свидетельство лиц, не способных к свидетельству, например восьмилетних детей. Число казненных во всей Европе за колдовство громадно: чтобы дать если не вполне точное, то, по крайней мере, приблизительное понятие об этом, я приведу некоторые цифры. Во Франции, в Каркассоне, с 1320 по 1350 г. приговорено было к наказанию 400 ведьм, из них более половины было сожжено; в тот же период времени в Тулузе осуждено было 600 человек, и из них две трети погибло на костре; а в 1357 г. в одном Каркассоне казнен 31 человек. Николай Реми, судья из Нанси, выставлял как заслугу то, что он в 16 лет сжег 800 ведьм. Другой судья, Богэ, хвалился, что в течение своей карьеры он сжег более 600 служителей дьявола. Комиссары Генриха IV, Эспанье и Деланкр, посланные в Бордо для истребления волшебства, в 4 месяца сожгли 80 человек, а за все время своей здесь деятельности — более 600 человек. В Италии в одном округе Комо каждый год не менее 1 тысячи человек подвергалось преследованию за волшебство и не менее 100 человек (Фигье ошибочно принимает число преследований за число сожжений) было предаваемо пламени. В Савойе в одном городе сожжено было в один год 80 человек. Но ни одна страна не прославилась так своею ревностью в деле истребления колдовства, как Германия. С 1590 по 1600 г. в Брауншвейге каждый день сжигали от 10 до 12 ведьм, и на месте казни так много стояло обгорелых столбов, что их можно было принять за небольшой лес. В окрестностях Трира в двадцати деревнях сожжено было с 1587 по 1593 г. 368 лиц; по Леки, во всем округе было сожжено в разное время около 7 тясяч человек. В маленьком городке Нердлинге в четыре года (с 1590 по 1594 г.) сожжено было 35 человек. Два земских суда, Бамбергский и Цейльский, с 1625 по 1630 г. казнили за колдовство 900 человек; епископ Бамбергский с 1650 по 1660 г. сжег 600 человек, а епископ Вюрцбургский в тот же период времени — 900 человек. Судья ведьм в Фульде, Балтазар Фосс, хвалился, что он в 19 лет сжег 700 человек обоего пола и надеется довести число сожжений сверх 1 тысячи. В городе Офенбурге, в Бресгау, с 1627 по 1630 г. казнено было 60 человек, обвиненных в колдовстве. В Линдгейме в четыре года, с 1661 по 1664 г., сожжена была восемнадцатая часть народонаселения: из 540 жителей погибло на костре 30 человек.
В Зальцбурге в 1678 г. по случаю скотского падежа, в котором обвиняли ведьм, сожгли 97 человек. В графстве Нейсе с 1640 по 1651 г. погибло на костре около 1 тысячи человек. Вообще в Германии не было помещичьего имения, не было аббатства, города или местечка со своею юрисдикциею, где бы не сжигали ведьм. Один немецкий помещик фон Ранцов сжег в своем поместье 18 ведьм в один день. По счету, приводимому Вольтером, в Европе сожжено более 100 тысяч человек за колдовство. Другие утверждают, что в одной Германии казнено не менее этого числа.
Другой род действий, которые, с возникновением и усилением духовной власти, причислены были к тяжким смертным проступкам, составляют преступления против нравственности. Правда, возникновение этих преступлений и установление смертной казни за них относится отчасти к предыдущему периоду, когда глава семейства имел абсолютную власть над своими домочадцами. Но в этот первобытный период действия, получившие позднее название преступлений против нравственности, например прелюбодеяние, обольщение, похищение женщины, носили другой характер, именно: характер нарушения верховных прав главы семейства, и притом же круг их не был обширен. В период же господства духовной власти эти действия получают несколько иной смысл: являются нарушениями общепринятых нравственных правил. Таким образом, к этим преступлениям были причислены и обложены смертною казнью как действия преступные, заключающие в себе насилие, так и поступки, хотя вполне безнравственные и отвратительные, но не представляющие посягательства на чужие права: отсюда произошло расширение круга этих действий. Все народы смотрели на эти преступления одинаковыми глазами, и поэтому-то такое замечательное сходство законов в определении как преступности, так и наказуемости. Вот перечень смертных преступлений против нравственности:
1) прелюбодеяние: у евреев, у римлян, во Франции, в Германии, в западной России по 3-му Литовскому статуту, в Испании;
2) двоебрачие: в Риме, в Англии, в Германии;
3) кровосмешение: у евреев, в Риме, во Франции, в Германии и России;
4 и 5) мужеложство и скотоложство: у евреев, в Риме, во Франции, в Англии, в Германии, в России;[51]
6) сводничество: в Риме, во Франции, в Женеве и в Испании, по 3-му Литовскому статуту в случае повторения;
7) изнасилование;
8) распутная жизнь женщины, содействие разврату дочери со стороны родителей, жены со стороны мужа, обольщение и т. п.: у евреев, в Риме, в Женеве, в Испании, во Франции, в Германии.
III. Долго еще в период господства государственной власти заметно влияние прежнего безразличия, и вследствие того смертная казнь определяется наряду с тяжкими преступлениями за действия меньшей важности и даже маловажные. Такой порядок в Европе продолжается почти до конца XVIII столетия. Так, во всей Европе воровство в церкви, как бы оно ничтожно не было, наказывалось смертною казнью. Домашнее воровство или воровство во дворце в несколько копеек подлежало такой же мучительной казни, как и убийство. Убийство в драке наказывалось смертною казнью, так же как и предумышленное убийство. Скрытие беременности поставлено было в наказуемости наряду с убийством. Религиозное разномыслие признано было даже более тяжким убийства, одного из самых отвратительных преступлений. Грехи против природы, гнусные в нравственном отношении, но не представляющие нарушения чужих прав, карались сожжением, казнью более тяжкою, чем та, которая была положена за изнасилование, одно из самых тяжких преступлений. Я уже не говорю о таких исключительных законах, как законы об охоте или как английские законы об определении смертной казни за вторжение в дом, за воровство письма, за порчу дерева, или как русский закон о смертной казни за продажу табака, за срубку дуба в заповедных лесах, или как французский закон о наказании корабельного секретаря за то, что он неверно записал в свой журнал какое-нибудь происшествие на корабле. Во всей Европе не отличали в наказуемости покушения, даже отдаленного, от самого преступления, особенно в тяжких преступлениях, каковы государственные, убийство предумышленное, отцеубийство, отравление, поджог и т. п.; в этих преступлениях не различали также и степеней участия, и второстепенных виновников, и даже далеких пособников так же наказывали смертною казнью, как и главных преступников.
IV. Тогдашние способы открытия и доказательства преступлений не могли остаться без влияния на применяемость смертной казни. Хотя в этот период старательно выработана была система доказательств, однако ж она была основана на ложных началах; употребление пытки еще более способствовало произнесению легкомысленных смертных приговоров: в тяжких преступлениях достаточно самых легких улик, и судья может стать выше закона (In atrocissimis criminibus leviores conjecturae sufficiunt et licet judici jura transgredi) — вот одно из коренных правил юриспруденции этого времени. К числу улик причислены были следующие обстоятельства: волнение обвиняемого, бегство его, молва, обвиняющая его в преступлении, близость его дома к месту преступления, дурная физиономия, низкое (vilain) имя, лживые показания, молчание. И эти улики служили основанием для произнесения смертных приговоров! Юриспруденция этого времени весьма точно определяла, какие лица не имеют качеств достоверных свидетелей. Но недопущение к свидетельским показаниям лиц, не имеющих качеств достоверных свидетелей, практиковалось только в делах меньшей важности; когда же преступление принадлежало к разряду тяжких, делали отступление от этого правила: принимали свидетельство лиц, признанных неспособными к достоверному свидетельству. Свидетель этот носил техническое имя «необходимого». Таким образом, тогдашняя уголовная юстиция отвергала подозрительных свидетелей, когда их показания могли подвергнуть невинного штрафу, и допускала их тогда, когда их показания служили основанием к отнятию жизни.