Не повышай на меня голос, птичка (СИ) - Рейн Миша

— Вечером встретимся за ужином и все обсудим, — твердо произносит он, — а до этого тебя отвезут в мою клинику, и будь любезна, не создавай никому трудностей.

Айюб плавно поднимается с места и направляется на выход, а я так и остаюсь сидеть с застрявшим сердцем в горле. Едва проталкивая в легкие клочки воздуха. Мертв… Не укладывается в голове. Возможно, это отвратительно, но сколько бы не проклинала его, сколько бы не заставляла себя ненавидеть… где-то глубоко внутри тлел ветхий уголек надежды. Все это время наивная часть меня ждала, что Хаджиев появится и спасет. Выдернет из рук своего врага. Не даст погибнуть. Но он не пришел, позволив мне угаснуть. Растаять, как снежинка от случайного вздоха. И я не обязана оплакивать его. Да и не получается. Не ощущаю я должной боли. Нет этого раздирающего чувства утраты. Или я уже смирилась, что этот человек перестал существовать для меня в тот день как предал, или он просто жив.

Мои невеселые мысли прерывают вошедшие амбалы, а уже через час я сижу в белой палате. В частной клинике, где мне оказали полное обследование и немного привели в порядок: накормили, помогли принять душ и натянуть на себя чистую одежду.

Ощутив небольшой прилив сил, я заставляю себя подойти к зеркалу и встретиться в его отражении с незнакомой мне девушкой: впалые щеки, бледно серый цвет лица, на котором отчетливо сияют темные круги вокруг потускневших глаз. Я не узнаю себя. Кажется, что все это дерьмо происходит не со мной.

— Татьяна Владимировна, — позади меня раздается женский голос, поворачиваюсь и замечаю в дверях ванной комнаты медсестру. — Дмитрий Олегович ждет вас в палате.

Натянув на лицо вынужденную улыбку, я киваю ей в знак согласия.

Перед самым выходом я на мгновение бросаю на себя взгляд в зеркало, а потом медленно направляюсь обратно в палату.

— Татьяна, — мужчина в белом халате помогает мне прилечь на кушетку. — Я хочу поговорить на счет ваших анализов. Вам придется пройти период восстановления под наблюдением специалистов, потому что в вашем положении отпускать вас домой весьма опасно. Организм сильно ослаб и находится в критическом состоянии…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Извините, — я прерываю доктора, — а в каком я положении?

Мужчина хмурит брови.

— Вы беременны.

Глава 38. Шесть недель

Сердце волнительно ухает. Беременна? Нет-нет-нет! Бред какой-то!

— В-вы уверены? — испуганно переспрашиваю я и тут же поднимаюсь. — Это же невозможно! Должно быть… — провожу ладонью по горлу, будто дышать резко становится тяжелее. Сглатываю. — Должно быть вы что-то перепутали…

Дмитрий Олегович цокает языком, качая головой.

— Идемте, — он протягивает мне руку, — сейчас сделаем для вашего успокоения УЗИ.

Дальше все как в тумане. Я следую по инерции за белым халатом. Забираюсь на кушетку. Развожу дрожащие ноги и вздрагиваю, когда в меня проникает прохладный предмет. Я настолько шокирована, что даже не нахожу место смущению, пока мужчина бережно орудует во мне какой то длинной штукой.

— … а вот и сам плод, — его голос словно прорывается сквозь толщу ваты и возвращает меня в реальность. — Срок у вас небольшой, всего шесть недель, но уже можно увидеть сердцебиение. А вот и оно, смотрите, — он наводит курсор на темное пятно.

Поднимаю голову и смотрю. Внимательно. Боюсь упустить хоть малейшее движение. Будто уже переживаю, что там пусто. И все ненужные мысли разом вылетают из головы, когда я вижу, как на экране пульсирует крохотная точка. С каждой секундой уничтожая все мои сомнения. Их больше нет. Я беременна.

Господи, маленький, как же так? Шесть недель…

Прикрываю глаза и сглатываю горечь во рту. Шесть недель, пока я находилась в аду во мне зрел плод. Качаю головой, все еще шокированная происходящим.

Как же ты выжил, малыш? Что нам теперь с тобой делать?

В носу щиплет, а в горле нарастает болезненный ком. Боже, какой кошмар… я зарываюсь лицом в ладони и начинаю рыдать, вынуждая врача прервать узи.

Хаджиев ведь вышел тогда из меня. Вышел же? Неужели он не успел? Чертов мерзавец! Как же так? Я не хочу всего этого. Не хочу родить малыша в этом аду. Не хочу, чтобы маленькое беззащитное и ни в чем неповинное дитя подвергалось опасности вместе со мной.

— Доктор… — всхлипываю и убираю ладони от лица, пытаясь разглядеть мужчину сквозь завесу слез. — Нельзя… Я не могу позволить родиться этому ребенку… Я…

Хочу сказать ужасное слово аборт, но язык не поворачивается.

Внезапно из памяти всплывают грубости, которые я слышала в детстве от родной матери. Они как удары электрического тока, безжалостно хлещут меня: «Лучше бы я сделала аборт», «Чтоб ты сдохла, мелкая дрянь», пока не раздается громкий бас…

— Тебе никто и не позволит его оставить.

Вздрагиваю, замечая нагло стоящего на пороге Айюба, и тут же свожу ноги. Ублюдок бесцеремонно пялился прямо туда.

— Выйди! — шиплю на него, но получаю совершенно противоположное и он лениво шагает прямо ко мне.

— Мне выродок Хаджиева нахер не нужен.

Почему-то сейчас от его жестокости мне хочется свернуться в калачик и исчезнуть.

— Простите, господин Шабазов, — серьезным тоном начинает врач, привлекая к себе внимание Айюба. — У девушки нарушен гормональный фон и отсутствует яичник, в данном случае аборт может сделать ее бесплодной. А сейчас ей нужен покой и рациональное питание, чтобы устранить причины анемии. Иначе со временем она приведет к большим проблемам со здоровьем. Если девушка нужна вам живой, советую следовать моим рекомендациям.

Врач замолкает и я замечаю, как лицо Айюба становится пугающе мрачным. Хладнокровным. Я и сама еще не могу поверить в то, что только что услышала. Внутри все сжимается и замирает в ожидании.

— Сообщите, когда я смогу забрать ее, — разрезает стальным тоном воздух. И меня вместе с ним.

Ничего хорошего мне это не сулит.

И я практически сразу убеждаюсь в этом.

Даже не взглянув на меня, Шабазов вылетает из кабинета с грохотом двери.

Ублюдок злится.

Под гнетом мыслей я совершенно не замечаю, как оказываюсь в палате, где обнаруживаю на тумбе металлический поднос с едой. Но после недавних событий аппетит окончательно подавлен.

Голод уже стал мне родным.

Забравшись на койку, я сворачиваюсь калачиком. Почему-то сейчас особенно ощущается насколько я одинокая и никому ненужная. А может я ошибаюсь? Ладонь непроизвольно располагается на животе. Это же бред? Я узнала о беременности всего полчаса назад. Откуда я могу чувствовать его? Но я чувствую.

Я больше не одна. Во мне пробивается маленький росточек. Маленькая жизнь.

Делаю глубокий вздох и заставляю себя подняться с кровати. Взгляд снова падает на поднос с едой. И я намерена затолкать в себя хотя бы половину. Ради него.

Интересно, девочка или мальчик? Кого бы хотел Хаджиев?

От этой мысли мое сердце болезненно екает.

Глава 39. Возрождение орла

«В возрасте сорока лет когти орла становятся слишком длинными и гибкими и он не может схватить ими добычу. Клюв теперь слишком длинный и изогнутый, не позволяет его владельцу есть. Перья на крыльях и груди становятся слишком густыми и тяжелыми и мешают летать. И орел оказывается перед выбором: либо смерть, либо длительный и болезненный период изменения, длящийся сто пятьдесят дней… Он летит в свое гнездо, находящееся на вершине горы и там долго бьется клювом о скалу, пока клюв не разобьется и не облезет… Потом он ждет, пока не отрастет новый клюв, которым затем вырывает себе когти… Когда отрастают новые когти, орел ими выдергивает свое слишком тяжелое оперение на груди и крыльях… И тогда, после пяти месяцев боли и мучений, с новыми клювом, когтями и оперением орел снова возрождается…» (Притча об орле. — прим. автора)