Спасите наши души! - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ты же все прекрасно поняла, а теперь строишь из себя дурочку. Лезешь не в свои дела.
— А еще ты сказал, что будешь говорить с женщиной, — ухмыльнулась Кэт. — Знаю я таких женщин — бородатая и с автоматом. Оказывается, ты у меня за спиной материалами съемок приторговываешь. — Журналистка покачала пальцем под самым носом у Грифитса.
— Раньше я продавал то, что делал без тебя, — не совсем честно признался Джон. — Теперь поступило и новое предложение, я бы с тобой обязательно поделился. По-честному поделился бы.
— А ты говоришь, что я зря вошла. Чуяла, ты мне изменяешь в финансовом плане, а это куда хуже, чем в сексуальном. Ладно, я пошла, сделаю прическу. Надо хорошо выглядеть в кадре. Мы будем первыми, кто сделает интервью с адмиралом Исмаилем после покушения на него.
— Сделаешь прическу по дороге — на яхте. Все равно ветром волосы растреплет. Собирайся, а я буду ждать тебя на палубе. Поторопись. Этот человек ждать не любит.
Кэт манерно повела плечами и «испарилась», чтобы снова возникнуть уже в строгом платье на палубе. Макияж тоже наложила скромный.
— Как я тебе? — спросила она.
— Стерву, как ни одевай, она все равно стервой выглядит.
— Это для меня комплимент. Каждая журналистка должна быть не только стервой, а вдобавок прожженной стервой. Таких зрители любят. Особенно мужчины.
— Не сильно рассчитывай на успех с интервью. Адмирал во многом уже отыгранная карта. На первые номера мы с ним в эфире не вырвемся.
— Я раскручу его на откровенный разговор. Если подмонтировать интервью к нашим съемкам в горах, то выскочим вперед. Кстати, сколько нам заплатят за запись? Ты уже перегнал материал?
— Кэт, я профессионал, я все уже сделал. Заплатят не нам, а мне, я просто с тобой поделюсь. И прошу тебя, не будь такой болтливой с покупателем. Он этого очень не любит. Он даже не хочет, чтобы я видел его лицо.
— Интересно, — проворковала Кэт. — Ты даже не представляешь себе, кто это?
— И не хочу представлять. Достаточно того, что он исправно платит.
Яхта изящно обошла плавучий госпиталь и взяла курс на Латакию. На этот раз Грифитс не стал ставить парус, шел, используя двигатель. Острый нос яхты резал волны, золотился в лучах солнца лакированный деревянный настил.
Оператор и журналистка сидели на палубе за небольшим раскладным столиком. Под маленькой кофеваркой горела спиртовка. Вода закипела, зашипел пар. Кэтрин разлила напиток по чашечкам.
— Кофе, это единственное, что ты умеешь готовить, — сказал Грифитс.
— А я и не претендую на звание повара высокого класса. Я умею делать не так уж много вещей. Но все, что делаю, делаю великолепно.
— Намекаешь на секс? — Джон пригубил кофе.
Кэтрин не ответила на его вопрос, вместо этого озабоченно проговорила:
— Тебя не беспокоит то, что наши новые знакомые дружно исчезли с плавучего госпиталя и не собираются больше выходить с нами на связь?
— Они просто не хотят с нами больше сотрудничать, вот и свалили, чтобы ничего не объяснять.
— Может, ты и прав.
— Не «может», а «точно».
Кэтрин задумчиво стала стучать пальчиками по столу, словно набирала текст на невидимой компьютерной клавиатуре.
— Вопросы адмиралу сочиняешь? — догадался Грифитс.
— И это тоже.
— Каким же будет первый вопрос?
Кэт улыбнулась.
— Первый и все последующие вопросы должны быть провокационными. Как думаешь, адмирал-перебежчик не сильно обидится, если я спрошу его примерно о следующем: мол, ходят слухи, что это вы руководите сплавом морских мин, и что вы скажете по этому поводу?
— Такие слухи в самом деле циркулируют? — удивился Грифитс.
— Нет, — засмеялась Кэт. — Но, если сопоставить два факта, то можно прийти и к такому парадоксальному решению.
— Какие такие факты?
— Мины появились вскоре после того, как адмирал переметнулся к повстанцам.
— У тебя и фантазия. Я думаю, он сразу же станет вспоминать о кознях недругов, желающих очернить его честное имя и благородные намерения. У высоких чинов язык без костей и хорошо подвешен, а в запасе всегда найдется сотня штампов, позволяющих не информировать зрителя, а шифровать пустоту. Кстати, тебе уже пора вплотную заняться прической. Скоро придем в Латакию.
Кэтрин допила кофе.
— Не люблю я сидеть в каюте.
— Почему?
— Там газовый баллон. Пожара боюсь.
— Да, пожар на судне — самое страшное, что может случиться, — согласился Грифитс, задувая спиртовку. — Особенно, если корабль подводный — субмарина. Ты просто не трогай баллон, газ не включай, и все будет хорошо. Лучше бойся морских мин-невидимок.
— Черт, я сегодня с утра про них в практическом смысле и не думала. Забыла, что эта гадость в море плавает.
— Если забываешь об опасности, значит, теряешь форму.
Журналистка спустилась по крутому деревянному трапу в тесную каюту, развернула створки трельяжа, расставила на узкой полочке косметику. Наводила красоту она быстро и умело, закрепляя волосы лаком. Женщина принялась рассматривать себя в зеркале и осталась довольна своим изображением.
— Красивая я баба, — подбодрила Кэт саму себя.
Когда журналистка вернулась на палубу, Грифитс уже стоял у штурвала. Впереди по курсу белели строения Латакии. Виднелись суда в порту. Картинка казалась вполне мирной. Кэтрин встала рядом с Грифитсом.
— А теперь запоминай, — сказал Джон. — С покупателем буду говорить только я. Лишних вопросов ему не задавай, а еще лучше молчи. Наговоришься, когда будешь брать интервью у адмирала Исмаиля. И, главное, не выказывай своего любопытства.
— Когда надо, я умею молчать как рыба.
— Надеюсь, так и случится.
Кэтрин всматривалась в берег.
— Подержи штурвал, — попросил Грифитс, отступая в сторону.
— Я плохо умею управляться с яхтой.
— Не прибедняйся. Главное, почувствовать судно. Это машина мгновенно реагирует на поворот руля, а яхта с опозданием. Так что крути штурвал осторожно, не разгоняйся.
— Попытаюсь.
Джон вскинул камеру на плечо и принялся снимать приближающийся город. Затем переключился на чаек, кружащих над волнами.
— Ты только посмотри, какие они гнусные твари, — говорил он Кэтрин и продолжал снимать. — Стоит одной из них поймать рыбу, как собратья тут же на нее набрасываются. В результате рыба не достается никому, падает в воду. И как они при таких взаимоотношениях умудряются выживать? А ведь с виду вполне милые создания.
— Люди тоже с виду — милые создания, но, когда им предстоит что-нибудь делить, глотки готовы перегрызть, — прокомментировала журналистка.
Отсняв перебивки с чайками, морем и видами Латакии, Грифитс перенял у Кэтрин штурвал и вошел в яхт-клуб. Яхта мягко ткнулась носом в автомобильные покрышки, висевшие на стенке.
На пирсе стояло знакомое такси. Грифитс поприветствовал водителя и удивленно спросил:
— Я же вам не сообщал, чтобы вы меня встречали. Связь не работала.
— Меня попросили вас встретить, — ответил таксист, распахивая дверцу перед Кэтрин. — Даже заплатили вперед и предупредили, что вы будете с дамой.
— Кто попросил? — уточнил Грифитс.
— Это было странно. Я, честно говоря, не видел его лица. К машине подошли и приказали не оборачиваться. Я уж плохое подумал, но все обошлось. Мы куда едем?
— В южный пригород. Место прежнее.
Грифитс аккуратно поставил в багажник камеру, треногу, пару световых приборов. Машина поехала.
Кэтрин до этого бывала лишь в порту и в центре Латакии, а потому с интересом осматривалась. Покинутый фешенебельный район поразил ее воображение.
— Тут можно короткий документальный фильм снять без единого слова комментария. Просто показать брошенные дома. Ты же заходил в них?
— Конечно.
— Я уже вижу план — кухня, а на столе брошенный завтрак. Чашки с остатками кофе, бутерброды-сухари с высохшим до стеклянного состояния сыром.
— Чашки с кофе по кухням стоят. Это я сам видел. А вот с бутербродами посложнее, их давно съели бродячие коты с собаками.
— Что, нам первый раз самим что-то в кадр подкладывать? — пожала плечами Кэт. — Главное, правильную музыку для озвучки подобрать, тревожную. Малер подойдет или Шнитке.
— Шнитке уже всем надоел — это дурной тон озвучивать его музыкой документальники, — возразил Грифитс. — А идея ничего, неплохая лента может получиться по настроению. На фестивале наверняка попадет в одну из номинаций. Правда, от твоей идеи слегка плагиатом отдает.
— Кто-нибудь уже так снимал? — расстроилась Кэт.
— Про Чернобыль похожая лента была. Самое трогательное в ней — это брошенная кукла, ее наверняка киношники сами подложили, и рассыпанные ученические прописи в заброшенном классе сельской школы.
— Приехали, — сообщил водитель. — Я вас, как всегда, здесь подожду. — Он негромко включил старое радио и стал крутить ручку настройки.