100 великих русских эмигрантов - Вячеслав Бондаренко

Казалось бы, судьба зашла в тупик, но тут последовал очередной ее резкий поворот. 27 апреля 1920 г. Войцеховский был командирован в Крым для установления связи с Вооруженными силами Юга России. Добираться в Крым пришлось длинным кружным путем, через Италию. Но в Русской армии барона П.Н. Врангеля блеснуть талантами Войцеховскому не удалось – он сразу же был зачислен в резерв, где и оставался до самой эвакуации в ноябре 1920-го. Первым пунктом за границей, как и для многих эмигрантов, стал Константинополь, но, в отличие от многих других, Войцеховский твердо знал, какая именно страна станет его новой родиной. В 1921 г. он приехал в только что созданную Чехословацкую Республику, в которой его приняли с почетом, как одного из создателей чешской армии.

После бурных 1918–1920 гг. жизнь в Чехословакии была для Войцеховского, в сущности, заслуженным отдыхом. Но на лаврах он не почивал – командовал пешей бригадой и дивизией, занимал пост земского военного командующего в Брно и Праге. По словам чешского историка Иржи Фидлера, Войцеховский «работал для своей новой родины на пределе физических возможностей», несмотря на то что как раз в 1930-х у него началась тяжелая язвенная болезнь. 30 декабря 1929 г. ему был присвоен чин генерала армии. В служебной характеристике тех лет говорилось: «Обладает честным, энергичным, ответственным характером. Надежен. Высокообразованный командир с богатым военным опытом… Отличается высокой наблюдательностью. Работает инициативно, целеустремленно и планомерно. Отличный командующий округом».

В конце 1930-х международная обстановка в Европе обострилась до предела. Войцеховский последовательно и неуклонно стоял на одной позиции: если нацистская Германия нападет на Чехословакию, надо воевать!.. К сожалению, его голос не был услышан. На совещании у президента страны Эдварда Бенеша 30 октября 1938 г. только три человека высказались против принятия условий позорного Мюнхенского договора, в их числе был Войцеховский. 15 марта 1939 г. нацисты оккупировали Чехословакию, а уже через несколько дней русский генерал вступил в подпольную организацию «Обрана народа». В сентябре того же года оккупанты арестовали Войцеховского, но вскоре выпустили под постоянный надзор гестапо.

Во время войны Войцеховский продолжал жить в Праге. Активного участия в подполье он не принимал – во-первых, постоянно ухудшалось здоровье, а во-вторых, координировали деятельность подпольщиков те самые соглашатели во главе с Бенешем, которые, по мнению генерала, и погубили страну в 1939-м. По данным потомков Сергея Николаевича, в 1944-м немцы предлагали ему возглавить Русскую Освободительную армию вместо Власова, но Войцеховский твердо отказался. Так ли это, судить трудно, документальных подтверждений этому нет.

В очередной раз судьба генерала круто изменилась 12 мая 1945 г., когда в его дом вошли офицеры Смерша. Обвинили его в подготовке командных кадров для борьбы с СССР и 30 мая перевезли в Москву, где поместили в Бутырскую тюрьму. Попытки родных спасти чешского генерала армии успехом не увенчались – снова ставший президентом Бенеш дорожил хорошими отношениями с СССР и хлопотать за Войцеховского не собирался. 15 сентября 1945 г. Особое совещание при НКВД СССР приговорило Сергея Николаевича к 10 годам лагерей по статье 58 (пункты 4, 6 и 11). До марта 1946-го Войцеховский отбывал срок в Бутырках, потом был переведен в Унженский лагерь.

25 мая 1949 г. Войцеховского перевели в новое место заключения, которому суждено было стать для него последним, – Особый лагерь № 7, размещенный в Тайшете Иркутской области. По злой иронии судьбы заканчивал свою жизнь Войцеховский там же, где за 30 лет до этого воевал. Работал Сергей Николаевич санитаром в лагерной больнице. Там же он и умер от туберкулеза легких – на 68-м году жизни, 7 апреля 1951 г. Похоронили генерала вблизи села Шевченко Тайшетского района Иркутской области. Его могила была обозначена только лагерным номером 4-36…

5 июня 1996 г. Главная военная прокуратура России полностью реабилитировала Сергея Николаевича Войцеховского. А 28 октября 1997 г. указом президента Чехии Вацлава Гавела генерал был посмертно награжден высшим орденом Чехии – Белого Льва 3-й степени с формулировкой «За выдающиеся заслуги в области обороны и безопасности государства».

Зинаида Серебрякова

(1884–1967)

Зинаида Евгеньевна Серебрякова (в девичестве Лансере) родилась 12 декабря 1884 г. в имени Нескучное Белгородского уезда Курской губернии в семье с давними и прочными артистическими корнями – ее отец, Евгений Александрович Лансере, был скульптором, мать, Екатерина Николаевна Бенуа, – художницей, дед по матери Николай Бенуа – архитектором. В 1886-м после смерти мужа мать художницы с шестью детьми переехала в Петербург. Обстановка в семье была буквально напоена разнообразным творчеством, и неудивительно, что Зина рано начала пробовать силы в рисовании, а затем и в копировании полотен из Эрмитажа. В 1900 г., окончив женскую гимназию, она поступила в художественную школу, основанную княгиней Тенишевой, некоторое время занималась под руководством И.Е. Репина. 9 сентября 1905 г. Зинаида вышла замуж за своего двоюродного брата, студента Института путей сообщения Бориса Серебрякова. Брак оказался очень счастливым, у Серебряковых родилось четверо детей – Евгений, Александр, Татьяна и Екатерина.

После свадьбы Серебряковы некоторое время жили в Париже, где Зинаида занималась в парижской художественной академии Гран-Шомье. По возвращении в Россию она много времени проводили в Нескучном. Именно там художницу очаровала поэзия русской деревенской жизни, в ее альбоме в изобилии появляются портреты крестьянок, наброски, сделанные в поле. Уже первые картины Серебряковой привлекли всеобщее внимание, а автопортрет «За туалетом», выставленный в 1910 г., произвел фурор – столько в нем было очарования, молодости, задора. Эту картину сразу же, еще на выставке, приобрела Третьяковская галерея, где она и находится по сей день. «Жила молодая женщина в глубокой деревенской глуши… и не было ей другой радости, другого эстетического наслаждения в зимние дни, отрывавшие ее от всего мира, как видеть свое молодое веселое лицо в зеркале, как видеть игру своих обнаженных рук с гребнем… Как само лицо, так и все в этой картине юно и свежо… Здесь нет и следа какой-нибудь модернистической утонченности. Но простая жизненная обстановка в освещении молодости становится прелестной и радостной», – писал об этой картине дядя Серебряковой А.Н. Бенуа, и в этом отзыве нет ни капли «родственной» лести художнице.

Главные шедевры Серебряковой были созданы в 1912–1915 гг. Кажется удивительным, что в атмосфере декаданса, захлестывавшего тогда буквально все, художница сумела сохранить такую душевную чистоту, ясность, силу, любовь к родной земле. Многие называли ее единственной духовной наследницей А.Г. Венецианова, да и сама Зинаида Михайловна признавалась, что «не может налюбоваться этим чудесным художником». Картины Серебряковой «Баня», «Крестьяне», «Жатва», «Беление холста», «Спящая крестьянка» можно объединить в цикл, название которому – «Любовь к России».

В августе 1914-го семейная идиллия Серебряковых закончилась, служебные заботы отрывают мужа от жены – он трудится на железнодорожной линии Иркутск – Бодайбо, строит линию Уфа – Оренбург. Революция застала Зинаиду в Нескучном. После того как милое сердцу поместье было сожжено и разграблено, семье пришлось перебраться в Харьков, где Серебрякова устроилась работать в археологическом музее при университете. А март 1919-го принес в семью трагедию – Борис Серебряков заразился сыпным тифом и через несколько дней умер от паралича сердца. На руках художницы остались четверо детей и мать. Зинаида навсегда сберегла нежное чувство к мужу. В 1922-м она признавалась в письме: «Для меня всегда казалось, что быть любимой и быть влюблённой – это счастье, я была всегда, как в чаду, незамечая жизни вокруг, и была счастлива, хотя и тогда знала и печаль и слёзы… Так грустно сознавать, что жизнь уже позади, что время бежит, и ничего больше, кроме одиночества, старости и тоски впереди нет, а в душе ещё столько нежности, чувства». А еще 30 лет спустя писала дочери Татьяне из Парижа в Москву: «Не поверишь, что прошло уже больше четверти века без него!»

В октябре 1920 г. художнице предложили место в Петроградском отделе музеев. Переехать она согласилась, благо жить было где (Серебрякова поселилась в «уплотненной» квартире деда), но от службы в музее и Академии художеств отказалась, работала в мастерской – писала портреты, пейзажи Царского Села и Гатчины. Благодаря старшей дочери Татьяне, которая стала балериной, Серебрякова создала целую галерею набросков быта Мариинского театра первых революционных лет. Но в «большой» художественной жизни Советской России Серебрякова не участвовала – ей, застенчивой и не склонной к саморекламе, было трудно «пробиться» и получить крупный заказ. Только в 1924 г. 14 ее картин были выставлены в США, причем два полотна были тут же проданы. На вырученные деньги Зинаида Евгеньевна, содержавшая четырех детей и мать, решила поехать в Париж – надеялась найти там несколько заказов и заработать, после чего вернуться. Эта поездка началась в первых числах сентября 1924 г. Серебрякова ехала во Францию ненадолго, а оказалось – навсегда…