Записки эмигрантки - Ника Энкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–
Доброе утро или день! Проснулась?– вошел он, поцеловав меня.
–
Доброе утро!
–
Я уже успел поменять колесо, – сообщил он.
–
Слушай, уже поздно. Надо ехать, мне и так неудобно перед сыном. Что я ему скажу? Где я была? Отправилась поужинать и пропала, – угрызения совести перед Данькой разрастались в геометрической прогрессии.
–
Сейчас поедем. Сколько ему лет? Почти пятнадцать? Он уже сам должен по свиданиям ходить. Что он, не понимает, что у него молодая красивая мама? Выпей кофе, а покушаем мы где-нибудь по пути – у меня ничего нет в доме.
–
Джозеф, а это твой дом? – осторожно поинтересовалась я.
–
Да, а почему ты спрашиваешь? Неужели я бы привез тебя в чужой дом?
«У меня такое было. Поэтому и спрашиваю» – подумала я, а сама ответила:
–
Да как-то странно все. Как будто кто-то собирается переезжать.
–
Я здесь бываю очень редко. У меня квартира в Манхэттене – там удобно и до работы рукой подать. Здесь я давно не был и времени убраться нет.
–
Понятно, – ответила я, но меня все еще терзали сомнения.
–
Вот ты появилась в моей жизни, мы и будем вместе приезжать сюда.– завил он.
Наконец-то выехали. По пути заехали в шиномонтаж – отремонтировать старое колесо.
–
Я ведь не могу ездить без запаски, – резонно заметил Джозеф.
Пока ремонтировали колесо, я позвонила Даньке. Что сказать? Как сказать? Умом я понимала, что мой ребенок уже взрослый – ему почти пятнадцать и он все понимает, но у меня всегда было гипертрофированное чувство вины перед ним, если я шла на свидание и не возвращалась домой, что случалось крайне редко. Он никогда не знал о моих мужчинах, я никогда его ни с кем не знакомила, стараясь не травмировать его душу – он ведь мальчик, ревнует. Даже с Андреем, присутствующим в моей жизни много лет, Данька не был знаком. Он знал своего отца и Сашу, моего второго мужа. Все. При любых обстоятельствах и раскладах я старалась ночевать дома. Во сколько бы я ни вернулась ночью – мой ребенок видел меня утром в моей спальне. Что же сказать ему сейчас? Я не умею врать – мой голос выдает меня с потрохами. Мама ушла вечером на свидание, не позвонила и не пришла домой! Понятно, что с мужчиной ночью она не в шашки играла. Мне было жутко стыдно! Я себя чувствовала развратной женщиной.
–
Данька, привет! – заблеяла я. – Как дела?
–
У меня-то нормально! А вот у тебя как?– подобран правильный тон, чтобы мои угрызения совести совсем загрызли меня.
–
Даник, я не доехала вчера – так получилось! – стала я сразу лепетать оправдывающимся тоном. – У нас колесо на машине лопнуло, а мы как раз были недалеко от дома… Звонить тебе уже было очень поздно. Ну вот я и осталась здесь. Скоро буду. Пока!
Но Джозеф не торопился везти меня домой. Мы заехали покушать в какой-то дайнинг, я опять заказала рыбу.
–
Почему русские так любят рыбу? – задал он идиотский вопрос.
–
??? Что ты имеешь в виду? Я просто люблю рыбу и считаю, что это полезно!
–
Сколько я знал русских женщин – они все ели рыбу. – бестактно заметил он.
–
Наверное, следят за своим здоровьем, – заметила я, а сама подумала, что и выглядят поэтому не так безобразно, как американки, постоянно жующие гамбургеры.
–
Мне было очень хорошо с тобой вчера, – признался Джозеф.
«Еще бы тебе было плохо!» – подумала я.
–
Я бы хотел встречаться с тобой.– продолжил он.– Ты мне очень нравишься.
Я ничего не ответила на это.
Наконец, часам к шести вечера, я оказалась возле подъезда своего дома.
–
До свидания, принцесса, – сказал он, целуя меня. – Я буду звонить тебе. На неделе мы вряд ли встретимся, но на выходные, я надеюсь, ты согласишься поехать со мной в мой дом. Поэтому настрой заранее сына, чтобы не волновался.
–
Созвонимся! – ответила я, выходя из машины. – Пока!
Дома меня ждал Данька с допросом: что да как.
–
Ты что, будешь с ним встречаться? – спросил меня мой ребенок, когда я закончила рассказ.
–
Даник, во-первых я одинокая и у меня нет препятствий для того, чтобы с ним встречаться. Женщине нужно, чтобы рядом был мужчина, чтобы о ней заботились, понимаешь? И это не худший вариант. Он всю свою сознательную жизнь прожил в Нью Йорке, может многое показать, во многом помочь и тебе, кстати, тоже. Во-вторых, я точно знаю: он мне поможет найти работу и, надеюсь, это будет не работа официантки. В-третьих, это отличная практика языка. Я тебе более того скажу, это лучшая практика языка – постоянное общение с американцем.
–
Ты не одинокая, ты замужем! – справедливо заметил Даня.
–
Забудь об этом! Это дела давно минувших дней и остановка только за тем, чтобы поставить штамп о разводе в паспорт.
–
Ты думаешь, вы больше не будете вместе?
–
Я уверена в этом! Мне, вот, только не очень хочется оставлять тебя дома одного, – грустно продолжила я. – А встречаться мы можем только на выходные и он приглашает меня провести их в своем доме на океане.
–
Обо мне не переживай. – сказал мой ребенок. – Делай так, как считаешь нужным.
В течение недели Джозеф звонил каждый день: как ты, что ты, чем занимаешься? Дай ему подробный отчет! Я особо ничем не занималась – днем гуляла с Женей или одна, благо стояла сухая теплая осень. Что-то готовила, сидела у компьютера, одним словом, праздно проводила время. Работу я не искала. Смысл? Я знала, что он мне поможет – это вопрос времени.
В пятницу вечером Джозеф ждал меня у подъезда. Я попрощалась с Данькой до воскресенья, утешая себя тем, что дома я или нет – в любом случае он проводит все время за компьютером.
Выходные прошли достаточно быстро. Утром я просыпалась от аромата кофе и готовящегося завтрака, после которого мы гуляли по берегу залива, разговаривали, смотрели на уток и белок, которых было бессчётное множество. Из разговора я узнала, что если бы я продолжила работать в ресторане, он никогда не стал бы со мной встречаться.
–
У меня железное правило: никогда не заводить романы с тем, с кем работаешь. Также я никогда не дал бы работу своей «герлфренд» в ресторане, – сказал он. – Так что, я в общем-то рад, что все так получилось.
После ужина, который тоже готовил Джозеф, под бокал вина, мы смотрели какое-то кино, из которого я ничего не понимала. После поднимались наверх, в спальню. Несмотря на свой возраст, он был неплохим партнером. Или он чувствовал,
