У черта на побегушках (СИ) - Злотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знала, что будет дальше. С замиранием сердца я вглядывалась в темноту, ожидая услышать детский плач, но там была лишь тишина. Мне стало тревожно, и даже собака не сошла с тропинки, а осталась рядом, дружелюбно виляя хвостом и ожидая печенья. Все было иначе. Когда животное вдруг вскочило на задние лапы, достав передними моих плеч, я инстинктивно отпрянула назад, вдруг поняв, что ныне владею своим телом. Я пошла вперед, и собака послушно затрусила позади.
Сейчас, когда место судьбоносной встречи освещалось фонарем, мне казалось, что я пришла не туда, ведь синий сверток у белого забора я заметила бы моментально. Здесь никого не было, и я молча брела по дороге, взглядом выискивая Пурсона. Когда собака остановилась, принюхиваясь в сторону частных домов, я замерла, будто бы своими движениями могла спугнуть ожидания. Но женщина, что вдруг выбежала из-за угла, прижимая к себе свернутый плед, не заметила меня вовсе.
Собака громко залаяла, и удивительно красивая женщина с немым страхом, смешанным с пугающей ненавистью, бросила на меня сверкающий взгляд. Я поняла, что она сжимает синий сверток, и окликнула её. Женщина принялась бежать.
Она, это была она! Императрица Ада, мать Пурсона, которого она сейчас уносила с собой. Мне вдруг стало за него страшно. Почему она не оставила его у забора? Хотя, оставлять ребенка на земле, когда на тебя смотрит свидетель, совсем уж глупо. Я знала, что мне нужно догнать её. Остановить, быть может, убедить? Нет, она не будет меня слушать. Если человек намеренно проделал весь этот путь, чтобы сбежать в свой мир, он не внемлет словам какого-то незнакомца. Она оставит Пурсона в другом месте. Там, где я его не найду, там, где его подберет кто-то другой, там, где его сразу найдет Фуркас. Возможно, это не так уж и плохо…
Нет! Страх так сильно сжал моё сердце, что я начала бежать быстрее. Я должна найти его, должна увидеть его лицо, должна почувствовать его дыхание, когда возьму на руки. Мне казалось, что, если я упущу его сейчас, то больше не найду никогда, и от одной только мысли об этом почему-то хотелось плакать. Я вдруг подумала, что, потеряв Пурсона, потеряю что-то очень важное в своей жизни.
Меня обогнала собака. Грозно зарычав, она вцепилась зубами в подол платья женщины, и та остановилась, пытаясь ногами отбить животное. Я схватила её за руку, но прежде, чем она успела ответить, выхватила синий сверток. Маленький Пурсон тихо сопел во сне.
— Зачем? — неожиданно сказала женщина, злобно сверкая глазами. — Зачем тебе это исчадье Ада? Это не человек!
— Человек, — ответила я, — такой же, как ты…Как я…
— Он забрал у меня все!
— Он, — я указала на спящего ребенка, — ничего не забирал. Но ты поступаешь так же, как Император. Ты сама лишила Пурсона всего.
— Не сравнивай меня с этими чудовищами!
— Я думаю, что из всех них чудовище — только ты…
Она замолчала. Её губы предательски задрожали, и она обхватила себя руками, горько заплакав. Даже так она была невероятно красива.
— Я не хотела ничего этого…Я просто хотела быть рядом с тем, кого люблю…
— Ты не должна была бросать Пурсона.
— Я никогда не хотела детей. А на него…смотрела и вспоминала весь тот Ад…и…
— Это неправильно.
— Я не знаю…
Она отвернулась и вдруг пошла к забору. Собака засеменила за ней, высунув язык. Прежде, чем зайти за угол, Императрица обернулась. Сомнение, обида, странная жестокость чудесным образом переплелись на её правильном лице.
— Он в хороших руках?
— Да.
Когда она исчезла, свет померк. В кармане запищал телефон — у него разрядилась батарея. Почувствовав облегчение, я крепко, но аккуратно обняла Пурсона, чувствуя, что из глаз бегут слезы. Я сильно удивилась, когда поняла, что он обнял меня в ответ. Впереди забрезжил приглушенный свет. Открыв глаза, я поняла, что с силой прижимаю себе взбалмошного, но одинокого мальчишку, припавшего к моей груди. Я оперлась щекой о его макушку.
Теперь мне всё понятно.
Глава 22
— Кто вас сюда впустил? — злобно процедил Андромалиус, когда на следующее утро мы все вместе собрались в его зале. — Ваши портреты висят на стене позора, — сверкающий взгляд устремился и на Асмодея, и на Пурсона, — вам запрещено заходить в мою библиотеку без разрешения.
— А тебе никто не давал разрешения ставить на чужих фамильярах свои опыты, — не менее злобно ответил Асмодей, скрещивая на груди руки и демонстративно расправляя крылья, дабы сбить парочку книг.
— Ева — особый случай. Она — воплощение сострадания в этом бренном мире.
— А тебе никто не давал права все умалчивать и прикрывать чужого фамильяра, — вмешался полыхающий гневом Пурсон.
— Господин Андромалиус, вы в самом деле поступили слишком эгоистично, — замечание Фуркаса не осталось пропущенным. Полагаю, его фотографию тоже повесят на стену позора.
— Теперь я убежден, что такие люди существуют. Моё признание гораздо дороже ваших необоснованных нравоучений.
— Я подожгу все твои посевы!
— Только попробуй, обгоревший, зазнавшийся сфинкс!
— Да чтоб вы оба пшеном и отравились!
— Достопочтенные Владыки, прошу, успокойтесь…
— Затворник!
— Египтяшка! — А ты вообще на водяного похож!
— А ты на подгоревшую булку!
— Выйдите из моего дома!
— Замолчи, дед заплесневелый!
— Хочешь загадку? Зимой и летом, как ты живешь с таким ебле…
— Не материться в моем доме!!!
— Мальчики мои, — вдруг возник в проеме Тестис, доедая неизвестно откуда взявшийся бутерброд, — вам сколько лет? Я как будто в детский сад зашел.
— Меня еще проститутка не отчитывала…
Все разом замолчали, сев вокруг стола. Я почувствовала себя жутко неловко и тихо прокашлялась в кулачок, тут же привлекая внимание. Под такими взглядами было трудно просто поднять глаза. Владыки действительно не ладят между собой, вот только перепалка демонических созданий напоминала конкурс не закрывающихся ртов. Я поняла, что часть вины лежит и на мне, а потому вышла «припудрить носик». На самом деле, я думала, что в одиночестве соберу мысли в порядок гораздо быстрее. Выйдя из туалета и бросив очередной взгляд на табличку «Если вам нечего делать, то не надо делать это здесь», я поспешила в библиотеку, полная решимости и уверенности. Пора расставить
