Не оставляй меня, Малыш! - Татьяна Александровна Бочарова

— Ну, ну, ради бога, — Кристина замахала руками, — я и не думаю обижаться. Пойми, мне… страшно за тебя. Куда ты пойдешь в таком состоянии? Давай Серёге позвоним, пусть приедет за тобой.

— Только не ему! — отчаянным шепотом произнесла Ася.

— А кому тогда? Кому?! Психиатру? Ты в зеркало на себя полюбуйся — можно в таком виде ходить по улицам?

— Можно ходить в любом виде. — Ася провела рукой по волосам и, кивнув Кристине, скрылась за дверью.

— Во дела, — пробормотала та и села на лавочку. Посидела немного, что-то прикидывая в уме, затем взглянула на часы и решительно вышла из раздевалки.

24

На улице было еще совсем светло. Ася постояла у стеклянных дверей ДК, наблюдая за стайкой грязных, ощипанных голубей, дерущихся за кусочек хлебной корки возле самых ступеней. Позади них беззаботно прыгал серый взъерошенный воробей.

Ася порылась в сумке, отыскала остаток Нинюсиной ватрушки и через головы голубей кинула воробью. Тот моментально ухватил ватрушку клювом и исчез.

Ася чуть-чуть поколебалась и не спеша зашагала в сторону, противоположную остановке. Она шла и гадала, почему не смогла ничего сказать Кристине — та точно ни за что бы не заложила се Сергею, хотя, возможно, и осудила бы.

Но что она может сказать? Что влюбилась в человека, с которым никогда невозможно будет жить вместе из-за пьянства, а ещё потому, что Ася ему совершенно не нужна? Или нет, нужна, но только изредка, когда у него есть настроение развлечься, позабавиться, лишний раз почувствовать свою мужскую силу и привлекательность. А в остальное время будьте добры, отвалите к чертовой бабушке.

Такого, пожалуй, даже Кристина не поймет, несмотря на ее огромный опыт по части противоположного пола.

А кто поймет?

Разве только Нинюся, познавшая на собственной шкуре, что такое быть связанной с алкоголиком. Но Нинюсе Ася ни в чем не признается даже под дулом пистолета.

Сергей тоже не в счет — он за все это время так и не увидел, что с г женой творится неладное, считая, очевидно, что положение на личном фронте он уже завоевал раз и навсегда.

Степка, хоть и чувствует Асю на подсознательном уровне, слишком мал для таких откровении. Мама? Она далеко, по телефону, ей не выскажешь всего, что накопилось на душе.

Получается, что на целом свете у Аси нет никого, кому можно было бы открыться, поделиться бедой, обратиться за поддержкой.

А впрочем, она сама в этом виновата: за последние полгода отдалилась от всех, разучилась откровенно разговаривать, привыкла к постоянной лжи…

Дворец остался далеко позади. Ася стояла на тропинке возле вокзальной стены.

Вот здесь все и случилось, вся их роковая встреча. Роковая для нее и ни к чему не обязывающая для Алексея. Кажется, она еще тогда дата ему смешное прозвище «Белобрысый»…

Что-то негромко хрустнуло в отдалении. Ася продолжала спокойно стоять на месте, не испытывая ни малейшего страха. Мало, что ли, надравшихся мужиков повидала она за последнее время, чтобы пугаться очередного бомжа, ошивающегося у «стены плача»!

Из-за поворота показался темный силуэт. Ася отступила с тропинки в подтаявший сугроб, чтобы можно было разминуться со случайным прохожим. Силуэт медленно продвигался вперед и по мере приближения становился все более узнаваемым.

Было в этом что-то жуткое: словно бы образ из Асиного воображении вдруг материализовался, обрел плоть и кровь, став живым и реальным.

— Леша?

— Я. — Алексей сделал пару последних шагов и остановился напротив Аси. Он не выглядел ни растерянным, ни удивленным, будто у них давно было запланировано встретиться именно на этом месте и в это время.

— Ты… почему здесь?

— Так просто. Прогуляться вышел. А ты?

— И я.

Он замолчал, видно ожидая ещё вопросов, но Ася ничего больше не говорила, стояла и смотрела, чуть наклонив голову.

— Ну ладно, — Алексей засунул руки поглубже в карманы куртки, — я пошел, пожалуй. Ты… это… заходи, когда будет время. Зайдешь?

Она медленно покачала головой.

— Ясно. Ну пока. — Он аккуратно обошел ее сбоку и зашагал дальше по тропинке.

Ася смотрела ему вслед, кусая губы, чтобы не закричать.

— Тьфу, черт, — он внезапно остановился, повернул назад, — совсем забыл. Пал Палыч… скучает без тебя, жрать ничего не хочет. Как бы не издох. Может… заскочишь все же?

— Леша! — Ася быстро пошла ему навстречу. — Леша, послушай… — Она остановилась в полуметре от него, пальцами изо всех сил сжимая кожаный ремешок сумочки. — Я тут все думала… думала о том, что ты сказал про меня. Про то, что я тогда… не из-за того, что ты позвал, а сама… — Ася прерывисто вздохнула. — Это так и есть. Ты прав Я, наверное. дрянная, испорченная, обманываю близких мне людей, бросаю ребёнка… мне это надо, так, как у нас есть… мне… надо быть с тобой. Можешь презирать меня за это, я знаю, что заслуживаю…

Алексей дернулся, точно от удара.

— Настя! Замолчи! — Он ладонью закрыл ее губы, другой рукой обхватит за талию, притянул к себе. — Замолчи сейчас же. Не смей так говорить. Я же… я мизинца твоего не стою, как ты не понимаешь?

Ася опустила голову ему на плечо, закрыла глаза. Почему сейчас, в эту минуту, нельзя умереть? Просто взять и перестать дышать, чтобы никогда больше не разлучаться, всегда быть рядом, чувствовать касание его рук.

— Настенька, девочка моя, — Алексей целовал ее лицо, глаза, волосы, голос его срывался, — ты… ты для меня все. Понимаешь, все на свете. Какой я дурак — сам с собой разобраться не могу, тебя мучаю. Это как замкнутый круг, Настя: чем ты ко мне лучше, тем я себе хуже кажусь, иногда так бы и убил, до того противно. Говорю тебе такие вещи, самого потом ужас берет. Зачем говорю — не знаю, ей-богу, Насть, не знаю. — Он помолчал немного, потом прибавил тише и глуше: — Потому не звонил. Маялся без тебя, а не звонил, думал, может, ты пересилишь себя, переболеешь. Чтоб как лучше для тебя было, чтоб ты жила нормально… без меня. Ты ж нормальная, Настя, это я придурок!

Она грустно улыбнулась.

— Ты действительно придурок. Мне не нужно, как лучше, мне нужен ты. Только ты, и никто больше. Я правду говорю.

— Верю. — Он вздохнул и вдруг усмехнулся: — Слушай, мы как преступники с тобой. Тянет на одно и то же место. Ты ведь… не случайно сюда пришла?

— Нет, конечно.

— Ну и я тоже.

Они ещё постояли, молча, тесно прижавшись друг к другу. Стремительно