Ребенок для Зверя - Мария Зайцева

Глава 41

Отец говорил, что у нас сильная кровь. Дети, особенно сыновья, всегда похожи на нас. Адиль полностью подтвердил его слова на своем опыте.

Сыновья, Рашид и Тамик, похожи на него, как два медных оттиска чеканки на оригинал.

И потому сейчас сомнений нет.

На руках у Наиры мой сын.

Мой. Сын.

Я пытаюсь встать с лавки, но с удивлением понимаю, что не могу. Просто не могу. Смотрю в маленькое, так похожее на мое в детстве лицо, на улыбку… Мою! Мою улыбку! И ямочки на щеках. У меня тоже есть, просто под бородой не видно, но есть… Глаза. Изгиб бровей. Нос… Это моя маленькая копия. Оттиск медной чеканки с моего лица.

Шок настолько силен, я до такой степени этого не ожидал, что в голове нет никаких мыслей, кроме глупых, обрывочных: “Сын… Как… Она же… Это же…”

Маленький я на руках у моей женщины улыбается и тянет ко мне руки.

Моргаю, ощутив неожиданную резь в глазах. Сухие совсем. Все это время я, оказывается, не моргал…

Встаю, потому что он тянет ручки.

Словно деревянный болван для отработки ударов, двигаюсь так же, со скрипом.

Мне бы сейчас, наверно, хорошо еще посидеть… Может, глотнуть чего-то серьезного… Я не пью, совсем, но вот сейчас остро жалею об этом. Требуется, очень.

Наира смотрит на меня, не отрываясь, в огромных глазах страх и ожидание. Я потом это все буду обдумывать, я потом буду задавать ей вопросы… Все потом.

А сейчас маленький мальчик, так похожий на меня, тянет руки. Зовет. И я иду.

Подхожу близко, Наира открывает рот, что-то сказать хочет, но я отрицательно качаю головой. Не сейчас. Я все равно не услышу.

Протягиваю ладонь, с удивлением, словно со стороны, отмечая, что пальцы подрагивают… Ничего себе…

Дотрагиваюсь до щеки сына, поражаясь, насколько она нежная. Он тянет руку и хватает меня за палец. Замираю, не в состоянии что-то сказать, понимая, что никакая сила меня сейчас не заставит отнять у него свою ладонь. И никакая сила не заставит сейчас отойти от него хотя бы на шаг.

Наира что-то говорит опять, тихо, я не слышу, она повторяет, потом еще раз…

На третий раз до меня доходят ее слова:

— Хочешь подержать?

И тут же пробирает дрожью: как его можно взять? На руки? А если… Если уроню? Придавлю? Не так возьму?

И в то же время понимаю, что ни за что не откажусь…

Наира аккуратно протягивает мне сына:

— Вот так… Его пока не надо присаживать, полулежа держи…

Убеждается, что я держу крепко, и убирает руки. Отходит на шаг, смотрит на нас, меня и моего сына, и глаза ее блестят так невыносимо ярко, что ощущаю ожоги на коже.

А сын доверчиво улыбается, спокойно лежа в моих руках, тянет маленькую ладошку, чтоб ухватить за бороду. Похоже, он впервые видит бородатого мужчину и очень заинтересован сейчас, увлечен.

Чуть наклоняюсь, чтоб ему было удобнее, сын добивается своего, крепко хватая меня за бороду, и счастливо улыбается. Правда, потом пальчики соскальзывают, слишком мало длины.

Сын хмурится и пробует еще раз. Упорный. Как и его отец. Я помогаю, прибижая его к лицу.

— Я… —  голос хрипит, болью дерет горло, но я продолжаю, — я… Отращу ее такой длинной, чтоб тебе было удобнее держаться. Да?

И, клянусь, он кивает! И взгляд темных глаз такой внимательный, осмысленный!

Он меня понимает!

Ощущение целостности мира оглушает. Только сейчас я понимаю, что до этого вообще не жил… Не понимал, что не живу… Ходил, ел, дышал… работал, решал какие-то вопросы… Искал свою женщину. Наказывал ее за предательство, за то, что плохая мать, за то, что хочу ее до сих пор до дрожи в руках и темноты в глазах, за то, что она имеет надо мной мистическую, жуткую власть.

В целом, создавал видимость жизни, не понимая, насколько это все пустое. Что это — неполная картинка. Неполная жизнь.

И не думал даже, что совсем недалеко от меня, совсем рядом, на одной планете живет мой сын. И ему некого хватать за бороду! Это же огромная потеря!

Каждому ребенку нужен отец, чтоб держаться за его бороду, сидеть на его плечах и идти с ним за руку.

Почему у моего сына этого не было?

Вскидываю взгляд на молча плачущую рядом Наиру. Мне сейчас надо бы спрашивать… Надо бы разъяриться, потому что она сделала самое дикое, что только может сделать обиженная женщина по отношению к мужчине.

Забрала у меня моего сына. И лишила его возможности держать  меня за бороду и спать на моих руках  с самого своего рождения… И если бы не случай, то…

Крепко зажмуриваюсь, не желая даже думать о таком исходе. Нет. Всему всегда есть своя цена, Всевышний лучше нас знает, какие испытания мы можем пройти. И выстоять.

Сын в руках возится, начинает кряхтеть и хмурить темные брови.

Что-то не так? Не так держу? Больно?

Смотрю на Наиру, она смахивает со щек слезы пальцами, говорит тихо:

— Он хочет есть…

Киваю, прижимая сына к себе, не желая отдавать его в протянутые руки матери.

— Пойдем. Я понесу.

— Но в коляске удобнее…

— Понесу, сказал… — не могу сдержать раздраженный рык, Наира бледнеет, закусывает губу, глаза становятся огромными на белом лице.

— Пожалуйста… Пожалуйста… — шепчет она и тянет руки к сыну, — отдай… Не забирай… Пожалуйста…

Ее просьба не сразу правильно доходит до моего туманного мозга. Я удивленно смотрю на нее, не понимая причин. А потом… Потом доходит. Она боится, что я его… Что? Совсем заберу? Она с ума сошла окончательно?

И сразу все обрушивается валом: и злость, и раздражение, растерянность… Как она вообще до такого дошла в своей сумасшедшей женской голове?

Понимаю, что, если не успокоить, то будет скандал, а потому говорю спокойно, несмотря на то, что дико хочется заорать, возможно, даже потрясти за плечи, приводя в чувство:

— Мы просто дойдем до дома. Его же надо покормить? Я его понесу. Хорошо? Я не собираюсь его забирать.

— Правда? — она закрыват