Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях - Константин Базили

Наконец бунт был укрощен силой и коварством, и наступила пора беспощадных казней. То же вскоре затем повторилось и в Самарии, в горах Набулусских[204]. Все эти горские племена были обезоружены после отчаянного сопротивления, а затем по произволу победителя представили несколько тысяч рекрутов, которые обыкновенно направлялись в Египет взамен рекрутов, высылаемых оттуда в сирийскую армию. Таким образом, предупреждались побеги и там, и здесь, но тем еще ненавистнее становилась эта мера для сирийских жителей, питающих любовь к родине, свойственную всем горским племенам.

Упорствуя в своей системе, которая сверх отличных рекрутов доставляла еще ту неоцененную выгоду, что горцы сирийские слабели и делались покорнее, по мере того как цвет народонаселения был отбираем в строевую службу, египетское правление отказалось от всякой надежды на сочувствие сирийских племен и решилось действовать на них одним страхом. В предупреждение новых возмущений было поведено всюду отбирать оружие у горцев, у жителей равнин и в горах. Правительство составляло по своим соображениям сметы о количестве оружия, которое находилось в каждом племени, в каждом городе и округе. Количество это требовалось безусловно, без всякого снисхождения ни на просьбы, ни на поручительства. Предоставлялось жителям купить или какими бы то ни было средствами достать требуемое количество оружия, а за неявку подвергались они жесточайшим телесным наказаниям и каторжной работе в Акке.

Отобрание оружия и рекрутские наборы — это были два постоянных страшилища в Сирии во все время египетского владычества. Племена, разрозненные по своим преданиям, по взаимным наследственным враждам, по самому образованию почвы и по влиянию действий правительства, бунтовались одно за другим, дрались с отчаянием, но никогда не могли действовать заодно. Вслед за каждым восстанием правительство усугубляло свои строгости и вселяло новый страх. Из всех этих восстаний самое упорное и самое кровопролитное было восстание друзов в исходе 1837 г. Друзы Ливана и Антиливана должны были рекрутской повинностью искупить честь сомнительного своего верования в Мухаммеда.

Уже в 1833 г., в первую попытку рекрутского набора, около 2 тыс. друзов были захвачены силой или обманом и много оружия было отобрано в залог нового набора. Друзам хаурашским была дарована пятилетняя льгота от этой повинности по малочисленности их, по запустению прекрасной их страны, которая могла бы служить житницей Сирии и кочевых племен пустыни при надлежащем возделывании. Даже оружие не было у них отобрано, без оружия они были бы предоставлены произволу хищных соседей-бедуинов.

С 1837 годом исходил льготный срок. Правительство требовало от хауранских друзов 72 рекрутов. Их престарелый шейх Антеш был призван в Дамаск. Вотще ходатайствовал он от имени народа о продлитии льготы. Униат Бахри-бей, о влиянии которого мы уже упоминали, по видам мелочной корысти убедил пашу остаться непреклонным, а свита паши нагло оскорбила старого Антеша. Шейх замыслил дорого отомстить египтянам обиду, нанесенную его бороде. Он объявил свою готовность содействовать правительству для набора рекрутов, но требовал для этого как можно более военной команды. Четыреста человек нерегулярной конницы были наряжены с ним в Хауран, их радушно там приняли и угостили, а на первом ночлеге перерезали всех. Спасся один начальник отряда, который, услышавши во сне стоны умирающих, успел убежать в окно и дать известие в Дамаск о происшедшем. Затем друзы хауранские стали стекаться в недоступный округ Леджа.

На луговом Хауране, в обширной равнине, опоясанной Антиливанским хребтом, северными отраслями заиорданской горы Аджлун и гористым Хаураном, есть плоская возвышенность, отвесная со всех сторон и представляющая фигуру неправильного полигона, которого периметр в полтораста верст протяжения, будто крепостная стена сажен в десять вышиной, вертикально врезается в почву. Местами встречаются узкие проломы, откуда можно проникнуть вовнутрь заколдованного округа. Базальт, из которого составлена вся эта масса, являет свежие следы вулканического своего образования, будто недавно еще остыло действие подземного огня, ее породившего. При охлаждении своем она растреснулась по всем направлениям бесчисленными рвами и щелинами, взаимно пересекающимися и образующими точно улицы старинного германского города промеж ромбоидов и трапеций и каменистых отвесных зданий самых фантастических форм.

Этот лабиринт утесов и ущелий, таинственных подземных ходов и недосягаемых пещер, эти колоссальные обломки потухшего вулкана, скудно напыленные кое-где растительной землей и поросшие побочным прозябением, очевидно, служили искони, в цветущий век Сирии, заветным убежищем вольного ли племени, спасавшегося от владычества Селевкидов и римлян, или шаек разбойничьих, как и поныне обретающих здесь недоступное гнездо от всяких преследований. Он имеет свою древнюю систему внутренней защиты. На плоских вершинах утесов, заслоняющих отовсюду горизонт, построены по направлению продольных щелин ряды башен, вышиной в пять или шесть сажен, имеющих форму усеченных конусов, с террасы которых можно наблюдать вдоль внутренних проходов и мгновенно сообщать известия сигналами по всему округу. Местами построены шанцы по протяжению самых рвов и щелин на несколько верст длины. Воды нет по всему этому пространству, за исключением одного источника, под скалой Агир в южной стороне округа, а вдоль восточной стороны, неподалеку от базальтической ограды, течет в дождливые месяцы зимы поток Вади Лов, откуда в ту пору наполняются пруды, тщательно иссеченные в камне за оградой скал.

Округ этот именуется Леджа, в нем жителей нет, нет даже диких зверей в его пещерах, разве ящерица ползает по раскаленному базальту, разве орел совьет гнездо на недоступном утесе, чтобы издалека приносить пищу своим птенцам; ибо базальтическая Леджа такой же мертвый округ, как и Мертвое море с его тяжелым асфальтическим раствором — оба отверженцы всякой жизни, порожденные, вероятно, в одну эпоху, в тот же возраст мироздания и теми же деятелями. Только порой заходят в Леджу небольшие кочевья бедуинов и пасут своих коз в диком прозябении, которым зимние дожди скудно наделяют подошву скал и внутренние ущелья. Порой укрываются сюда друзы соседнего Хаурана от мщения ли врага или от преследований правительства за разбой, за бунты, за неуплату податей. Им одним, по особенным приметам на скалах, известны потаенные пути этого лабиринта.

Сюда-то стали сходиться друзы по умерщвлении наездников египетских в Хауране. Шейх Антеш первый поднял знамя бунта, к нему присоединились два других шейха, недовольные египетским правлением, бедуин Яйа Хамдан и молодой шейх Шибли Ариан из племени антиливанских друзов.

Шериф-паша дамасский выслал сперва два пехотных полка для усмирения бунта. Войско, не встречая нигде неприятеля, проникло в ущелье. Здесь не было никакой возможности соблюдать предостерегательные меры в движении колонн. Неприятель мог следовать параллельно с ними в тридцати саженях расстояния на протяжении многих верст, и ни по каким признакам нельзя было о том подозревать. Порой одинокий друз показывался на краю отвесной скалы или на вершине башни, озирая глубину ущелья, и вскоре исчезал. Когда же таким образом египтяне были вовлечены далеко вовнутрь извилистых ущелий, друзы невидимками с окрестных высот стали побивать каменьями неосторожных гостей и открыли убийственный огонь из-за шанцев.

Человек сорок спаслись из 4 тыс. египтян и дали весть в Дамаск о совершенной погибели отряда. Ибрахим выступил сам в поход с 20-тысячным корпусом. Война эта была самая упорная и самая кровопролитная, какую только видел этот край. Число друзов, засевших в Ледже из Хаурана, Антиливана и Ливана, едва ли простиралось до 2500 человек, но все окрестные племена встрепенулись, и только присутствие армии, постепенно усиленной до 35 тыс., удерживало их в сомнительном повиновении. Ибрахим дважды проникал сам в ущелья по разным направлениям вдруг с сильными колоннами. Одна из его колонн была совершенно истреблена. Несколько солдат, оглушенных от ран, были оставлены замертво на скалах. От них узнал Ибрахим, каким образом друзы терзали пленных и рвали в куски одного из египетских генералов, Исмаил-пашу, захваченного живьем среди побиения отряда.

Война длилась. По повелению Мухаммеда Али Мустафа-паша, губернатор Кандии, поспел в Сирию в подмогу Ибрахиму с двумя пехотными полками и 3 тыс. албанцев. Одни албанцы, воспитанные в партизанской войне в Румелии, были способны бороться с друзами, но одолеть их внутри Леджи не могли. Ибрахим решился обложить этот округ со всех сторон и выморить бунтовщиков голодом. И это не удавалось. Легкие отряды друзов, одетых в мундиры побитых ими египтян, ходили строем, обманывали всю бдительность армии и захватывали ее провиант. Ибрахим прибегнул тогда к другому средству: в одной из своих экспедиций внутри опасного округа он каменьями и пороховыми взрывами затоптал единственный источник живой воды во всем округе, а затем, подвинувшись под прикрытием сильной артиллерии к берегу водоемов, завалил их трупами людей и лошадей. Это было в жаркую летнюю пору (1838 г.). Вода, которой были наполнены водоемы еще от зимы, пришла в гниение, но друзы, отстреливаясь с другого берега, продолжали утолять свою жажду и не заботились о вкусе. Ибрахим нашел средство отравить воду, бросивши несколько кувшинов самого сильного меркуриального яду (sublimé corrosif).