Бог смерти не любит яблоки - Алиса Чернышова

Ничего сложного, на самом деле. До банального очевидно.

Потому что незакрытые двери — это постоянный сквозняк, задувающий свечи, и отголоски творящегося в комнате прошлого хаоса, и тени, которые так и норовят просочиться в щели, и призраки, мечтающие обрести новую жизнь…

А ещё, что уж там, будем честны: самая большая опасность незакрытых дверей — соблазн вернуться.

В общем, всё очевидно. Уходя, плотно закрывайте дверь. Истина в первом, втором и даже сотом прочтении.

Но ирония в том, что у человечества всегда была проблема с этим правилом. Всегда. Это почти что как мёртвая лошадь, даже хуже. Уходя, плотно закрывайте дверь — но это ведь не всегда просто, верно? Чтобы закрыть дверь, надо сделать многое. Например, скрупулёзно убрать с дороги и разложить по полкам весь хлам, мешающий ей закрыться. И подобрать подходящий ключ.

И признать, что дверь существует, и что её пора закрывать. Эти два пункта особенно сложны к исполнению.

Именно потому человечество наловчилось проводить потрясающую работу по не закрыванию дверей; можно сказать, что за столетия развития цивилизации мы достигли в этом невиданного искусства.

Не признавать существование двери, подпереть напирающий с той стороны хлам колченогой табуреткой или, того хуже, собственной спиной, всем своим видом показывая, что так и должно быть, демонстративно игнорировать дверь, строить кособокую стену вокруг двери, перекрывая комнату, говорить, что дверь всегда была открыта и закрывать её — преступление против чего-нибудь…

О да. У людей всегда были сложные отношения с этим правилом. Сколько личностей, разумов, жизней, отношений, государств, систем были погублены неумением людей закрывать дверь — не сосчитать.

Мы каждый раз спотыкаемся на этом. Мы каждый раз говорим, что никогда больше.

Но мы всегда оставляем проклятые двери открытыми.

-

Стоя во главе гвадской делегации посреди правительственного космопорта, леди Авалон думала о правиле незакрытых дверей. А ещё — о сущности замкнутых кругов, опасности сбывающихся желаний и совершенно кошмарном чувстве юмора своей судьбы.

-

— Когда закончится война, я прилечу к тебе, — сказал однажды наивный маленький бог.

— Я буду ждать, — ответила ему не менее наивная девчонка.

-

И вот стоит ведь, ждёт.

Кошмарное, с какой стороны ни посмотри, чувство юмора.

Но правило незакрытых дверей никто не отменял, и вот она здесь, в этой ослепительной точке, где сошлись все пути — смотрит, как плавно снижается знакомая до последнего изгиба хищная чёрная машина.

Помнится, она когда-то протаранила одну такую же.

Но теперь всё очень торжественно, и официально, и строго. И роскошные костюмы, и пафосные лица, и флаги, и периметр оцеплён, чтобы, ни-ни, не пролез какой-нибудь излишне агрессивный энтузиаст…

Это всё, чтоб их, замкнутые круги и незакрытые двери. Она ненавидела их в тот момент. Всей душой. И особенно острым это чувство стало, когда ари Танатос, один из самых высокопоставленных чиновников новой Коалиции Альдо, величественно ступил на стерильно-чистую, матово блестящую поверхность космодрома.

Леди Авалон ненавидела всё в этой ситуации, и своё сердце в том числе. Она думала, что оно давно уже разучилось сбиваться с ритма, но недооценила силу приоткрытых дверей: ари Танатос шёл ей навстречу, и с каждым его шагом пульс бился всё быстрее, заставляя медицинский вирт выдавать предупреждения на внутреннем экране.

Она знала, насколько это глупо.

Она ничего не могла с собой поделать.

А ведь это первая их встреча — вот так, в реальном мире, лицом к лицу. Первая возможность по-настоящему его увидеть.

Спустя столько дорог, жизней и лет…

Нет, она, разумеется, прекрасно знала, как он выглядит — просматривала его личное дело, следила за карьерой, собирала все упоминания в медиа. Просто для того, чтобы знать всё о враге и потенциальном союзнике. Она читала досье, видела голоснимки, выучила наизусть список характеристик (врага ведь надо знать очень хорошо, верно?)... Ей казалось, что она полностью готова к встрече в реальной жизни. Ей казалось, что все чувства ушли.

Людям в целом много чего кажется. Но эти проклятые незакрытые двери…

Она действительно верила, что всё осталось в прошлом. Она верила, что, взглянув на него, не увидит ничего, кроме живой машины, шедевра альданской генной инженерии.

Наивно с её стороны.

Возможно, она поднаторела в общечеловеческом искусстве “не замечать дверь” больше, чем желала себе признавать. Потому что она была тут как тут, эта самая дверь. Вроде как практически закрыта, но щель оставалась, что уж там, всегда оставалась. И звёздный ветер (очевидно несуществующий и абсурдный) только что подул особенно сильно, не распахивая настежь, но заставляя приоткрыться с оглушительным скрипом. И хлынуло сквозь этот проход столько всего, что дальше не замечать дверь становится просто невозможно.

Есть она, эта дверь.

И есть Танатос, прямо здесь, сейчас, и он совсем не похож на холодную машину. Скорее можно сказать, что он… произведение искусства. Леди Авалон могла сколько угодно ненавидеть Эласто и его ручных психопатов с “Нового Олимпа”, но, ради всего, она выросла в Гваде, в семье профессора Высшей Школы Искусства и одного из лучших разработчиков поколения. И будь она проклята, если не сумеет узнать произведение искусства, взглянув на него.

Он не был человеком и даже не собирался им притворяться. Но и та нарочитая пугалка из комиксов, в которую предпочитал превращать своих кукол Эласто, ушла в прошлое. Леди Авалон думала (что уж там, она знала), что над новым имиджем богов из пробирки поработали отличные профессионалы своего дела, для которых шпионаж и пиар — практически опции по умолчанию. И она готова была признать, что они сделали свою работу гениально: с одной стороны, сохранили удачные наработки времён Эласто, с другой — огранили их, оттенили, расставили правильно акценты, создав на выходе правильную картинку.

Ари Танатос высок и отлично сложён, похож на свой вирт-аватар из прошлого — и категорически не похож одновременно. В его внешности черты человекоподобного киборга причудливым образом сплелись с совершенно-несовершенной красотой языческого бога, по недоразумению спустившегося на землю. Имплантированные в кожу пластины из пластичного металла, вирт-подключения и внешние передатчики неведомым образом отлично сочетались с аристократически-длинным бледным лицом, высокими скулами, идеально очерченными губами и оранжевыми глазами, полыхающими, как зарево взрыва.

До смешного завораживающее зрелище.

Его суперсовременный космический комбез, явно скрывающий добрую сотню разномастных страховок и защит, мог бы считаться нарушением этикета, если бы не был стилизован под старинные наряды и дополнен накидкой на манер не то плаща, не