Евреи, Христианство, Россия. От пророков до генсеков - Александр Кац

Отечественная война 1812–1814 гг. явилась величайшим испытанием России, оставившим глубокий след в истории и психологии русского общества. Ей посвящена целая библиотека произведений разных жанров и видов научных и художественных, великих романов и небольших стихотворений, опер и романсов. Война отражена в шедеврах живописи и скульптуры. Нет смысла здесь повторять известные сюжеты о силе духа и героизме отдельных личностей или народа в целом. Отметим лишь роль Александра в самый кризисный момент эпопеи, когда французская армия после Бородина вступила в Москву.

Император не отличался подобно Наполеону решительным характером. Он никогда не смог бы произнести слова, с которыми тот посылал в бой свою гвардию: «Солдаты! Мне нужна ваша жизнь, и вы обязаны отдать мне ее!» Просто и ясно. Любезный и приветливый Государь, в обществе которого все чувствовали себя свободно и легко, не был рожден полководцем. Его отношение к собственному абсолютизму исходило из сознания ответственности за пролитую кровь отца и лишало его уверенности в праве на власть. Да и чтение Библии, которым одно время увлекался царь, не укрепляло его дух, хотя некоторые слова пророков и можно было истолковать в антибонапартистском смысле. Уж не является ли нашествие французов карой за грех отцеубийства? И вот этот нерешительный человек в трудную минуту испытаний, когда враг в столице его Империи, когда ближайшее окружение в лице Марии Федоровны, брата Константина, графа Аракчеева истерически требует, чтобы он подписал позорный мир с Наполеоном, когда уличная толпа в день коронации 15 сентября 1812 г. встречает его мрачным и презрительным молчанием, этот человек находит в себе душевные силы к борьбе. Об антиалександровских настроениях русского общества свидетельствует сестра царя В. Кн. Екатерина Павловна: «Занятие Москвы французами переполнило меру отчаяния в умах, недовольство распространено в высшей степени, и Вас самого отнюдь не щадят в порицаниях… Вас обвиняют громко в несчастии Вашей Империи, в разорении общем и частном, — словом, в утрате чести страны и Вашей собственной…»

Под всполохи кремлевского пожара Александр заявляет: «Истощив все средства, которые в моей власти, я отпущу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы коих умею ценить». И еще: «После этой раны все прочие ничтожны. Ныне более, нежели когда-либо, я и народ, во главе которого я имею честь находиться, решились стоять твердо и скорее погрести себя под развалинами Империи, нежели примириться с Аттилою новейших времен». Жизнь показала, что жертвы подданных не были напрасными. Понятие о чести своей и своих подданных, которым был наделен Император, полностью отсутствовало у «вождя мирового пролетариата» Ленина В. И., подписавшего спустя 106 лет позорнейший Брест-Литовский договор с Германией.

Вернемся к Наполеону. Его прокламации с обещаниями свободы крепостным успеха не принесли, поскольку мужики верили больше делам, чем словам. Дела же завоевателей, как водится, сводились к грабежам и репрессиям. Истощенная и деморализованная наполеоновская армия, включающая помимо французов немцев, поляков, итальянцев, волоча награбленное, в конце концов убралась за пределы России. Из 600-тысячной армии сохранило строй и дисциплину не более 15–20 тысяч человек. Остальные погибли, либо сдались в плен, либо превратились в бродяг. Наполеон умчался вербовать новых рекрутов. На смоленской дороге остались лежать сотни тысяч неубранных трупов, заражающих гниением воздух. Распространились эпидемии. Многие губернии были опустошены пожарами и грабежами.

Русские войска вступили в Польшу, население которой встретило Александра холодно и мрачно — не так, как Наполеона год назад. Наполеона поляки встречали с энтузиазмом и присоединились к его походу на Москву, превосходя французов в жестокости и грабежах. «Одни евреи, которым так мало доверяло наше правительство, проявили русский патриотизм, встречая восторженно нашу армию. Александр с удивлением смотрел на толпы старых и молодых евреев, которые несли ему навстречу разноцветные хоругви с его вензелями, били в барабаны и играли на трубах и литаврах, распевая гортанно какие-то гимны, сочиненные еврейскими пиитами в честь русского народа, с которым они чувствовали связь, несмотря ни на что» (288). Возможно, это была защитная реакция. Известно, например, что жители Дрездена приветствовали и Александра, и Наполеона с одинаковым восторгом.

Война продолжалась уже в Европе. Был взят Париж. Наполеона сослали на Эльбу, русских солдат заперли в казармы. Александр достиг высочайшего триумфа. В его приемной толкутся короли и герцоги. Льстецы называют Александра «царем царей, соединившихся для блага Вселенной», «Агамемноном новой Илиады». Он лично ведет свою дипломатию и делает это профессионально. Наполеон, будучи на острове Св. Елены, говорил про него: «Александр умен, приятен, образован. Но ему нельзя доверять. Он неискренен. Это — истинный византиец, тонкий притворщик, хитрец». Отзыв шведского посла в Париже Лагербиельне об Александре: «Тонок, как кончик булавки, остер, как бритва, и фальшив, как пена морская». Венский конгресс устроил дела всех монархов. Александр получил в награду герцогство Варшавское, ставшее Царством Польским в составе Российской Империи, но с особым статусом. По статусу исполнительная власть поручалась «Совету министров» под председательством наместника Царства Польского, а законодательная двухпалатному сейму. Верхняя палата — сенат — состояла из светской и церковной аристократии, а нижняя — «посольская изба» — из выборных депутатов. Тут же родилась и патриотическая партия, ставившая целью воссоздание Речи Посполитой в старых ее границах, существовавших до разделов Польши в XVIII в.

Армия, вернувшаяся из похода, принесла с собой идеи Французской революции, получившие развитие на русской почве. Наряду с масонскими кружками в России создаются просветительские, либеральные и политические общества. Этому способствует свобода выражения мнений в послевоенной России, контакты с западными обществами типа Союза друзей добродетелей (Tugendbund), ввоз либеральной и философской литературы из Европы. В 1817 г. создается тайный Союз Благоденствия, в который вошли наряду с молодежью несколько генералов 2-й армии, расквартированной в Тульчине, начальники полков, офицеры, ряд известных помещиков и высокопоставленных чиновников. Цели общества тогда еще не были четко определены. После бунта Семеновского полка в Петербурге осенью 1821 г. усилился надзор полиции, и руководство Союза решило, дабы отвлечь внимание правительства, самораспуститься. Фактически же из Союза Благоденствия родились два тайных революционных общества — Северное и Южное. Северное общество возглавлялось братьями Муравьевыми, кн. Трубецким и поэтом Рылеевым, Южное полковником Пестелем. Каждое из обществ разрабатывает свои проекты конституции России как демократической страны с республиканским управлением. Некоторые члены обществ были сторонниками конституционной монархии.

Император Александр Павлович знал о существовании тайных обществ из доносов предателей — статского советника Бошняка, юнкера Шервуда и поручика Майбороды, но ничего не предпринимал, памятуя о либеральных увлечениях своей молодости и говоря: «Не мне их карать». Подробный доклад с точными данными о вожаках движения и их планах был направлен Аракчеевым больному Императору в Таганрог. Доклад поступил уже после смерти Александра I, последовавшей 19 ноября 1825 г.

9. Николай I

Смерть либерального монарха ускорила развязку политической интриги. Заговорщики решили действовать. Этому способствовала неопределенность с наследованием короны. У Александра I не было детей, и ему по закону о престолонаследии 1797 г. должен был наследовать В. Кн. Константин Павлович. Но Константин Павлович в 1822 г. отказался от престола и, будучи наместником Царства Польского, женатым к тому же на особе нецарской крови — пани Грудзинской, прислал из Варшавы письменное о том заверение. Наследником был признан третий по старшинству сын Павла — В. Кн. Николай. Однако он об этом официально оповещен не был. Завещание Александра I о наследовании короны Николаем с ведома кн. Голицына и гр. Аракчеева летом 1823 г. было тайно вручено московскому архиепископу Филарету с собственноручной надписью царя: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть прежде всякого другого действия».

Известие о смерти Александра застало Николая 27 ноября в церкви во время молебна о здравии Государя. Молебен был прекращен, и В. Кн. Николай Павлович, «задыхаясь от рыданий», опрометчиво произнес присягу брату Константину. Пакет с завещанием был вскрыт на заседании Государственного совета, который, однако, не пришел ни к какому мнению, предоставив все решать самому Николаю Павловичу. Николай Павлович продолжал настаивать на принятии всеми присяги Константину. Создалось междуцарствие из-за отсутствия претендентов на престол. Николай посылал курьеров в Варшаву к Константину с просьбой подтвердить отречение от престола и медлил с решением, опасаясь гвардии. Военный генерал-губернатор Петербурга гр. Милорадович откровенно объяснил Великому Князю, что гвардия его ненавидит за любовь к муштре, дисциплине и порядку. Опасаться было чего. Николай хорошо знал историю своей семьи.