Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

— Ничего.

— Как же в сон клонит, — пожаловалась Фэй. — Но я хотела сказать… — У неё опустились веки.

— Сейчас спать нельзя! — закричал Дональдсон. — Нельзя, Фэй!

Врастяжку, как под наркозом, она пролепетала, не открывая глаз:

— Не могу, засыпаю… Прости…

Муж наклонился к ней и зашептал на ухо:

— Кто он? Фэй! Кто он, скажи.

Она застонала, но не ответила.

Уолтер Дональдсон расхаживал взад-вперёд по ярко освещённой фешенебельной спальне и посматривал на жену, уснувшую на удобной двуспальной кровати. Он потёр лицо, покрытое жёсткой чёрной щетиной, и ссутулился ещё больше.

А потом услышал глубокий вздох.

— О нет! — пробормотал Дональдсон.

Фэй зашевелилась на одеяле, потянулась по-кошачьи. Начинается! Он понимал, что надо немедленно её разбудить, но не двигался, лишь смотрел как зачарованный.

Она потянулась и расслабилась. Потом улыбнулась, и эта улыбка сделала её лицо совершенно чужим — такое лицо Дональдсон видел лишь несколько раз в жизни.

— Привет, — прошептала жена.

Он наблюдал, затаив дыхание. И ненавидел себя за то, что не будит её.

По её телу прошла лёгкая дрожь.

— Мне нравится, — сказала Фэй. — Так приятно.

Она задвигалась, словно откликаясь на ласки кого-то невидимого. У Дональдсона желудок сжался в ноющий комок. Вдруг ослабли колени, и пришлось опереться на стену.

Он беспомощно смотрел.

На лице его жены отражалось вожделение; казалось, оно заполнило спящую целиком.

— Ты чудо, — проговорила она. — Ты просто невероятный. Ни одна женщина не устоит перед таким мужчиной. Только не прекращай…

Дональдсона затошнило, желудок будто пролез в горло. Пальцы его крупных рук корчились и сплетались в змеиный клубок. Он всё смотрел, привалясь к стене, как любовник-фантом, соблазнитель из сна, ласкает его жену.

А она отвечала на ласки, и до того реалистично — невозможно было поверить, что любовника рядом нет. На прошлой неделе Дональдсон дотронулся до Фэй, допустив ужасную мысль о проникшем в их спальню невидимке. Однако это была лишь чудовищной силы грёза, которая врывалась в подсознание женщины, едва предатель-сон открывал дверку.

— До чего же ты хорош! — восхищалась жена. — Мой идеал!

— Проснись, дрянь! — Дональдсон влепил ей пощёчину.

— Нет! — закричала она. — Только не сейчас, умоляю!..

Глаза распахнулись, и она уставилась на мужа. Села, энергично потёрла щёку.

— Мне бы кофе, — произнесла Фэй.

— А больше ты ничего не хочешь сказать? — прорычал он. — Опять то же самое? Трижды на этой неделе, трижды на той. А ведь обещала, что не повторится.

— Я правда была уверена, что не повторится. Прости, Уолт. Мне так жаль.

Но чуткому уху Дональдсона послышалось в её голосе не раскаяние, а досада. Фэй разбудили в момент наивысшего блаженства.

«Злится на меня, — подумал он. — Да и как она может не злиться?»

— Неплохо было в этот раз? — спросил Дональдсон, не узнавая собственного голоса.

— Прекрати.

— Нет, ты скажи. Я ведь кое-что видел, и тебе это известно. Мне надо знать всё. Сегодня дружок тебя не разочаровал? Конечно нет, такого просто не может быть. Он с каждым разом всё лучше. Жалко, что не могу свечку ему подержать. Или могу?

— Уолтер, иди к чёрту! — вскричала жена. — Так говоришь, будто он настоящий, а это всего лишь сон! Я понимаю, тебе неприятно, даже противно, правда, понимаю. И не обижаюсь. Но ты не должен забывать: это только сон. Ведь на самом деле ничего не было.

— Да неужели? — сощурился Дональдсон.

Глядя ему в глаза, Фэй помассировала щёку.

— Когда это всё начиналось, я поверил, что на самом деле ничего нет. Помнишь, как тебе в первый раз приснилось? Мы тогда вместе посмеялись.

— А что тебе мешает посмеяться сейчас? — широко зевнув, спросила жена.

— Да вот не хочется почему-то. Может, потому что ты, Фэй, изменяешь мне.

— Спятил?

— Это я-то спятил? Давай-ка поразмыслим логически. Ты ведь помнишь, что он делал с тобой? Ничего не забыла?

— Ну…

— Фэй, ты же признала две недели назад, что запомнила сны до последней секунды. Каждое касание, каждое слово…

— Зря я тебе сказала тогда, — насупилась она. — И вообще, это ложная память.

— Нет никакой ложной памяти. — Дональдсон снова принялся мерить шагами комнату; желудок болел ужасно. — Память — это сценарий, создаваемый мозгом: с актёрами, ролями и чувствами. Сама по себе она реальна. А какие действия её стимулируют, не имеет значения.

— Это действительность не имеет значения? — спросила Фэй. — Не имеет значения то, что я всегда была абсолютно верна тебе, абсолютно честна с тобой? Уолт, в чём ты меня обвиняешь? Я ничего плохого не сделала.

— Не сделала физически, — потёр глаза Дональдсон. — Странно, я привык считать, что важнее всего физические действия. Оказывается, это не так. Они и правда не играют никакой роли. Соприкосновение плоти с плотью — вот что значимо. И не надо улыбаться, Фэй, я говорю совершенно серьёзно.

— Прости. — У неё опять слипались глаза.

— Давай представим два куска плоти, трущиеся друг о друга в вакууме. Оба не имеют личности; их деятельность абсолютно бессмысленна. Что здесь значимо, а что нет? Значимы мысли, чувства, мотивы, а наиболее значима память обо всём этом.

— Чепуху городишь. — У Фэй опустилась голова.

— Я много думал, — сказал жене Дональдсон, — и теперь знаю, что прав. Физическое действие может быть кратковременным, не дольше секунды, и не оставляющим видимых следов. Но оно сохраняется в памяти, и в памяти оно живёт, возрождаясь снова и снова. В