Тунеядцы Нового Моста - Густав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дозорные давно и хорошо знали это место и тщательно избегали его; большая часть из них испытала кулаки его посетителей.
Днем, как и все подобные заведения, «Клинок шпаги» имел самый безобидный вид и манил роскошной обстановкой; только вечером таверна превращалась в разбойничий притон. Теперь трудно и подыскать что-нибудь подобное.
Мэтр Жером Бригар, хозяин ее, был высокий толстяк лет сорока пяти, с красным лицом, косыми глазами, мясистыми губами и вдавленным подбородком. Он замечательно напоминал своей физиономией барана, но в нравственном отношении не отличался бараньими свойствами. Он был силен, как бык, ловок, как обезьяна, и страшно зол.
Его боялись не только жители квартала, но даже многие из его посетителей, которые, однако, были вообще не трусливого десятка.
Отец Жерома Бригара участвовал в борьбе Лиги и приобрел грустную известность в качестве сторонника партии вроде Истребителей. Ему пришлось покинуть город, когда Бриссак продал Париж королю.
Однако он ушел не с пустыми руками; его патриотизм во время Лиги не мешал ему заботиться и о своих делах, и он оставил сыну хорошо обставленное торговое заведение.
Месяцев через шесть после бегства отца молодой Бригар, никому не объясняя причины, продал вдруг заведение и купил дом, о котором мы сейчас говорили.
Место он выбрал удачное; дело быстро пошло в ход, вся знать стала собираться в его таверну.
Почтенный хозяин радостно потирал руки; он давал полную свободу своим посетителям и даже подстрекал их в питье, игре и драках; он первый спешил зажигать факелы, если противники выходили драться на улицу, отодвигал столы и скамейки, очищая место, если дуэль происходила в самой таверне. После дуэли раненых уводили товарищи, мертвых переносили к церкви святого Евстафия, мыли пол — ивсе было кончено.
Враги содержателя таверны поговаривали втихомолку, что причиной этого была ненависть его к знати; что он мстил таким образом за изгнание отца; но вернее всего, что им просто руководила природная злость.
В тот самый день как герцог де Роган был приговорен к смерти парламентом, мэтр Жером Бригар расхаживал взад и вперед, бранил гарсонов и наблюдал, чтоб все было готово к приходу посетителей.
— Главное, — говорил он, — позаботьтесь о столе шевалье де Гиза; он будет сегодня здесь ужинать с товарищами. Отодвиньте немножко от его стола стол господ де Шевреза и де Теминя; они с Гизами не в большом ладу, — заметил он, посмеиваясь. — Поставьте бутылки и стаканы на стол господина де Сент-Ирема, чтоб ему не приходилось ничего спрашивать. Так, хорошо! Теперь могут приходить сколько угодно.
Едва успел он это сказать, как отворилась дверь и вошли двое, по костюму — знатные. Это были капитан Ватан и Клер-де-Люнь.
Мэтр Бригар сейчас же подошел к ним как для того, чтоб показать внимание, так и для того, чтоб хорошенько рассмотреть. Он видел их первый раз.
— Что прикажете, господа? — спросил мэтр Бригар с самой подобострастной улыбкой.
— Четыре бутылки анжуйского, бутылку водки и два стакана, — отвечал капитан.
— Если что еще понадобится, мы скажем, — прибавил Клер-де-Люнь.
Они сели недалеко от двери; хозяин подал им все сам и, к своему удовольствию, услышал, как один из них сказал другому:
— За ваше здоровье, капитан!
— Это недавно приехавшие в Париж офицеры, — пробормотал, отходя, хозяин таверны.
Между тем комната начинала наполняться обычными посетителями, и вскоре все столы были заняты.
Собрался самый цвет знатной молодежи; все они пили, играли, смеялись, шутя позорили репутацию самых добродетельных придворных дам.
Только капитан и Клер-де-Люнь сидели молча и пили, вслушиваясь в то, что около них говорилось.
Вошли еще трое: граф де Сент-Ирем, шевалье де Местра и еще какая-то подозрительная личность и сели за приготовленный для графа стол. Жак де Сент-Ирем сделал при этом хозяину знак быть осторожным и молчать.
Действительно, де Сент-Ирема в этот вечер нельзя было узнать: из брюнета он сделался рыжим, почти красным; бородка и усы стали вдвое длиннее и гуще.
Никто его не узнал, кроме двоих: хозяина гостиницы и Клер-де-Люня, слишком опытного в деле переодевания, чтоб его можно было обмануть.
— Вот кого нам надо! — шепнул он капитану.
— Будем пить! — лаконично отвечал авантюрист с нехорошей улыбкой.
— Господа, знаете новость? — громко спросил один из вновь пришедших.
— Какую? Их теперь много, — сказал де Сент-Ирем.
— Та, о которой я вам говорю, совсем свеженькая, — продолжал незнакомец, — опять, кажется, увидим, как запляшут гугеноты.
— Да, — подтвердил де Местра, прихлебывая вино, — король их недолюбливает.
— Так за здоровье короля! — воскликнул де Сент-Ирем.
— За здоровье короля! — повторили несколько человек, слышавших тост.
В это время вошли еще двое и сели за один стол с капитаном и Клер-де-Люнем.
Один из этих двоих сейчас же протянул руку капитану.
— Parbleu, — приветливо проговорил он, — очень рад встретиться с вами.
— Граф дю Люк! — отозвался капитан, и лицо его сделалось немножко мрачным.
— Да, я, капитан, и очень рад возобновить с вами знакомство.
— Morbleu! Граф, и я очень рад, но позвольте вам сказать, что мне приятнее было бы встретиться с вами где-нибудь в другом месте.
— Отчего же, любезный капитан?
— Простите, граф, но мне кажется, что вы, — произнес он с ударением на этом слове, — вы здесь не на своем месте.
— Может быть, вы правы, капитан. Правду сказать, первый раз в жизни я сюда зашел, и, по всей вероятности, это будет последний.
— Дай Бог! — прошептал авантюрист. — За ваше здоровье, граф!
— За ваше, капитан.
— Да, господа, — кричал в это время де Местра, — де Роган осужден на смерть!
— Хвала Господу! И поделом прекрасному Генриху! — вскричал кто-то другой из посетителей.
— Напрасно вы вздрогнули, граф. Что вам за дело до слов этих людей? Ведь вы видите, они наполовину пьяны.
— Это правда, каштан, я буду сдержаннее.
— Кроме того, — добавил, посмеиваясь, шевалье де Гиз, — завтра готовят славный прием господам гугенотам.
— И хорошо сделают!
— Да бросьте вы к черту все это гугенотство! — со смехом громко объявил еще очень молодой красивый господин. — К черту политику! Да здравствуют женщины! Пью за наших возлюбленных, господа!
— Прекрасный тост! — поддержал де Шеврез. — Но о каких женщинах выговорите, любезный маркиз, — о католичках или гугенотах?
— Хвала Всевышнему! Конечно о католичках. Гугенотки разве знают, что такое любовь? Кроме того, почти все они гадкие, говорят. Я, тянусь, никогда с ними не имел дела, — прибавил он, смеясь