Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 - Андрей Савельев

Однако власти Москвы, как, возможно, и других городов, делают вид, что они не понимают этой простой сущности налога на перепродажу автомобиля. Они, преследуя свой меркантильный интерес, налагают дань на всех скопом, не разбирая, где спекулянт, а где обычный продавец, где перепродажа, а где — продажа.

Спекуляция, как известно, после того как в России были осуществлены известные реформы экономических отношений и внесены изменения в законодательство, больше не носят официально антисоциального характера и не считаются преступлением. Спекулянт теперь не преступник, а добродетельный член общества. Однако, исключив спекуляцию из разряда преступлений, закон установил особый налог на один из видов спекулятивного дохода. Таким образом, сам по себе закон имеет под собой экономическую почву. Противозаконной является практика его применения.

Итак, займемся практикой. Весьма распространенная газета бесплатных объявлений “Из рук в руки” переполнена предложениями о продажи машин. Их десятки тысяч. И каждое такое объявление касается не партий, а всего лишь одного автомобиля. Следовательно, за такими объявлениями не стоят перекупщики. Машины продаются добросовестными владельцами. Но за каждым таким объявлением скрывается противозаконный, ничем не обусловленный побор, принудительное отчисление десятины. В противном случае сделку просто-напросто не оформят нотариусы, а без нотариальных записей машину не зарегистрируют в ГАИ.

Но насколько серьезна цена вопроса? Какова общая сумма налога, поступающая в московскую городскую казну? В 1995 году 11, в 1996 — 21 млрд. руб. Исходя из того, что размер данного налога является (на взгляд авторов — незаконно) десятой частью всех сделок по купли-продаже машин в Москве, это должно означать, что официальная сумма сделок по “перепродаже” машин равнялась в 1996 году лишь 210 млрд. руб.

Позволим себе усомниться в достоверности этих цифр. Если принять среднюю цену подержанной автомашины в 3000 долларов (что, разумеется, является весьма заниженной величиной), то при обменном курсе рубля в 1995 году 5500 руб. за один доллар общее количество проданных таким образом машин будет равно — 1273 единицам. Но так как автомашин в столице примерно 2 200 000 шт. и не менее пяти-десяти процентов из них ежегодно переходит от одного владельца к другому, официальная статистика приводит явно заниженные данные.

Если наши расчеты верны, то в условную рубрику “перепродаж” должно попадать не 1200–1300 “перепроданных” машин, а от 100 до 200 тыс. в год. При этом размер собираемого (разумеется незаконно) налога на “перепродажи” должна составить от 165 до 330 млрд. руб. Разница между официальными и экспертными данными, как мы видим, составляет от 145 до 290 млрд. руб. Что этот сон должен означать?

Возможно, собираемые с “перепродаж” деньги разворовываются, не доходя до городской казны. Но обвиняемых нет. Возможно, часть сделок совершается без надлежащего оформления, но тогда имеет место разгул взяточничества в органах, которые переоформляют и перерегистрирует автовладельцев. И тут обвиняемых нет.

Возможно, большая часть сделок купли-продажи, чтобы избежать уплаты абсурдного налога, оформляется иным способом — например, путем составления продавцом генеральных доверенностей покупателю с правом последующей продажи. Но тогда все бремя ответственности за подобные фальшивые, мнимые сделки должна нести сама власть.

Если, требуя уплаты денег в виде налога, власть обманывает налогоплательщиков, то можно ли обвинять население, когда оно обманывает власть? Печально другое — массовое нарушение законов, становясь нормой жизни, превращает в мошенников и обманщиков всех граждан. Мы обманываем, потому что власть состоит из обманщиков. Мы воруем, потому что власть обкрадывает нас самих. Так как власть закрывает глаза на то, что мы ее обманываем, закроем и мы глаза на то, что чиновник обманывает нас.

Как бы опасны ни были преступления, совершаемые по службе чиновником, нет ничего гнуснее со стороны власти, как принуждать граждан становится бесчестными. Так создается питательная среда для круговой поруки, в которой процветает и поощряется одна лишь безнаказанность и безответственность.

Когда-то Марк Твен сказал фразу, вошедшую в собрание политических парадоксов. “Если вы стащите булку, вас засадят в тюрьму. Если вы украдете железную дорогу, вас сделают сенатором”. В Москве ежегодно крадется не менее 10.000 автомашин. Если вор, укравший машину, попадается в руки правосудия, его ждет тюрьма. Но здесь же ежегодно под видом одного только налога на перепродажу автомобилей изымается сумма денег, эквивалентная чуть ли не 15.000 автомобилей! Чиновники, которые занимаются этим изъятием, считаются выдающимися хозяйственниками, с которых призывают брать пример по всей Руси великой. И представьте себе — берут. Да еще как берут!

Если общественный закон, открытый знаменитым американским сатириком, соответствует действительности в нашем благословенном отечестве, не составляет труда сделать вывод, кому достаются сенаторские кресла.

Выкрутасы номенклатурных "патриотов"

В 1995–1996 году номенклатурные деятели начали постепенно привыкать к тому, что надо как-то объяснять свое поведение, декларируя заботу о благе страны.

Пример деятельности номенклатурных “патриотов”, который мы хотели бы привести, связан с теми ямами, что изрыт центр Москвы. Перенесенная на Манеж яма из-под Храма Христа Спасителя стала удобным местом для того, чтобы к знаменательной дате 50-летия Победы над фашизмом установить на ее краю памятник маршалу Жукову, который должен был смотреть в чудовищный раскоп.

Торжества по празднованию 50-летия должны были обойтись в 500 млрд. рублей. Денег на это из казны не дали. Но тогда откуда их черпнули? Ведь на спешное строительство комплекса с фаллическим символом на Поклонной горе было затрачено что-то около половины городского бюджета. Программа праздника общенационального значения была оплачена из кармана москвичей на 80 % (“Сегодня” 07.08.94). Тратили в расчете на компенсации из федерального бюджета, которые поступили не так быстро, как это планировалось. В результате целые отрасли городского хозяйства месяцами сидели без зарплаты.

Из неофициальных источников доходят слухи, что бюджетные растраты коснулись тех служб, которые отвечали за подготовку отопительной системы к зиме. Рядовые работники заволновались. Некоторые начальники решили их поддержать. В результате последних Лужков замучил непрерывными проверками, блокировав и те средства, которые были на счетах. Экономический протест был подавлен в зародыше. Пострадавшие служили полуживым примером для остальных.

Еще небольшой примерчик. Только к праздничку обнаружили, что московские магазины “Ветеран” давно превратились в обычные торговые точки. Сделали вид, что начали исправлять дело, да праздники прошли, и все пошло прежним образом.

В канун 50-летия Победы Лужков решил наделить жильем ветеранские семьи, коих в Москве насчитывалось около 5800. В центральном округе очередников на получение жилья вообще отстранили и предложили квартиры только ветеранам (“Сегодня”, 15.02.95). Неумная политика тем самым столкнула разные социальные слои.

Очень уж винить Лужкова в безобразном отношении к ветеранам и героической истории нашей Родины вряд ли возможно. Это отношение насаждает ельцинизм, его дух и смысл, а Лужков — лишь послушный исполнитель. Опошление нашей Победы — вот стиль ельцинистов.

Приведем лишь один пример появления на отечественном телеэкране фильма “Я — русский солдат” — бездарной поделки, подделки под правду. Быть может, этот фильм можно было бы рассматривать в качестве контраста действительно замечательным фильмам, снятым в прошлые годы. Но тут выявилось и другое — переполненный фальшивыми кровавыми сценами фильм несколько раз перемежался рекламой с благостными физиономиями, предлагавшими зрителям гигиенические средства. Это вполне демократически.

Так же демократически понимает Лужков свою принадлежность к русским патриотам. В свое время московский мэр выступил с гневным осуждением антирусской политики прибалтийских республик. Но уже летом 1994 года он отправляется в Вильнюс для подписания договора об экономическом и торговом сотрудничестве, оказывая русофобской власти большую услугу, ибо таможенные пошлины делали продукцию экономики Литвы неконкурентоспособной (РВ 12.08.94).

Лужкова принято считать патриотом только потому, что он оказывал помощь Черноморскому Флоту и требовал возвращения Севастополя России. Но, как известно, толку от всего этого было — чуть. Только растравливались украинские шовинисты. Ельцин не раз объявлял, что Севастополь — территория Украины, а Лужков не раз объявлял о безусловной поддержке Ельцина. Когда Лужков попытался предотвратить ратификацию договора с Украиной, то своим провалом он нанес особый вред. До вмешательства Лужкова Договор можно было трактовать как угодно, после провала миссии Лужкова Совет Федерации, ратифицируя Договор, фактически дал ему трактовку: Россия на Севастополь не претендует.