Глубже - Родерик Гордон

Чувствую, что пришло время двигаться дальше. Мне кажется, копролиты…

Доктор помедлил, раздумывая, следует ли ему воспользоваться названием, которое он сам придумал для этого народа — при условии, что они являлись видом, отличным от Homo Sapiens, в чем он пока был не уверен. «Homo Caves», — произнес доктор, а затем покачал головой, решив пока его не употреблять. Не стоило путать понятия, пока он не приведет в порядок все факты. Он вновь взялся за карандаш.

Мне кажется, копролиты пытаются дать мне понять, что я должен уйти, хоть мне и неясно, почему. Не думаю, что это как-то связано со мной лично или, точнее говоря, с какими-то моими действиями. Могу ошибаться, но я уверен, что атмосфера в лагере полностью изменилась. За последние сутки здесь было больше движения, чем я наблюдал за два предыдущих месяца вместе взятые. Если прибавить сюда дополнительные запасы пищи, которые, как я видел, они заготавливают, и запрет женщинам и детям выходить за пределы поселения, то, кажется, они готовятся к осаде. Конечно, возможно, это лишь меры предосторожности, к которым они прибегают время от времени, но мне кажется, вскоре что-то должно произойти.

А потому, видимо, пришло время продолжить мое путешествие. Я буду очень по ним скучать. Они приняли меня в свое доброе, незлобивое общество, где, судя по всему, им друг с другом очень комфортно, и что самое странное — им хорошо и со мной. Возможно, это потому, что я не являюсь ни колонистом, ни стигийцем и они понимают, что я не угрожаю ни им, ни их детям.

Особенно меня поражают их чада — такие игривые и, даже можно сказать, склонные к приключениям. Мне постоянно приходится напоминать себе, что они просто молоды и вовсе не являются отдельным от своих родителей видом.

Доктор Берроуз прекратил насвистывать и усмехнулся, припомнив, как поначалу взрослые не желали даже отвечать на его взгляд, когда он пытался наладить с ними контакт. Они отводили в сторону маленькие серые глазки, всем видом выражая неуклюжую покорность. Его темперамент так сильно отличался от темперамента этого невзыскательного народа, что порой доктор воображал себя героем вестерна, одиноким стрелком, прискакавшим из прерии в город запуганных фермеров, шахтеров или кого-нибудь еще. Для них доктор Берроуз был всесильным, всепобеждающим героем, настоящим мужчиной. Ха-ха! Это он-то!

— Эй, продолжай, наконец, — напомнил он самому себе и начал писать дальше:

В целом, это очень кроткий, добрый и удивительно скрытный народ, и я не могу похвастаться, что близко узнал их. Быть может, в конце концов кроткие и в самом деле унаследовали землю.

Я никогда не забуду, какое милосердие они проявили, когда спасли мне жизнь. Я уже писал об этом, но теперь, собираясь уходить отсюда, очень много об этом размышляю.

Доктор Берроуз остановился и посмотрел вверх, уставившись перед собой, с таким выражением лица, будто пытается что-то вспомнить, но уже позабыл, зачем ему вообще надо было об этом вспоминать.

Затем он пролистал страницы журнала назад, пока не дошел до первой записи, сделанной сразу после попадания в Глубокие Пещеры, и прочел ее про себя.

Колонисты были весьма недружелюбны и молчаливы, когда увели меня очень далеко от Вагонетного поезда и проводили внутрь туннеля, который назвали лавовой трубой. Они сказали, чтобы я шел по ней к Великой Равнине — мол, то, что я хочу увидеть, встретится на пути. Когда я попытался задать им несколько вопросов, они повели себя очень враждебно.

Я не собирался с ними спорить и потому сделал то, что мне велели. Я пошел в сторону от них, поначалу очень быстрым шагом, но затем, когда вышел из их поля зрения, остановился. Я не был уверен, что иду в правильном направлении. Я подозревал, что они хотели, чтобы я запутался в лабиринте туннелей, поэтому вернулся назад и…

Здесь доктор Берроуз вновь прищелкнул языком и покачал головой.

…пытаясь найти дорогу, потерялся окончательно.

Доктор резко перевернул страницу, словно все еще был недоволен собой, а затем просмотрел описание обнаруженного им пустого дома с окружавшими его хижинами.

Он пропустил эту запись, словно она особо его не интересовала, открыв захватанную, грязную страницу. Здесь его почерк, и в лучшие времена не слишком разборчивый, казался даже хуже обычного, и второпях написанные предложения пересекали бумагу под самыми разными углами, словно в тетради не существовало разлинованных строк. Кое-где одни предложения были написаны прямо поверх других, скрещиваясь и перепутываясь, как горка бирюлек. В конце трех страниц подряд огромными, все более кривыми и косыми буквами значилось: Я ЗАБЛУДИЛСЯ.

— Да, непорядок, — укорил себя доктор Берроуз. — Но я был не в лучшем состоянии.

Затем его внимание привлек один абзац записи, и доктор прочел его вслух:

Не могу точно сказать, как долго я бродил по мешанине туннелей. Порой я терял всякую надежду и начинал мысленно принимать тот факт, что, возможно, мне никогда из них не выбраться, но теперь я знаю, что оно того стоило…

Сразу под этими словами красовался гордый подзаголовок: КАМЕННЫЙ КРУГ. На следующих страницах друг за другом шли наброски камней, составлявших подземный монумент, на который наткнулся доктор Берроуз. Он не только обозначил местоположение и форму каждого камня, но и тщательнейшим образом зарисовал в кругах на углу страниц (как обозначают увеличенные фрагменты) символы и странные надписи, вырезанные на их поверхности. Найдя древние письмена, доктор заметно воодушевился, несмотря на все усиливавшиеся голод и жажду. Поскольку он не знал, насколько ему придется растянуть свои припасы, он каждый день заставлял себя пить и есть как можно меньше.

Когда доктор разглядывал эти страницы, на его лице появилась самодовольная улыбка — он наслаждался плодами своего труда.

— Отлично, просто отлично.

Перейдя к следующей странице, он остановился, раскрыв губы в немом «О-о-о!», когда прочитал заголовок.

Ниже было написано несколько строк:

Я думал, мне крупно повезло, когда нашел Каменный круг. Я и не знал, что мне предстоит обнаружить нечто, с моей точки зрения, столь же или даже более важное. Пещеры были доверху заполнены табличками, десятками табличек, и на всех имелись надписи, отчасти похожие на те, что вырезаны на менгирах круга.

Далее следовали десятки страниц с изображениями табличек с мастерски зарисованными письменами, которые были на них вырезаны — каждая буква была тщательно скопирована. Но по мере того как доктор пролистывал страницы, наброски становились все менее аккуратными, и под конец казалось, что их рисовал ребенок.