Большая игра на понижение: Тайные пружины финансовой катастрофы - Майкл Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут пришли новости. Айсман уже давно выписывал Grant’s Interest Rate Observer — информационный бюллетень, пользовавшийся популярностью на Уолл-стрит, но неизвестный за ее пределами. Его редактор Джим Грант предрекал катастрофу еще с начала долгового цикла в середине 1980-х годов. В конце 2006 года Грант решил вплотную заняться изучением этого непонятного изобретения Уолл-стрит, известного как CDO. А точнее, он поручил разобраться с ним своему молодому помощнику Дэну Гертнеру, инженеру-химику со степенью MBA. Гертнер зарылся в документы, представлявшие CDO потенциальным инвесторам, плюясь и страдая. «Через некоторое время он пришел ко мне и пожаловался: “Не могу понять, что это за штука”. А я решил: “Получится отличная статья”».
Сколько Гертнер ни копал, он так и не добрался до того, что лежало в основе CDO. По мнению Джима Гранта, этого не удалось сделать ни одному инвестору. Это подтверждало то, что Грант и так уже знал: слишком многие принимают на веру финансовую отчетность. В начале 2007 года Грант написал серию статей, утверждая, что рейтинговые агентства уже давно не исполняют свою прямую обязанность, что они присваивают рейтинги CDO, не имея ни малейшего понятия об их реальном составе. Одна статья начиналась такими словами: «Читатели увидят, как ворох ипотечных бумаг неинвестиционного уровня перекомпоновывается и превращается в CDO. И удивятся тому, как этот таинственный процесс улучшает кредитный рейтинг таких бумаг.» Гранта и его преданного помощника вызвали на ковер в S&P. «Нам практически приказали явиться в агентство, где заявили: “Вы, ребята, ничего не понимаете”, — говорит Гертнер. — В статьях Джим употребил слово “алхимия”, и оно им не очень понравилось».
Всего несколькими милями севернее офиса Гранта на Уоллстрит один менеджер фонда акций с пессимистическим взглядом на жизнь силился понять, почему другие не сомневаются в действиях рынка облигаций и в его маловразумительных творениях. В статье Джима Гранта Айсман нашел независимое подтверждение своей теории финансового мира. «Я прочел статью и подумал: “Боже мой, это ведь все равно что владеть золотым рудником!” Я был единственным в мире акций, кто от чтения этого материала практически испытал оргазм»
Глава 8
Затянувшееся затишье
В тот самый день, когда Стив Айсман стал первым, кто испытал почти сексуальное удовольствие от исследования в Grant’s Interest Rate Observer, д-р Майкл Бэрри получил от своего финансового директора копию этой же статьи вместе с шутливой припиской: «Майк, ты что, подрабатываешь в Grant’s?»
«Да нет», — ответил Бэрри, не особенно обрадовавшись тому, что кто-то разделяет его взгляды. — Странно только, что Grant’s не связался с нами.» Живя в мире финансов, он держался в стороне от него, словно находился по другую сторону оконного стекла и не мог заставить себя постучаться. Он первым, еще в начале 2003 года, заметил неладное в американской финансовой системе: расширение кредитования за счет использования финансовых инструментов. Мудреные финансовые продукты изобретались с единственной целью — кредитовать людей, которые никогда не смогут вернуть деньги. «Я абсолютно уверен в том, что финальным актом этой пьесы станет кризис финансовых институтов, которые творят такие глупости, — писал он в апреле 2003 года своему приятелю, которого удивляла мрачность квартальных писем, адресованных инвесторам Scion Capital. — У меня есть дело. Зарабатывать деньги для моих клиентов. Точка. Но как же погано на душе, когда ты делаешь ставки, которые должны принести колоссальную прибыль в случае трагедии». Весной 2005 года он раньше других инвесторов разглядел грядущую трагедию и прямо поставил на понижение низкокачественных ипотечных облигаций.
Теперь, в феврале 2007 года, дефолты по низкокачественным кредитам достигли рекордных уровней, финансовые институты зашатались, но никто не помнил, что Бэрри говорил и делал до этого. А он просил инвесторов набраться терпения — ведь вложения могут окупиться, только когда истечет срок действия завлекающих ставок по ипотечным кредитам 2005 года. Инвесторы ждать не желали. Многие не доверяли Бэрри, а он, в свою очередь, считал, что они его предали. С самого начала он знал финал, но промежуточных этапов представить не мог. «Тогда мне хотелось заснуть и проснуться в 2007 году», — говорит Бэрри. Чтобы сохранить ставки против низкокачественных ипотечных облигаций, ему пришлось уволить половину и без того маленького штата и ликвидировать миллиардные ставки против компаний, наиболее тесно связанных с рынком низкокачественных ипотечных кредитов. Сейчас он был как никогда одинок. Единственное, что изменилось, — это его видение причин происходящего.
Незадолго до этого жена притащила Бэрри на прием к психологу Стэнфордского университета. Воспитательница детского сада обратила внимание на отклонения в поведении их четырехлетнего сына Николаса и посоветовала родителям показать ребенка врачу. Николас не спал во время тихого часа и засыпал, когда воспитательница что-нибудь рассказывала. Его психологическая деятельность была «очень активной». Майкл Бэрри подавил в себе раздражение. В конце концов, он и сам был врачом и понимал, что воспитательница намекает на незамеченный им синдром дефицита внимания. «В ординатуре я работал с людьми, страдавшими дефицитом внимания и гиперактивностью, и всегда считал, что этим диагнозом злоупотребляют, — говорит он. — Это такой “спасительный” диагноз для родителей, которым нужно медицинское обоснование, чтобы напичкать ребенка лекарствами или чтобы оправдать его дурное поведение». Бэрри подозревал, что его сын отличается от других детей, но отличается в хорошую сторону. «Он задает массу вопросов, — рассказывает Бэрри. — Я всегда поощрял его любознательность, поскольку сам в детстве засыпал всех вопросами и ужасно расстраивался, когда мне затыкали рот». Он стал внимательнее наблюдать за сыном и заметил, что мальчику, несмотря на умственные способности, трудно общаться с окружающими. «Любые попытки сближения с его стороны почему-то отталкивали от него детей, хотя он не делал им ничего дурного». Бэрри вернулся домой и сказал жене: «Не переживай! Он нормальный ребенок!»
Бросив на него удивленный взгляд, жена поинтересовалась: «Откуда ты знаешь?»
На что д-р Майкл Бэрри ответил: «Он моя копия! В детстве я был таким же».
Заявления в несколько детских садов вернулись с отказом без всяких объяснений. Сдавшись под напором родителей, директор одного из садиков сказал Бэрри, что у его сына проблемы с мелкой и крупной моторикой. «Он очень плохо справлялся с ножницами и карандашами, — поясняет Бэрри. — Ну подумаешь. Я до сих пор рисую, как четырехлетний ребенок, и терпеть не могу манипуляции с ножницами». Но чтобы успокоить жену, он согласился протестировать сына. «Тест просто докажет, что он умный ребенок, этакий “рассеянный гений”».
По результатам тестов, проведенных детским психологом, мальчику был поставлен диагноз — синдром Аспергера. Классический случай, сказала психолог и порекомендовала отдать Николаса в специальную школу. Д-р Майкл Бэрри не знал что и думать: у него сохранились довольно смутные воспоминания об этом синдроме со времен учебы в медицинском. Жена вручила ему стопку книг об аутизме и смежных расстройствах. Сверху лежали книги психолога Тони Аттвуда «Полное описание синдрома Аспергера» и «Синдром Аспергера: руководство для родителей и специалистов».
«Выраженное нарушение невербального общения, например визуального контакта.»
Есть.
«Неспособность общения со сверстниками.»
Есть.
«Отсутствие спонтанного желания разделить с окружающими радость, успехи или интересы.»
Есть. «Трудности в интерпретировании социальных/ эмоциональных сигналов.»
Есть.
«Трудности с выражением эмоций или нарушение механизма, сдерживающего проявление гнева.»
Есть.
«.Увлеченность компьютерами объясняется тем, что с ними не нужно разговаривать и общаться, к тому же они логичны, последовательны и не склонны к смене настроения. Именно поэтому компьютеры являются идеальным объектом интереса для людей с синдромом Аспергера.»
Есть.
«У многих людей имеется хобби. Разница между нормальным проявлением и эксцентричностью, характерной для синдрома Аспергера, заключается в том, что своим увлечениям человек предается в уединении, посвящает им практически все время и постоянно о них говорит».
Есть. есть. есть.
Прочтя несколько страниц, Майкл Бэрри осознал, что читает не про сына, а про самого себя. «Много ли найдется людей, которые, открыв книгу, находят в ней инструкцию с объяснением многого в своей жизни? — говорит он. — Отвратительно читать о том, кто ты есть. Мне казалось, я не такой, как остальные, но книга говорила, что я в действительности такой же, как и другие. У нас с женой — типичной парой с синдромом Аспергера — родился сын с синдромом Аспергера». Стеклянный глаз потерял свое значение как причина; удивительно, что его вообще удавалось считать причиной. Разве мог стеклянный глаз объяснить патологический страх пловца перед глубиной — страх перед тем, что таится под толщей воды? Разве мог он объяснить детскую страсть к стирке денежных купюр? Маленький Майкл мыл долларовые купюры, вытирал их полотенцем, а затем складывал между страницами книги и прижимал сверху стопкой книг. И все это для того, чтобы иметь «новые» деньги. «В одно мгновение я превратился в карикатуру, — говорит Бэрри. — Я всегда отличался феноменальным умением сосредотачиваться и очень быстро усваивать материал. И мне казалось, это моя индивидуальная особенность. И вот выясняется, что это типичное качество многих людей с синдромом Аспергера. Теперь мои действия можно объяснить заболеванием».
