Para Bellum - Геннадий Хазанов

– Сергей Петрович, – глуховатый голос вождя резанул по сердцу. Показалось вдруг, будто Хозяин не только мог слышать пьяный разговор в этой квартире, но и понял все намёки Лося. – Надеюсь, я не разбудил?

– Никак нет, Иосиф Виссарионович. Отмечаем с друзьями новоселье и новые назначения.

– Святое дело, – иронически сказала трубка, – только не злоупотребляйте. Я хочу пригласить вас завтра на небольшой приём. Не будет никаких государственных деятелей, чиновников, командиров производства. Надоели своим занудством. Соберутся культурные люди: артисты, режиссёры, писатели. Обещали, что будет даже Любовь Петровна Орлова. Ещё журналисты, поэты. Словом, люди свободных профессий. Есть постановление кое-кого из них наградить. А кого не наградят – получат новый стимул к этому стремиться. Не возражаете?

– С удовольствием, товарищ Сталин, – искренне произнёс Марков.

– Замечательно, – слышно было, что собеседник улыбнулся. – Да, желательно, чтобы приглашённые были с жёнами или… другими дамами. У вас есть подходящая? Если ещё нет – я распоряжусь, подберут… Одним словом, завтра вам на квартиру завезут пригласительный билет.

После телефонного разговора веселье как-то скукожилось. Лось старательно разливал спиртное, Марков натужно шутил, Люсечка прилежно смеялась каждой остроте. Но дух доброй пьянки улетел из казённой квартиры, как здравомыслие покидает голову дурака.

Когда гости прощались с хозяином, Люсечка сказала:

– Теперь вы просто обязаны нанести нам ответный визит. И как можно скорее. А я обещаю устроить дорогому гостю сюрприз. – И, лукаво усмехнувшись, добавила: – Приятный.

Против ожиданий, Марков проснулся рано, в шесть утра, всего на час после лагерной побудки, и почти не страдая от похмелья. То есть, во рту конечно, сухость, и голова не то чтобы болела, но была ощутимо тяжеловата.

Сергей был ещё достаточно молод и здоров, чтобы позволить себе варварские методы борьбы с состоянием, которое главные потенциальные противники – немцы – называли и по сей день называют «катцен ямер», – кошачий визг. Он приседал и отжимался до горячего пота, не обращая внимания на справедливое возмущение организма: полночи хозяин вливал в организм всякую отраву, а с утра устраивает марш-бросок по казённой квартире, но с полной боевой выкладкой.

Марков уже с удовольствием повторял хитрые упражнения. Лось вычитал их в каком-то самоучителе по борьбе кемпо. Друзья Владимира ещё по военному училищу ухитрились найти переводчика для этого японского трактата. В предисловии утверждалось, будто пособие средневековое и оно знакомит с приёмами, которые делают человека непобедимым. Правда, следовало ежедневно самосовершенствоваться и физически, и духовно. На это времени у Сергея не было даже до лагеря. А Лось, отзанимавшись несколько лет, втянулся. Он умудрялся выкраивать хотя бы по четверти часа даже в СТОНе, будь он вечно проклят.

Тем не менее иногда Марков получал и физическое, и интеллектуальное наслаждение, повторяя шаги с неожиданными поворотами, замысловатые удары руками и ногами, броски и падения. А для утренней зарядки лучше вообще ничего быть не могло.

К моменту, когда интендант Иванов позвонил в дверь, Марков был уже чисто выбрит, благоухал одеколоном «Шипр» и был готов «к труду и обороне», в данном случае – поездке к портному. В штаб сегодня не нужно – дела он уже успел принять, а график по должности имел почти свободный, главное – находиться на месте после восемнадцати и пока Сталин не удалится ко сну. А сегодня и этого не требовалось, сегодня – приём! На подобных мероприятиях ему ещё бывать не приходилось.

И парадная, и два комплекта повседневной формы были полностью готовы. Мастер проводил клиента в примерочную, а сам склонился над очередным отрезом. Когда генерал снова вышел в зал, Пинкус Мордехаевич поднял голову и рассеянно спросил:

– Товарищ генерал-полковник, а где этот?

– Кто? – не понял Марков.

– Ну, тут перед вами заходил один… Вроде приличный парень, но совершенно по-жлобски одетый.

Марков недоумённо оглянулся по сторонам. А Кофман отдёрнул шторку примерочной, где на столике грудой лежало прежнее марковское обмундирование.

– Подождите, подождите, – хорошо разыгранное удивление сменилось плутовской ухмылкой, отчего нос чуть не коснулся подбородка. – Я же говорил вам, что хороший костюм может сделать чудо. И самого затрушенного босяка превратить в лорда. Если босяк, конечно, умеет себя держать…

Сергей поднял глаза на ближайшую из зеркальных стен. В молодом элегантном военном, обтянутом безупречным мундиром и брюками с лампасом, он не сразу узнал себя. То есть это был, конечно, он, но гораздо лучше, значительнее и даже умнее, чем повседневный Марков. Действительно, был еле-еле жлоб, лагерник, а стал вполне приличный человек, какого и на светский раут пустить не стыдно. Такой фамильное столовое серебро по карманам точно рассовывать не будет.

Пинкус Мордехаевич с гордостью следил за реакцией Маркова на собственное отражение. Сергей повернулся к портному и искренне произнёс:

– Спасибо, мастер.

– Не на чем, – ответил Копфман. – К такому костюму просто необходимы приличные сапоги. Так они стоят вон там, в углу.

Марков уселся в синий «ЗиС-101» (по чину полагался. А на «Линкольнах» и «Паккардах» ездили уже секретари ЦК и члены Политбюро), на переднее сиденье, как всегда любил, а Иванова отправил в салон, чтобы не надоедал. Уже неделя прошла, а Сергей всё не мог насмотреться на Москву глазами свободного, да теперь ещё и высокопоставленного человека.

В Москве начиналась весна. Солнце сияло с выцветшего за зиму неба, как лентяй в выходной. Сугробы на обочинах улиц начали темнеть и подтаивать с одного бока. С крыш капало, народ шёл не торопясь, подставляя лицо и бока разыгравшемуся светилу. Люди предвкушали грядущее тепло.

Сергей с удовольствием потянулся.

– Вас, полковник, куда подбросить? – он так называл Иванова для простоты, лень было каждый раз выговаривать – «товарищ военинтендант первого ранга». А тому – как маслом по сердцу.

Он высадил старательного интенданта на углу Воздвиженки, рядом с громадным зданием Военторга, потом доехал до Театральной площади и отпустил водителя.

– Я пройдусь пешочком, а ты езжай в гараж, машиной займись, в восемнадцать ноль-ноль у моего подъезда, как штык.

– Слушаюсь, товарищ генерал-полковник, – ответил сержант. Козырять, сидя за рулём, ему не полагалось, и он всё положенное почтение постарался передать голосом.

Марков медленно шагал по улицам, от которых успел отвыкнуть. Шёл куда глаза глядели, не обращая внимания на удивлённые взгляды столичных жителей: генерал-полковник, бредущий пешком, – зрелище не слишком привычное даже для центра Москвы.