Вампир — граф Дракула - Мария Корелли

Ренфильд лежал на полу в огромной луже крови. Нагнувшись, чтобы поднять его, я понял, что он смертельно ранен. Лицо несчастного было обезображено, голова разбита. Фельдшер, помогавший мне, не мог прийти в себя от удивления.

— У него, кажется, и спина сломана, — сказал он. — Не могу понять, как он мог одновременно расколотить себе голову и сломать спину?

— Бегите скорее за профессором, — приказал я. Фельдшер быстро удалился и вернулся с фон Гельсингом. Увидев окровавленного Ренфильда на полу, он сразу все понял и сделал знак, чтобы я удалил фельдшера.

— Я думаю, Смит, — обратился я к нему, — вам следует продолжить обход. Мы с профессором в случае нужды позовем вас.

Фельдшер ушел, и мы осмотрели Ренфильда. Раны на лице оказались поверхностными, но череп и позвоночник были повреждены настолько сильно, что несчастному оставалось несколько часов жизни.

Раздался стук в дверь, вошли Артур с Морисом. Узнав от Смита об ужасном происшествии, они поспешили сюда, чтобы предложить свою помощь. Я сказал им, что спасти Ренфильда невозможно.

Мы перенесли беднягу на кровать, и я сделал ему укол. Теперь оставалось только ждать, когда он придет в себя. Дыхание Ренфильда постепенно становилось ровнее. Наконец он открыл глаза. На лице его мелькнуло выражение какого-то тупого ужаса, но, увидев меня, Ренфильд успокоился.

— Какой ужасный сон! — прошептал он. — Я так слаб, что двинуться не могу. Что с моим лицом? Оно, кажется, распухло и очень болит.

Малейшее движение причиняло несчастному столь сильные страдания, что я посоветовал ему не двигаться.

— Расскажите нам ваш сон, Ренфильд, — попросил фон Гельсинг.

— У меня пересохло во рту! Дайте воды! Я видел…

Голова его бессильно откинулась.

— Скорей принесите коньяку, — обратился я к Морису. Он стрелой вылетел из комнаты и вернулся с графинчиком в руках. Я смочил губы Ренфильда.

Приоткрыв глаза и глядя на меня с выражением бесконечного отчаяния, забыть которое я не могу, он сказал:

— Я обманывать себя не хочу… Это был не сон… — и вдруг закричал: — Доктор, помогите, я умираю!

Я сделал еще один укол. Немного успокоившись, Ренфильд зашептал:

— Я должен сообщить вам все перед смертью… Помните ту ночь, когда я умолял вас отпустить меня? Тогда я не мог всего объяснить… Какая-то сила удерживала меня, хотя я был в здравом уме, как теперь. Я помню, что пребывал в отчаянии еще долго после вашего ухода. В конце концов я успокоился… Издалека доносился лай собак, но не в том направлении, где находился он…

При этих словах фон Гельсинг схватил меня за руку. Другого признака волнения он не проявлял, только тихо шепнул умирающему:

— Продолжайте.

— Он подошел к окну, окутанному туманом. Я видел его уже не раз, но в тот вечер это был не призрак, а человек с красными злобными глазами. Он улыбался, и улыбка обнажала его белые и острые, как у хищника, зубы. Я не хотел предлагать ему войти, хотя знал, что он этого страстно и давно желает. Он начал уговаривать меня, приводя такие доводы, что…

— Какие доводы? — не выдержал профессор.

— Он говорил, что посылал мне мух, толстых жирных мух и пауков, которых я съедал живьем. Он шептал мне: «Одним мановением руки я могу призвать сюда крыс, собак и кошек, поглощающих крыс, и все это для вас одного! Подумайте! Я предлагаю вам существ, кровью которых вы можете продлить себе жизнь, их теплой, алой кровью!» Я засмеялся, так как хотел проверить, действительно ли он способен исполнить то, что говорит. Он молча поднял руки, и трава в саду покрылась миллионами крыс с красными глазами, как у него. Он повелительно махнул рукой… Крысы замерли, словно окоченели… Перед моими глазами мелькнуло какое-то огненное облако и, еле сознавая, что говорю, я прошептал: «Войдите, хозяин и учитель». Крысы исчезли, и он вошел, проскользнув через узкую щель окна…

Голос Ренфильда ослаб. Я снова смочил его губы коньяком.

— Весь следующий день я ждал его, — продолжал Ренфильд, — но он не приходил и не прислал мне ни одной несчастной мухи! Было уже поздно, когда он явился, проскользнув, как и накануне, через щель окна. Его бледное лицо светилось торжеством. Мне показалось, что в ту же минуту в дверях моей комнаты появилась миссис Гаркер…

Я вздрогнул и удивленно посмотрел на Ренфильда, но решил пока ни о чем не спрашивать его.

— Сегодня, когда миссис Гаркер зашла ко мне, она уже была совсем другой. Внезапная перемена произошла в ней, — голос Ренфильда слабел. — Я вообще не люблю бледных людей… У нее был удивительный цвет лица, которым я любовался, но сегодня, казалось, она потеряла весь свой румянец. Когда миссис Гаркер ушла, я задумался над этим и понял, что он высосал у нее кровь! Эта мысль привела меня в бешенство, и когда он вечером явился, я набросился на него. Между нами завязалась отчаянная борьба. Поддерживаемый желанием спасти миссис Гаркер, я был убежден, что убью его. Но его огненные глаза впились в меня, я почувствовал, что слабею, и погрузился в какое-то красное вязкое месиво. Он исчез… Лишь бледное облачко тумана висело над дверью… Я услышал отдаленный гром…

Мы с трудом расслышали последние слова. Глубоко вздохнув, Ренфильд скончался.

Фон Гельсинг сидел нахмурившись.

— Итак, — сказал он, — вампир здесь, и намерения его известны. Пожалуй, мы еще успеем. Времени терять нельзя, пошли! Только вооружитесь, как позавчера.

Мы бросились в свои комнаты. Профессор поджидал нас в коридоре, он был уже готов и посоветовал больше не расставаться с необходимыми для нас предметами, так как нельзя предвидеть, когда и где они понадобятся.

Дойдя до дверей комнат Гаркеров, Морис остановился.

— Может быть, лучше не входить? Мы, пожалуй, напрасно испугаем их, — произнес он нерешительно.

— Колебаться нельзя! — воскликнул фон Гельсинг. — Дело идет о жизни миссис Минны. Мы должны войти, даже если придется взломать дверь!

С этими словами он решительно повернул ручку. Дверь была заперта. Мы налегли на нее из всех сил — она поддалась и распахнулась. Фон Гельсинг, не удержав равновесия, упал, но я до такой степени был поражен ужасным зрелищем, что не сразу обратил на это внимание. Волосы встали у меня дыбом, руки похолодели, сердце замерло…

Комната была озарена лунным светом. На постели крепко спал Андрей Гаркер. Дверь в смежную комнату была раскрыта, и там, у кровати, стояла на коленях миссис Минна. Рядом с ней был какой-то человек, высокий, худой, в темной одежде. Лица я различить не мог, но, без сомнения, перед нами был граф Дракула. Левой рукой он крепко обнимал жену Гаркера, а правой прижимал ее голову к своей оголенной груди. На белой рубашке миссис Минны виднелись кровавые пятна, по груди вампира стекала струйка крови… Дракула заставлял несчастную женщину сосать свою кровь!